Формирование практических методов герменевтики началось с поисков эмпирических правил истолкования и понимания текстов самого различного содержания. В зависимости от особенностей этого содержания выявлялись и специфические правила их истолкования. Так возникала прежде всего филологическая герменевтика изучающая особенности, связанные в основном с переводом текстов античной художественной литературы.
В средние века значительное развитие получила библейская экзегетика, занимавшаяся истолкованием текстов Священного писания.
Позднее возникла юридическая герменевтика, которая разрабатывала правила интерпретации правовых документов.
Таким образом, в каждой из герменевтических школ разрабатывались свои правила истолкования и раскрытия смыслов текста, давались соответствующие рекомендации по их анализу, накапливался и обобщался опыт по их интерпретации.
Большой вклад внесли в герменевтику немецкие ученые – философы Ф. Шлегель (1772-1829) и Ф. Шлейермахер (1768-1834). Их заинтересовало «философия языка», прежде всего проблемы отражения объективно-прекрасного в художественной литературе, а также в искусстве и в различных фрагментах культуры.
Ф. Шлейермахер в 1819 году провозгласил программу создания герменевтики как общего «искусства понимания», которого до этого не существовало, хотя имелись специализированные герменевтики.
По его мнению, такое искусство должно быть одинаково применимо как для понимания текста Священного писания, так и художественных произведений, исторических хроник и юридических документов, текстов научных исследований. Если будут сформированы общие принципы понимания, тогда будут созданы предпосылки для построения общей герменевтики.
Новый подход Шлейермахера герменевтики существенно отличался от прежних: он ориентировался на живой диалог реально существующих людей, а не на простой анализ готовых текстов. Сам текст ученый предлагал рассматривать как специфический диалог между автором и его интерпретатором. В ходе такого диалога осуществляются два действия:
· говорящий (или автор текста) стремится выразить свои мысли с помощью предложений разговорного или письменного языка;
· слушатель (интерпретатор текста), наоборот, пытается истолковать и понять смысл слов и предложений устной и письменной речи.
Пользуясь современной терминологией теории информации, можно сказать, что если говорящий (или автор) занимается кодированием текста, то слушатель (интерпретатор) осуществляет его декодирование или расшифровку.
Сам процесс герменевтического понимания, по мнению Шлейермахера, осуществляется посредством двух взаимосвязанных и дополняющих друг друга интерпретаций:
· грамматической;
· психологической.
Грамматическая интерпретация происходит в сфере языка и достигается в соответствии с общими, независимыми от объектов правилами.
Психологическая интерпретация стремиться выявить индивидуальные особенности автора, текста, языка, и поэтому обращает внимание на события жизни, связанные с целью познания. Интерпретатор должен проникнуть в духовный мир автора идеи, произведения, исследования и т. п.
Такой реконструированный подход к пониманию начинается с готового текста или живой речи и завершается духовным воспроизведением их смысла, или значения. Текс или речь сами по себе образуют лишь основу для понимания и, следовательно, не составляют непосредственные задачи герменевтического исследования, которая в конечном итоге сводится к раскрытию их смысла и понимания.
Введя различия между словом и его смыслом, Шлейермахер заложил основу для построения общей герменевтики, служащей фундаментом для специализированных герменевтических дисциплин.
Настаивая на необходимости соотнесения текстов с психологическими и культурно историческими факторами их возникновения, он во многом способствовал появлению новой концепции герменевтики.
Такая концепция была выдвинута немецким философом Вильгельмом Дильтеем (1833-1911), который стал рассматривать герменевтику как методологическую основу для гуманитарных наук, которые ученый относил к наукам о человеческом духе.
В отличие от естествознания содержание гуманитарных исследований, по мнению Дильтея, составляют не факты природы, а объективированные выражения человеческого духа, мысли и чувств человека, его целей и мотивов.
Соответственно этому, для объяснения явлений природы используются каузальные, т. е. причинные законы, то для понимания действия людей их необходимо предварительно интерпретировать, или расшифровать.
Гуманитарное понимание существенно отличается от объяснения, поскольку оно всегда связанно с раскрытием смысла действия людей.
Работа над книгой «Жизнь Шлейермахера» Дильтей основательно усвоил методы текстуальной и исторической интерпретации герменевтики и предал им более общий, философский характер. Решающую роль в гуманитарных исследованиях по Дильтею, играет понимание. Он выдвинул философский тезис: «Природу мы объясняем, а человека мы понимаем».
Шлейермахер утверждает, что мышление и бытие соотносительны друг с другом. При этом существуют два способа соотнесения мышления с бытием. Во-первых, мышление может сообразовываться с бытием, как это происходит в научном или теоретическом знании. И бытие, соответствующее целокупности наших научных понятий и суждений, называется природой. Во-вторых, мышление может стремиться поставить бытие в соответствие с собой. Так обстоит дело в мышлении, лежащем в основании нашей моральной деятельности. Ибо в моральном действии мы стремимся к реализации наших этических идеалов и целей, пытаясь тем самым скорее приспособить бытие к нашим идеям, нежели наоборот. "Мышление, стремящееся к знанию, соотносит себя с бытием, которое оно предполагает; мышление, лежащее в основании наших действий, соотносится с бытием, которое должно возникнуть через нас" [1]. И целостность того, что выражается в действии, направляемом мышлением, называется духом.
Итак, по крайней мере на первый взгляд, перед нами дуализм. С одной стороны, имеется природа, с другой - дух. Но хотя дух и природа, мышление и бытие, субъект и объект суть раздельные и различные понятия для понятийного мышления, не способного стать выше всех различий и противоположностей, дуализм не абсолютен. Предельная реальность - это тождество духа и природы в Универсуме или Боге. Понятийное мышление не может постичь это тождество. Но его можно почувствовать. И это чувство Шлейермахер связывает с самосознанием. Конечно, это не рефлексивное самосознание, схватывающее тождество Я в различии его моментов или фаз. Но в основании рефлексивного самосознания лежит "непосредственное самосознание, равное чувству" [2]. Иначе говоря, существует фундаментальная непосредственность чувства, на уровне которой еще не возникли различия и противоположности понятийного мышления. Мы можем назвать ее интуицией. Но если мы делаем это, мы должны иметь в виду, что она никогда не является чистой интеллектуальной интуицией. Скорее, она представляет собой, так сказать, чувственную основу в самосознании, и ее нельзя отделить от сознания самого себя. Другими словами, у Я нет какой-либо интеллектуальной интуиции божественной целостности в качестве непосредственного и отдельного объекта, но оно чувствует свою зависимость от целого, находящегося выше всех противоположностей.
Это чувство зависимости (Abhandigkeitsgefuhl) - "религиозная сторона" [1] самосознания: по сути это "религиозное чувство" [2]. Ведь сущностью религии является "ни мышление, ни действие, но интуиция и чувство. Она стремится к созерцанию Универсума..." [3]. А Универсум, в шлейермахеровском смысле, - это бесконечная божественная реальность. Поэтому религия по сути или в основе является для него чувством зависимости от бесконечного.
Ясно, что в этом случае необходимо проводить резкую границу между религией, с одной стороны, метафизикой и этикой - с другой. Конечно, метафизика и этика имеют "тот же предмет, что и религия, а именно Универсум и отношение к нему человека" [4]. Но их подходы весьма различны. Метафизика, говорит Шлейермахер, имея в виду, очевидно, фихтевский идеализм, "развертывает из себя реальность мира и его законов" [5]. Этика "развивает систему обязанностей из природы человека и его отношения к Универсуму; она руководит действиями и удерживает от них..." [6]. Но религию не интересуют метафизические дедукции, не занимается она и тем, чтобы использовать Универсум для извлечения из него кодекса моральных обязанностей. Она не является ни знанием, ни моралью: она есть чувство.
Мы можем сказать поэтому, что Шлейермахер уходит от тенденции сводить религию к морали, обнаруживающейся у Канта и Фихте, так же как он отрицает любые попытки представить сущность религии в качестве формы теоретического знания, и можно сказать, что он следует Якоби* в отыскании основы веры в чувстве. Но между Шлейермахером и Якоби есть и существенное различие. В то время как Якоби основывал всякое знание на вере, Шлейермахер хочет провести различие между теоретическим знанием и религиозной верой и отыскать в чувстве специфическую основу последней. Можно добавить, что хотя для Шлейермахера религиозное сознание ближе эстетическому сознанию, нежели теоретическому знанию, однако чувство, на котором базируется религиозное сознание, а именно чувство зависимости от бесконечного, характерно только для этого сознания. Таким образом, Шлейермахер избегает романтической тенденции смешения религиозного и эстетического сознания.