Смекни!
smekni.com

Серия “страницы мировой философии” (стр. 9 из 76)

В этом случае имеет место подлинное, хотя и неосознанное, воспо­минание. Подобного рода вещи могут произойти с музыкантом, кото­рый слышал в детстве крестьянскую мелодию или популярную песню и внезапно встречает ее как тему в симфонии, которую он сочиняет уже будучи взрослым. Идея или образ вернулись из бессознательного в со­знающий разум.

Все, что я рассказал о бессознательном, лишь поверхностный очерк о природе и действии этой сложной составляющей человеческой пси­хики. Необходимо еще указать на виды подпорогового материала, из которого спонтанно могут производиться символы наших снов. Подпороговый материал состоит из всего набора нужд, импульсов, намере­ний; всех восприятии и догадок; всех рациональных и иррациональных мыслей, выводов, индукций, дедукций, посылок; из всего разнообра­зия чувств. Любое из них, или все они вместе, могут принимать форму частичного, временного или постоянного бессознательного.

Данный материал большей частью становится бессознательным по­тому, что, как говорится, для него не оказывается места в сознании. Некоторые мысли теряют свою эмоциональную энергию и становятся подпороговыми (т.е. они больше не привлекают сознательного внима­ния) , потому что стали казаться неинтересными и несущественными или потому, что существуют причины, по которым мы желаем убрать их из поля зрения.

Фактически же для нас “забывать” подобным образом нормально и необходимо для того, чтобы освободить место в нашем сознании для новых впечатлений и идей. Если этого не будет происходить, то все, что мы переживаем, будет оставаться выше порога сознания и наш ра­зум окажется до невозможности переполненным. Это явление так ши­роко известно сегодня, что большинство людей, которые хоть что-то знают о психологии, принимают его как само собой разумеющееся.

Но точно так же, как сознательное содержание может исчезать в бессознательном, новое содержание, которое до того прежде никогда не осознавалось, может возникать из него. Оно вспыхивает как некий на­мек, слабое подозрение: “что-то висит в воздухе” или “пахнет крысой”. Открытие, что бессознательное — это не простой склад прошлого, но что оно полно зародышей будущих психических ситуаций и идей, при­вело меня к новым подходам в психологии. Большое количество дис­куссий развернулось вокруг этого положения. Но остается фактом то, что помимо воспоминаний из давнего осознанного прошлого из бессоз­нательного также могут возникать совершенно новые мысли и творче­ские идеи; мысли и идеи, которые до этого никогда не осознавались. Они возникают из темноты из глубин разума, как лотос, и формируют наиболее важную часть подпороговой психики.

Подобные вещи мы обнаруживаем в каждодневной жизни, когда за­дачи порой решаются совершенно новыми способами; многие худож­ники, философы и даже ученые обязаны своими лучшими идеями вдохновению, которое внезапно появилось из бессознательного. Спо­собность достичь богатого источника такого материала и эффективно перевести его в философию, литературу, музыку или научное откры­тие — одно из свойств тех, кого называют гениями.

Ясные доказательства такого факта мы можем найти в истории са­мой науки. Например, французский математик Пуанкаре и химик Кекуле обязаны своим важным научным открытием (что признают они сами) внезапным “откровениям” из бессознательного. Так называемый “мистический” опыт французского философа Декарта включил в себя подобное внезапное откровение, во вспышке которого он увидел “поря­док всех наук”. Английский писатель Роберт Льюис Стивенсон потра­тил годы в поисках истории, которая иллюстрировала бы его “сильное чувство двойственности человеческого бытия”, когда вдруг во сне ему открылся сюжет “Доктора Джекила и мистера Хайда”.

Позже я детально опишу, каким образом подобный материал возни­кает из бессознательного, и исследую формы, в которых это бессозна­тельное выражается. Сейчас же я просто хочу отметить, что способ­ность человеческой психики продуцировать новый материал особенно значительна, когда имеешь дело с символами сна; в своей профессио­нальной практике я постоянно обнаруживал, что образы и идеи, содер­жащиеся в снах, не могут быть объясненными лишь в терминах памя­ти. Они выражают новые мысли, которые еще никогда не достигали порога сознания.

Функция снов

Обсуждение некоторых подробностей происхождения наших снов диктовалось тем, что эта почва, из которой произрастает большинство символов. К сожалению, они трудны для понимания. Как я уже указы­вал, сон совершенно не похож на историю из жизни сознательного ра­зума. В обыденной ситуации мы думаем над тем, что хотим сказать, выбираем наиболее выразительный способ передачи мысли и пытаемся сделать наш рассказ логически связанным. Например, грамотный че­ловек будет избегать слишком сложных метафор, дабы не создавать путаницы в понимании. Но сны имеют иное строение. Образы, кажущиеся противоречивыми, смешно толпящимися в спящем мозгу, утра­ченное чувство нормального времени, даже самые обычные вещи во сне могут принять загадочный и угрожающий вид.

Может показаться странным, что бессознательное располагает свой материал столь отлично от принятых норм, которые мы, бодрствуя, на­кладываем на наши мысли. Каждый, кто помедлит минутку, чтобы вспомнить сон, признает эту разницу главной причиной, по которой сны считаются такими трудными для понимания. Они не имеют смыс­ла в терминах состояния бодрствования, и потому мы склонны или не принимать их во внимание, или считать “баламутящими воду”.

Возможно, в этом будет легче разобраться, если вначале мы осозна­ем, что идеи, с которыми мы имеем дело в нашей, по всей видимости, дисциплинированной жизни, совсем не так ясны, как нам хотелось бы в это верить. Напротив, их смысл (и эмоциональное значение для нас) становится тем менее точным, чем ближе мы их рассматриваем. При­чина же кроется в том, что все, что мы слышали или пережили, может становиться подпороговым, т.е. может погружаться в бессознательное. И даже то, что мы удерживаем в сознании и можем воспроизвести их по собственному желанию, приобретает бессознательные оттенки, ок­рашивающие ту или иную мысль всякий раз, как мы ее воспроизводим. Наше сознательное впечатление быстро усваивает элемент бессозна­тельного смысла, который фактически значим для нас, хотя сознатель­но мы не признаем существования этого подпорогового смысла или то­го, что сознательное и бессознательное смешиваются и результируют являющийся нам смысл.

Конечно, такие психические оттенки различны у разных людей. Каждый из нас воспринимает абстрактные и общие положения инди­видуально, в контексте собственного разума. Когда в разговоре я ис­пользую такие понятия как “государство”, “деньги”, “здоровье” или “общество”, я допускаю, что мои слушатели понимают под ними при­мерно то же, что и я. Но слово “примерно” здесь важно. Ведь любое слово для одного человека слегка отлично по смыслу, чем для другого, даже среди людей одинаковой культуры. Причиной такого колебания (непостоянства смысла) является то, что общее понятие воспринимает­ся в индивидуальном контексте и поэтому понимается и используется индивидуально. И разница в смыслах, естественно, оказывается наи­более значительной для людей с разным социальным, политическим, религиозным или психологическим опытом.

Пока понятия формулируются только словами, вариации почти не­заметны и не играют практической роли. Но когда требуется точное определение или подробное объяснение, можно внезапно обнаружить поразительную разницу не только в чисто интеллектуальном понима­нии термина, но особенно в его эмоциональном тоне и приложении. Как правило, эти различия подпороговы и потому никогда не осозна­ются.

Обычно этими различиями пренебрегают, считая их избыточными нюансами смысла, имеющими мало отношения к практическим по­вседневным нуждам. Но тот факт, что они существуют, показывает, что даже самое практическое содержание сознания содержит вокруг себя полумглу неопределенности. Даже наиболее тщательно сформу­лированные философские или математические понятия (определе­ния) , которые, как мы полагаем, не содержат в себе ничего кроме того, что мы в них вложили, тем не менее представляют большее, чем мы полагаем. Они оказываются порождением психики и как таковое час­тично непознаваемы. Простые числа, которыми мы пользуемся при счете, значат больше, чем мы думаем. Одновременно они являют собой мифологический элемент (для пифагорейцев числа представлялись священными), но, разумеется, мы этого не учитываем, когда пользу­емся ими в бытовых целях.

Каждое понятие в нашем сознающем разуме имеет свои психиче­ские связи, ассоциации. Так как такие связи могут различаться по ин­тенсивности (в соответствии с важностью того или иного понятия для нашей целостной личности или в отношении к другим понятиям, иде­ям и даже комплексам, с которыми оно ассоциируется в нашем бессоз­нательном) , то они способны менять “нормальный” характер понятия. Последнее может приобрести совершенно отличный смысл, если сме­стится ниже уровня сознания.

Эти подпороговые составляющие всего с нами происходящего могут играть незначительную роль в нашей повседневной жизни. Но при анализе снов, когда психолог имеет дело с проявлениями бессознатель­ного, они очень существенны, так как являются корнями, хотя и почти незаметными, наших сознательных мыслей. Поэтому обычные предме­ты и идеи во сне могут приобретать столь мощное психическое значе­ние, что мы можем проснуться в страшной тревоге, хотя, казалось бы, во сне мы не увидели ничего дурного — лишь запертую комнату или пропущенный поезд.

Образы, являющиеся в снах, намного более жизненны и живописны, чем соответствующие им понятия и переживания в яви. Одна из при­чин этого заключается в том, что во сне понятия могут выражать свое бессознательное значение. В своих результатах сознательных мыслей мы ограничиваем себя пределами рациональных утверждений — ут­верждений, которые значительно бледнее, так как мы снимаем с них большую часть психических связей.