есть сцена, которая происходит в саду, — вы можете фигуры поставить на
фоне березовой рощи.
Таким образом, то, что я сейчас даю, ваше внимание обращаю на
природу, это есть то самое, что делают беллетристы, когда они пишут
романы, повести или рассказы, они природу для себя приспособляют. И вот
в этом искусстве — приспособлять для себя природу — можно дойти до
своеобразного сумасшествия. Пример такого своеобразного сумасшествия
мы находим в романе Стриндберга «В шхерах», в котором есть одно
действующее лицо, которое, будучи влюбленным в одну особу, хочет создать
для своей возлюбленной иллюзию античной природы на севере. И что же
он делает? В один прекрасный день он отправляется на остров, на котором
камни так расположены, что при определенном освещении, скажем, когда
восходит луна, тени так бросаются, так располагаются отдельные части
409
природы, что стоит только немножко этой природой заняться, чтобы
создать иллюзию какого-нибудь острова в Эгейском море; и когда он стал
себя проверять, когда стал приезжать в определенные часы, он увидел, что
не хватает чего-то такого, что нужно еще изменить. Тогда он берет кирку,
берет молоток, словом, все те инструменты, которыми при такой работе
пользуются, и начинает тесать камни, отрывать те из частей, которые ему
мешают, то есть которые наиболее ему напоминают северную природу.
Значит, в расположении камней севера есть что-то такое, что отличает их
от расположения камней южных. И вот он этим упорно занимается.
Но этого мало, он видит, что хотя луна и проливает хорошо свет на эти
камни, они все-таки напоминают север, потому что тени на севере не
совсем такие, как тени на юге. Тогда он берет краску и начинает эти камни
в тех местах, где на них ложится тень, окрашивать, и когда он добивается
полной иллюзии, он привозит свою возлюбленную в определенный час
и показывает ей кусок античной природы. Вы понимаете меня? В
сущности говоря, это то, что проделал этот молодой человек, он проделал все то,
что надлежит сделать нам, когда мы решили разыграть наше
представление в природе.
Туда не надо натаскивать. Ведь я знаю, как строятся упрощенные
постановки. Это строят люди кабинетные. Эти походные сцены строят
люди, которые не понимают значения природы как таковой, они
придумывают — вот можно так построить, можно так приладить. Это ни к чему,
потому что это, построенное где-то независимо от природы, ни в какой мере
не может сочетаться с природой. Это можно сравнить с грузовым
автомобилем. Да, его безусловно можно приспособить к сцене, но где?
Представьте себе грузовой автомобиль на фоне великолепной природы. Все,
что можно с ним сделать, это въехать во двор, потому что действительно
условия городского двора таковы, что это просто колодец, и в этом
колодце такой грузовой автомобиль будет согласовываться с условиями этой
площади. Но как раздражает, как волнует вид застрявшего автомобиля
где-нибудь на поляне, засеянной рожью, часто на таких дорогах
приходится видеть сломанный автомобиль, нам смешно его видеть в подобной
обстановке, застрявшим в деревенской природе, или когда мы видим
аэроплан, упавший на гряды с картофелем. Он кажется смешным, потому что
вся культура деревенская с культурой городской не сочетается, потому
что условия городской культуры совсем иные, чем условия культуры
деревенской. Условия городской культуры таковы, что здесь железо и
камень устроили соревнование. Как раз в деревне нет ни железа, ни камня,
там совсем другой материал. И вот в силу этого обстоятельства я
настаиваю, что построить походный спектакль, это значит прежде всего изучить
природу. В этой природе можно построить только такой театр, которого
требует данная природа, естественные условия, естественные взаимоотно-
410
шения, данные повороты какой-нибудь Уфимской, Саратовской или
Выборгской губернии.
Все эти условия изучить — значит уже знать, как построить театр,
потому что всякому актеру, всякому режиссеру, который говорит себе, что
ему нужно построить походный спектакль, ему нужно быть легким, как
каждый человек должен быть готов для похода, он должен знать, что у
него должен быть минимум приспособлений, потому что все
приспособления театральные уже даны. Достоевскому не нужно было строить какого-
нибудь особого места, куда ему нужно действующие лица привести. Он
знал, что ему стоит только с большим искусством описать петроградские
улицы для того, чтобы заставить Раскольникова по этим местам ходить,
и трагедия возникнет сама собою. Взаимоотношение фигуры
Раскольникова и того, что он выбрал именно Петроград, петроградскую природу,
петроградские архитектурные условия города, всю культуру данного
города, его ночи, его туманы, все это таково, что это и есть та самая
обстановка, в которой Раскольников производит свое преступление и понесет
свое наказание. Вот, так сказать, условия, о которых я говорю и которые я
особенно подчеркиваю: человек прежде всего должен говорить о себе, он
должен говорить о воле моей, и потом вообще о свободной природе,
которая со мною вместе будет сочетаться. Я буду ее ломать и приспособлять
для себя, и нет такого места, где не мог бы возникнуть театр с теми
условиями, которые уже даны, и с теми элементами, которые уже за данной
природой имеются.
Я мое введение сделал слишком длинным. Мне хотелось бы в
следующий раз наши занятия обратить в беседы, и притом беседы такого
свойства: я задам определенную тему. Тема простая — каждый из вас
обязан описать ту природу, которую он наиболее близко знает.
Например, уроженец Пензенской губернии (кстати, он будет моим земляком)
расскажет мне ту природу, которую он хорошо знает, в которой он
родился, и, рассказывая эту природу, он будет подчеркивать места,
наиболее удобные для постановки данных спектаклей. Причем он должен
сказать — почему они удобные и почему неудобные. Затем новый вопрос:
какие элементы нужны для того, чтобы устроить декорации, то есть
каковы эти элементы.
Я могу показать это вам на опыте. Мы пойдем в любой зал, в любое
помещение, зайдем в какую-нибудь кладовую и вытащим те предметы из
кладовой, которые нам нужны для спектакля, потому что нет такого места, нет
такого угла, где бы не было элементов для того, чтобы спектакль состоялся.
И вот таким образом беседуя, мы попробуем, так сказать, записать целый
ряд декораций, которые, в сущности говоря, уже существуют, но которые
только не существуют потому, что на них никто не обращал внимания.
Разрешите на этом закончить сегодняшнюю лекцию.
411
ВТОРАЯ БЕСЕДА
В ШКОЛЕ АКТЕРСКОГО МАСТЕРСТВА
Походный театр
20 марта 1919 г.
Мейерхольд. Товарищи, подумали ли вы относительно той темы,
которую я вам предложил в прошлый раз?
Г о л о с . У меня ничего не вышло: ничего не мог придумать.
Тов. Гребешер. Я, например, представил себе такую картину:
солнечное утро на берегу реки Волги. С одной стороны раскинулся Нижний
Новгород, освещенный лучами солнца. Отблеск воды и тихое движение
пароходов. Просыпается народ, высыпает на улицу по делам. Другая
сторона: берег реки Волги, лес, окутанный зеленью кругом. В некоторых местах
реки, также тихо колыхаясь, по воде плывут рыбаки. Далее, я вижу,
подходит пароход, тихо, плавно, к пристани. С парохода выходят постепенно
пассажиры, которые спешат по своим делам, кто на вокзал и т.п.
Мейерхольд. Картина, которую нарисовал сейчас пред нами наш
товарищ, сделается нам понятной с точки зрения нашего задания, если бы
мы сейчас, например, имели возможность взять в руки «Грозу»
Островского и открыть первый акт. Когда мы читаем ремарку автора, то там как раз
нужно воспроизвести на сцене такое место реки Волги, которое бы
служило интересным фоном для той драмы, которая на этом фоне будет
разыгрываться. В сущности говоря, то, что рассказал нам товарищ, есть
описание той самой декорации, которая нужна для первого акта «Грозы». В его
рассказе только есть некоторые детали, которые относятся к
современности, так, например, те пароходы, которые он себе представляет, есть
современное явление, действие же в «Грозе» происходит приблизительно
в 40-50-е годы XIX века. Хотя в «Грозе» упоминается определенный
город, но для нас не обязательно именно воспроизводить его, потому что тут
дело вовсе не в том городе, который указывается, а дело в тех нравах,
которые царили в городе на берегу реки Волги. То место вашего рассказа,
где вы смотрите на город, а также описание леса, находящегося по ту
сторону реки, есть как раз то место бульвара, который нужен в «Грозе». Так
что подход товарища к манере описания, по-моему, сделан совершенно
правильно. Значит, остается только взять в руки карандаш и попробовать
эту постановку заносить на бумагу в виде ли определенного эскиза,
определенного рисунка или определенного чертежа, на котором будет уже
селиться действие.
Нет ли еще среди вас, товарищи, лиц, которые пожелали бы поделиться
своими впечатлениями? Может быть, кто-нибудь из вас написал? (Молча-
ние.) В чем же дело?
Голос. Нам было некогда, мы были заняты постановкой своей пьесы.
412
М е й е р х о л ь д. Ах да, верно. Я слышал, что спектакль ваш удался.
Голос. Да, сравнительно хорошо прошел.
Мейерхольд. Когда вы будете ставить этот спектакль
Театральному отделу?
Голос. Вероятно, в ближайшее воскресенье часов в семь вечера.
Мейерхольд. Ну, тогда я еще немножко побеседую на эту тему.
В прошлый раз я говорил, что, в сущности, походный театр для меня
не существует в том смысле, как это принято называть, то есть для меня