Смекни!
smekni.com

Серия “страницы мировой философии” (стр. 54 из 76)

Мы не можем считать, что эта сторона бессознательного или глубин­ных регионов человеческой психики появилась лишь в недавнее время. Вероятно, эти фантазии всегда присутствовали в любой культуре. Хотя у каждой культуры имелся свой разрушительный противник, Герост­рат, сжигавший ее храмы, ни одна культура до нашей не была столь неумолимо принуждена считаться с этими подводными течениями пси­хики. Душа в. них была лишь частью какой-нибудь метафизической системы. Но человек, осознавший свою современность, отныне не мо­жет удерживаться от признания могущества психики, с каким бы усер­дием и настойчивостью ой^ни защищался от этого. Наше время тем са­мым отличается от всех остальных времен. Мы не в состоянии более отрицать, что темные движения бессознательного являются активны­ми силами, что есть силы души, которые, по крайней мере на данный момент, не соответствуют нашему рациональному миропорядку. Мы даже вознесли их до уровня науки — еще одно доказательство того, на­сколько серьезно мы их принимаем. Предшествовавшие века могли, не замечая, отбрасывать их в сторону; для нас они сделались плащом Несса, который мы не можем оторвать от кожи.

Революция, привнесенная в наше сознание катастрофическими ре­зультатами мировой войны, проявляется в нашей внутренней жизни как потрясение веры в себя и в нашу собственную значимость. Мы при­выкли смотреть на иностранцев как на закосневших в политических и моральных грехах, но современный человек вынужден признать, что политически и морально он ничуть не лучше других. Если раньше я считал, что моим долгом было призывать других к порядку, то ныне я понимаю, что мне нужно призвать к порядку самого себя, что для на­чала мне необходимо привести в порядок свой собственный дом. Я уже давно готов признать это, так как слишком хорошо сознаю, насколько поблекла моя вера в рациональную организацию мира — древний сон о тысячелетнем царствии мира и гармонии. Скептицизм современного человека охладил энтузиазм к политике и мировым реформам; более того, скептицизм представляет собой наихудшее основание для беспре­пятственного перетекания психической энергии во внешний мир — так же как сомнение в моральности друга причиняет ущерб нашим взаи­моотношениям и затрудняет их развитие.

Скептицизм отбрасывает современного человека к самому себе, энергия течет к своему истоку, столкновения и водовороты выносят на поверхность те психические содержания, которые имелись во все вре­мена, но лежали, прикрытые илом, на дне, пока ничто не препятство­вало течению. Насколько иным представлялся мир средневековому че­ловеку! Земля была для него от века неподвижной, покоящейся в цент­ре Вселенной; вокруг нее вращалось Солнце, заботливо наделяя ее теплом. Люди были детьми Божьими, на них распространялась любя­щая забота Всевышнего, приготовлявшего их к вечному блаженству; все точно знали, чтб они должны делать, как им вести себя, чтобы под­няться из тленного мира к нетленному, полному радости бытию. Жизнь такого рода уже не кажется нам реальной, даже в наших снови­дениях. Наука давно изодрала в клочья эту прекрасную завесу. Тот век еще более далек от нас, чем наше детство, когда наш собственный отец казался самым прекрасным и самым сильным существом на зем­ле.

Современный человек утратил метафизическую уверенность своего средневекового собрата, на ее место он поставил идеалы материального благоденствия, безопасности, гуманизма. Но любому желающему ны­не сохранить в нетронутости эти идеалы необходима инъекция основа­тельной дозы оптимизма. Даже безопасность осталась за бортом, ибо современный человек увидел, что каждый шаг в направлении матери­ального “прогресса” постепенно увеличивает угрозу все более страш­ной катастрофы. Воображение в ужасе отшатывается от такой карти­ны. Но что мы должны думать, глядя, как огромные города совершен­ствуют сегодня свою оборону от газовых атак и даже устраивают кос­тюмированные репетиции? Это означает лишь, что такого рода атаки уже запланированы и предусмотрены, как всегда, по принципу: “во время мира готовься к войне”. Стоит человеку накопить достаточное число разрушительных машин, и дьявол, что сидит внутри него, скоро начнет искушать его пустить их в ход. Хорошо известно, что ружья начинают сами стрелять — стоит лишь накопить достаточное их число.

Свидетельства действия ужасного закона, управляющего всем ми­ром, названного Гераклитом enantiodromia (взаимосбегание противо­положностей) , прокрадываются в сознание современного человека об­ходными путями, нагоняя на него страх и парализуя его веру в эффек­тивность социальных и политических мер перед лицом этих титаниче­ских сил. Заглянув в тайники собственной психики, он обнаружит ужасающее зрелище слепого мира, где чаша весов склоняется то к строительству, то к разрушению, хаос и тьму. Наука разрушила даже это последнее убежище: то, что раньше было тихой гаванью, оказыва­ется теперь сточной ямой.

И все же мы чувствуем чуть ли не облегчение, когда находим столь­ко зла в глубинах собственной души. Наконец-то, полагаем мы, най­ден корень всех зол человечества. Хотя поначалу мы шокированы и разочарованы, мы по-прежнему считаем, что если уж это элементы .нашей психики, то мы более или менее справляемся с ними, можем подправить их или, в крайнем случае, эффективно подавить. Мы охот­но предполагаем, что, преуспевая в.подавлении, мы выкорчевываем из мира какую-то порцию зла. Принимая во внимание широкую распро­страненность науки о бессознательном, каждому теперь доступно ви­дение дурных мотивов в действиях государственного мужа. Даже газе­ты подскажут ему: “Обратитесь к психоаналитику, вы страдаете от по­давленного отцовского комплекса”.

Я нарочно выбрал этот гротескный пример, чтобы показать, до ка­кого абсурда мы доходим, веря иллюзии, будто все психическое нахо­дится под нашим контролем. Тем не менее верно, что много зла в мире проистекает из безнадежной бессознательности человека; как верно и то, что вместе с ростом нашей осведомленности об этом источнике зла в нас самих мы можем сживаться с ним — подобно тому, как наука по­зволяет нам эффективно преодолевать зло, происходящее из внешнего мира.

Быстрый, охвативший весь мир рост интереса к психологии на про­тяжении двух последних десятилетий безошибочно указывает на пово­рот внимания современного человека от внешних материальных вещей к внутренним процессам. В искусстве экспрессионизм пророчески предварил это развитие субъективности, ибо искусство в целом интуи­тивно постигает перемены, происходящие в коллективном бессозна­тельном.

Нынешний интерес к психологии — это индикатор того, что совре­менный человек ожидает от психики что-то недоступное во внешнем мире; наша религия должна была бы содержать в себе это что-то, но она его давно утратила, по крайней мере, для современного человека. Для него различные формы религии не имеют отношения к внутренне­му миру, но являются порождениями души — они все больше напоминают атрибуты внешнего мира. Все, что не от мира сего, не удостаива­ется им внимания, не обладает характером откровения; вместо этого он надевает, как воскресное платье, самые различные религии и веро­вания, чтобы затем отбросить их, как изношенную одежду.

И все же современный человек буквально зачарован чуть ли не па­тологическими проявлениями душевных глубин. Требуется объяснить, почему то, что отвергалось всеми предшествовавшими веками, неожи­данно сделалось столь интересным. Трудно отрицать всеобщий интерес к этим проявлениям души, каким бы оскорблением хорошего вкуса они ни казались. Я имею в виду не столько интерес к психологии как к науке, или даже уже — к психоанализу Фрейда, сколько получивший широкое распространение и все растущий интерес к различным психо­логическим феноменам, обнаруживающимся в спиритизме, астроло­гии, теософии, парапсихологии и т.д. Ничего подобного не было с кон­ца семнадцатого века. Это сравнимо только с расцветом гностической мысли в первом и втором веках эры Христовой. Спиритуализм нашего времени действительно напоминает гностицизм. Существует даже “Eglise gnostique de la France”3, и мне известны две школы в Германии, которые открыто именуют себя гностическими. Численно самым вну­шительным движением является теософия — вместе с ее континен­тальной сестрой — антропософией они представляют собой чистейший гностицизм в индийских одеждах. В сравнении с ними интерес к науч­ной психологии незначителен. В этих гностических системах более всего поражает то, что они основываются исключительно на проявле­ниях бессознательного, что их моральное учение проникает на темную сторону жизни, как это ясно видно по обновленной европейской версии Кундалини-йоги . То же самое верно относительно парапсихологии — с этим согласится любой, кто знаком с предметом.