Смекни!
smekni.com

Серия “страницы мировой философии” (стр. 47 из 76)

Современная мандала есть непроизвольная исповедь об особого рода умственном состоянии. В мандале нет Божества, нет и подчинения или примирения с Божеством. Место Божества, похоже, занято целостно­стью человека .

Когда говорят о человеке, каждый имеет в виду собственное Это, т.е. свою личность, насколько она осознаваема; говоря о других, мы пред­полагаем, что и у них имеется очень похожая личность. Так как совре­менные исследования познакомили нас с тем фактом, что индивиду­альное сознание основывается на беспредельно протяженной психике и окружено ею, то нам нужно пересмотреть несколько старомодный предрассудок, будто человек — это его сознание. Наивное предположе­ние такого рода вызывает вопрос: чье сознание? Ваше или окружаю­щих вас людей? Всегда трудно примирить ту картину, которую я ри­сую по собственному поводу, с той, что нарисована другими людьми. Кто из нас прав? И кто является настоящим? Человек не сводится к то­му, что он знает о себе самом или к тому, что знают другие. Остается нечто неизвестное, существование коего еще нужно доказать, а потому проблема идентичности становится еще более затруднительной. Собст­венно говоря, невозможно определить протяженность и окончательный характер психического существования. Когда мы говорим о человеке, то имеем в виду неопределимое целое, невыразимую тотальность, ко­торую можно обозначить только символически. Я выбрал для этой це­лостности, общей суммы сознательного и бессознательного существо­вания термин “ Самость”19.

Термин был выбран в согласии с восточной философией20, которая веками занималась теми проблемами, которые поднимаются даже там, где боги исчезают, чтобы стать людьми. Философия Упанишад соответст­вует психологии, которая задолго до того признала релятивность бо­гов '.Не нужно путать это с такой глупостью, как атеизм. Мир оста­ется тем же, что и прежде, но в нашем сознании происходят любопыт­ные изменения. В отдаленные времена (впрочем, как и у ныне живу­щих дикарей) плотью психической жизни были и человеческие и нече­ловеческие объекты. Психическая жизнь, как мы сказали бы сегодня, проецировалась вовне . Сознание едва существует в состоянии полной проекции; в лучшем случае оно представляет собой кучу эмоций. Вме­сте с отводом проекций медленно развивается знание. Наука началась практически с открытия астрономических законов, что было первой ступенью деспиритуализациии мира. За первым шагом медленно после­довал другой. Уже в античности боги покинули горы и реки, деревья и животных. Наша наука до невероятной степени проредила эти проек­ции. Вы найдете их в газетаix, книгах, слухах и в обычных сплетнях. Все промежутки между действительными познаниями заполнены про­екциями. Мы по-прежнему почти всегда уверены, что знаем истинный характер других и то, что они думают. Мы убеждены, что некие люди являются носителями всех тех дурных качеств, каковых мы не замеча­ем у себя. Они погрязли в грехах, которые никоим образом не являют­ся нашими собственными. Нам все еще требуется быть предельно осто­рожными, чтобы не проецировать без малейшего стыда свою собствен­ную Тень; мы все еще переполнены проецируемыми иллюзиями. Вооб­разите себе человека, который настолько смел, что разом желает уб­рать все проекции, и вы увидите человека, сознающего, что за ним тя­нется густая Тень. Такой человек столкнется с новыми проблемами и конфликтами. Он станет серьезной проблемой для себя самого, по­скольку теперь он не может сказать, что это они поступают так-то и так-то, они неправы, с ними. нужно сражаться. Он живет в “доме само­сосредоточения”. Такой человек знает, что все неправомерное, совер­шающееся в мире, происходит в нем самом, и если только ему удается сосуществовать с собственной Тенью, то можно сказать, что он дейст­вительно сделал нечто для всего мира. Он сумел решить хотя бы беско­нечно малую часть тех гигантских социальных проблем, которые ха­рактерны для нашего времени. Эти проблемы делаются неподъемными и отравленными из-за взаимных проекций. Кому дано смотреть на них прямо, если он не видит даже себя самого, ту темноту, которую он бес­сознательно привносит во все свои дела?

Развитие современной психологии ведет к значительно лучшему по­ниманию человека. Боги жили когда-то в своей сверхчеловеческой си­ле и красоте на вершинах гор, одетых в снега, в темноте пещер, лесов и морей. Позже они слились в” одного Бога, а затем этот Бог стал челове­ком. Но в наше время боги собраны в лоне обычного индивида: они столь же могущественны и вызывают прежний трепет, несмотря на са­мое новое облачение — они сделались так называемыми психическими функциями. Люди думают, будто держат свою психику в собственных руках, они даже мечтают создать о ней науку. На самом же деле ма­терью является она — она создает психического субъекта и даже са­мую возможность сознания”. Психика настолько выходит за пределы сознания, что его легко можно сравнить с островом в океане. Остров не велик, узок, океан безмерное широк и глубок. Поэтому не так уж важно, если речь идет о пространственном местоположении, где находятся боги — вовне или внутри. Но если исторический процесс деспиритуализацин, исчезновения проекций будет продолжаться, то все божест­венное или демоническое должно вернуться в душу, внутрь человека, совсем об этом не ведающего. Материалистические заблуждения были поначалу неизбежными. Коли трон Господень не удается найти среди галактик, то Бог никогда не существовал — таким был вывод. Второй неизбежной ошибкой был психологизм: если Бог и представляет собой нечто, то он должен быть иллюзией, возникающей из неких мотивов, например, из страха, из воли к власти, вытесненной сексуальности. Эти аргументы не новы. Сходные вещи говорили христианские миссио­неры, повергавшие языческих идолов. Но если в те времена миссионе­ры сознавали, что служат новому Богу поражая старых, то нынешние иконоборцы не сознают, во имя чего они разрушают старые ценности. Ницше со всею сознательностью и ответственностью сокрушал старые скрижали, но все же он чувствовал нужду в возрожденном Заратустре, как бы второй собственной личности, alter ego, с которым он часто отождествляет себя в великой трагедии “Так говорил Заратустра”. Ницше не был атеистом, но его Бог умер. Результатом был внутренний раскол, и Ницше должен был назвать это другое “Я” “Заратустрой” или “Дионисом”. В своей роковой болезни он подписывал свои письма “Загрей” — разорванный на части Дионис фракийцев. Трагедия “Заратустры” в том, что со смертью Бога Ницше сам сделался богом, а это произошло как раз потому, что он не был атеистом. Он был слишком положительной натурой, чтобы удовлетвориться вероучением, сводив­шимся к отрицанию. Такому человеку опасно утверждать, что Бог умер. Он тут же делается жертвой “инфляции” . Так как идея Бога обладает огромной психической интенсивностью, безопаснее верить, что его автономная интенсивность исходит не от Эго, что это иное, сверхчеловеческое существо, lotaliter-aliter (Наклонность, склонность (фр.)). Верующему в это челове­ку необходимо чувствовать себя маленьким — примерно таким, како­вы его реальные размеры. Но если он заявляет, что tremendum (Внушающий трепет, страшный (лат.).) умер­ло, то он сразу обнаруживает исчезновение той значительной энергии, которой он наделял ранее божественное существование. Энергия мо­жет теперь выйти на поверхность под иным именем, например, может называться “Вотаном” или “Государством”, либо каким-нибудь сло­вом, заканчивающимся на “изм”. Даже атеизмом, в который люди ве­руют, на который надеются так, как раньше верили в Бога. Так как энергия огромна, то результатом будут столь же значительные психо­логические нарушения в форме диссоциации личности. Раскол может произойти на две или множество личностей. Словно одно лицо не в си­лах нести всю эту энергию, так что части личности, ранее бывшие функциональными единицами, неожиданно откалываются и обретают значимость автономных личностей.

К счастью для остального человечества, столь чувствительных и ре­лигиозных индивидов, как Ницше, сравнительно немного. Если по­средственность теряет идею Бога, то ничего не происходит — по край­ней мере сразу и непосредственно с человеком. Но социальные массы начинают выкармливать психические эпидемии, каковых у нас сегод­ня предостаточно.

Опыт мандал типичен для людей, которые уже не могут проециро­вать божественный образ. Им грозит опасность инфляции и диссоциа­ции. Круглые или квадратные ограждения имеют значение магических средств, с помощью которых создаются защитные стены, vas henneticum, чтобы предотвратить прорыв и дезинтеграцию. Таким об­разом, мандала обозначает (и поддерживает) исключительную кон­центрацию на самом себе. Это состояние никоим образом не эгоцент­рическое. Напротив, это необходимый самоконтроль, препятствующий инфляции и диссоциации.

Ограждение, как мы видели, имеет также значение re/ievof, как го­ворили греки, т.е. огражденная территория, прилегающая к храму или любому другому изолированному священному месту. Круг в этом слу­чае защищает или изолирует внутренний процесс, который не должен смешиваться с внешними вещами. Мандала символически повторяет архаические пути и средства, которые были ранее конкретными реаль­ностями. Я уже отмечал, что обитателем теменоса был Бог. Но плен­ник или хорошо охраняемый обитатель мандалы не похож на Бога, по­скольку используемые символы, например звезды, кресты, шары и т.п., обозначают не Бога, но скорее наиболее важную часть человече­ской личности. Можно даже сказать, что сам человек (или сокровен­ные глубины его души) представляет собой этого пленника или защи­щаемого обитателя мандалы. Так как современная мандала имеет уди­вительное сходство с другими магическими кругами, в центре которых мы обычно находили Божество, то очевидно, что человек в современ­ной мандале — всесовершенный человек — заменил Божество.