Блатт: И Вы отвели их в газовую камеру…
Френцель: Нет, не я.[…]
Блатт: Собибор – уничтожение двухсот пятидесяти тысяч евреев – это был Ваш долг?
Френцель: Мы должны были выполнять свой долг. Я очень сожалею о том, что там происходило, но исправить ничего не могу.
Давайте уясним для себя подоплеку этой беседы. Душевно сломленный после шестнадцатилетнего заключения Френцель знает, что по его делу начинается кассационный процесс. У него есть только одно желание – не очутиться вновь за решеткой, прожить оставшиеся годы на свободе. И есть только одно убийственно верное средство раз и навсегда разрушить свои шансы на смягчение приговора или на досрочное освобождение – отрицать массовое уничтожение заключенных в Собиборе и настаивать на том, что в этом лагере вообще не было газовых камер. Зачем это делать? Ради чего? Ему все равно никто не поверит. Сорок лет промывания мозгов сделали свое дело.
Потому Френцель поступал точно так же, как и другие обвиняемые на процессах «нацистских преступников»? Он не отрицал преступления как такового, ничего не возражал против реальности организованного массового убийства евреев, но ссылался на чрезвычайные обстоятельства – на присягу и на приказ: «Мы должны были выполнять свой долг». Кроме того, Френцель отрицает лишь свое личное участие в тех преступлениях, в которых обвиняли его лично, например, в расстреле семидесяти двух голландских евреев, планировавших восстание. Как и в случае с другими «нацистскими преступниками», эта тактика Френцеля оправдала себя. Судья хоть и подтвердил прежний приговор, но принял решение об его досрочном освобождении по состоянию здоровья.
Мы убеждены, что в сотнях, если не тысячах немецких школьных классов разбирали беседу Френцеля и Блатта на уроках истории или немецкого языка. В конце концов, она идеально подходит для подкрепления образа бесчеловечного немецкого нациста, который покорно, как робот, выполняет самые ужасные приказы, а потом трусливо лжет о своих преступлениях или сваливает вину на своих начальников.
Так отравляли и отравляют душу немецкой молодежи.
На процессах против ревизионистов, подвергающих критике общепринятую версию судьбы евреев в годы Второй мировой войны, судьи и прокуроры регулярно как молитву, повторяют, что Холокост является «общепризнанным фактом» и больше «не требует доказательств». Эти судьи и прокуроры ссылаются при этом на «результаты исторических исследований» и на приговоры, вынесенные западногерманским правосудием на процессах «нацистских преступников», проводившихся в «строгом соответствии с принципами правового государства».
Каково качество этих «результатов исторических исследований» и какой объективной ценностью обладают судебные приговоры, вынесенные на процессах нацистским преступникам, мы постараемся разобраться на примере лагеря Собибор. Мы рассмотрим три важных момента:
1) структуру «первого здания для проведения казней с помощью газа»;
2) вместимость и «производительность» «газовых камер»;
3) обстоятельства «первой газации в Собиборе».
Франц Штангль, комендант Собибора, позднее переведенный в Треблинку, согласно литературе о Холокосте наблюдал не только за строительством лагеря, но и за первыми «газациями». В 1971 году он описывал «первое здание для проведения казней с помощью газа» такими словами:
«Это было новое кирпичное здание с тремя помещениями размером три на четыре метра каждое».131
Но этому совершенно противоречат слова предполагаемого «мастера газаций» в Собиборе Эриха Бауэра, сказанные им 6 октября 1965 года на «Собиборском процессе» в Хагене:
«Кода мы прибыли [в Собибор], лагерь III еще не был полностью огражден. […] Газовые камеры были уже готовы – деревянное здание на цементном фундаменте размером примерно с этот зал, но намного ниже, высотой с обычную квартиру».132
Первый комендант Собибора и «мастер газаций», который согласно решению немецких органов правосудия провел бесчисленные «газации»,133 противоречат друг другу даже в таком фундаментальном вопросе, как было ли первое здание для проведения «газаций» в Собиборе построено из кирпича или из дерева! И как же решил эту щекотливую проблему ведущий специалист по истории Собибора Юлиус Схелфис, который не мог в своих исследованиях обойти показания ни одного из этих двух ключевых свидетелей? В вышедшем в 1998 году немецком переводе, основанном на одном из предыдущих голландских изданий, Схелфис цитирует приведенное выше заявление Бауэра, но замечает в сноске:
«Бауэр ошибался по поводу деревянного строения. Это был каменный дом».134
Через две страницы можно прочесть:
«Несколько месяцев спустя оказалось, что газовые камеры как в Белжеце, так и в Собиборе требуют замены. Деревянные стены и крыша оказались сильно повреждены из-за воздействия пота, мочи и экскрементов жертв».135
Ага, значит, Бауэр все-таки не ошибался, и газовые камеры на самом деле были из дерева! Вот и в вышедшем в 2008 году исправленном и дополненном издании этой же книги (Vernietigingskamp Sobibor) свидетельство Бауэра от 6 октября 1965 года тоже цитируется (стр. 121), но на этот раз без сноски, в которой говорилось прежде о заблуждении Бауэра. И в книге также присутствует отрывок о том, что деревянные стены газовых камер пришли в негодность, что потребовало их замены (стр. 123). Но если верить этому, то ошибался или врал как раз Штангль, – и чего тогда стоят все прочие его свидетельства? А если «ошибался» все же Бауэр, как утверждал Схелфис в сноске в издании своей книги от 1998 года, тогда как можно опираться на все остальные свидетельства этого человека, которые Схелфис в главе о газовых камерах цитирует целых одиннадцать раз?
Под эгидой Ойгена Когона, Германа Лангбайна, Адальберта Рюкерля и других в 1983 году был выпущен сборник под названием «Национал-социалистические массовые убийства с использованием отравляющего газа»,136 считающийся с тех пор классикой литературы о Холокосте. В тексте на суперобложке редакторы негодуют по поводу тех, «кто пытается оправдать национал-социалистическую систему» или «лгут о массовых убийствах беспрецедентного масштаба», но при этом не называют таких авторов и их произведения. Чтобы эффективно бороться с такими тенденциями, «нужно раз и навсегда неопровержимо установить всю историческую правду». Исходя из такой честолюбивой цели составителей книги можно было бы предположить, что авторы статей сборника работали с особой тщательностью, но как раз этого-то и не произошло! К примеру, в разделе под названием «Создание лагеря уничтожения Собибор» мы читаем:
«Первые газовые камеры в Собиборе находились в капитальном кирпичном здании с бетонным фундаментом в северо-западной части лагеря. Внутри его размещались три газовые камеры, каждая размером четыре на четыре метра. В каждую камеру можно было поместить от ста пятидесяти до двухсот человек». (Стр. 158)
Стало быть, в каждую камеру можно было впихнуть минимум девять, а максимум двенадцать человек на квадратный метр площади. Первая цифра, вероятно, еще в какой-то степени теоретически возможна, но последняя – однозначно нет. Через семнадцать страниц цитируется обершарфюрер СС Курт Болендер, показавший на допросе под протокол следующее:
«По моей оценке в одну газовую камеру помещалось примерно сорок – пятьдесят человек. (Стр. 175)
Но если это было так, откуда тогда взялась упомянутая вначале вместимость сто пятьдесят–двести человек в одной газовой камере?
Еще через одиннадцать страниц мы наталкиваемся на следующий пассаж:
«В новом [т.е. расширенном в 1942 году] здании было шесть газовых камер, по три с каждой стороны, и оно было устроено так же, как в Белжеце и Треблинке, где из центрального коридора двери вели в каждую газовую камеру. Новые помещения были не больше прежних, а именно четыре на четыре метра. Но производительность умерщвления увеличилась до 1 200 – 1 300 человек». (Стр. 186)
Таким образом, якобы стало возможно впихнуть на один квадратный метр газовой камеры больше тринадцати человек! Источник этого странного утверждения авторы не приводят.
Редакторы-составители сборника заверяют, что в трех лагерях – Белжеце, Собиборе и Треблинке погибло не менее полутора миллионов человек (стр. 192), но им и в голову не пришла мысль потребовать проведения судебной экспертизы территории бывших лагерей, чтобы поискать там следы этой гигантской бойни. Об обращении этих «исследователей истории» с документами свидетельствует помимо прочего их заявление о том, что Гиммлер 5 июля 1943 года приказал «преобразовать лагерь уничтожения Собибор в концентрационный лагерь», хотя на самом деле в это распоряжении Гиммлера Собибор назван не «лагерем уничтожения», а «транзитным лагерем».137 Но мало того: даже показания свидетелей господа Когон, Лангбайн, Рюкерль сотоварищи при необходимости «корректируют», что видно на примере вместимости газовых камер. Хотя единственный цитируемый в этой связи свидетель Курт Болендер четко называет ее – «примерно сорок–пятьдесят человек», в двух местах книги указана намного большая вместимость, пусть даже эти цифры и не подтверждаются свидетельскими показаниями! Только простаки могут поверить в то, что этот сборник, как хвастливо уверяет читателя текст на суперобложке, может «раз и навсегда неопровержимо установить всю историческую правду».
По словам коменданта Собибора Франца Штангля, первая газация в лагере происходила так: