На процессе Майданека две бывшие надзирательницы Хильдегард Лэхерт и Хермине Браунштайнер-Риан были осуждены за их якобы участие в отборе («селекции») еврейских женщин и детей для казней в газовых камерах Майданека – в тех самых газовых камерах, которых по приговору Берлинского суда 1950 года в Майданеке вообще не было! Х. Лэхерт получила двенадцать лет тюрьмы, Х. Браунштайнер-Риан – пожизненное заключение. В 1996 году после семнадцатилетнего пребывания за решеткой эта старая женщина была помилована тогдашним премьер-министром земли Северный Рейн-Вестфалия Йоханнесом Рау из-за плохого состояния здоровья, три года спустя она умерла.165
Вот так осуществлялось и осуществляется правосудие в «самом свободном государстве за всю немецкую историю»!
Спустя всего пару месяцев после Берлинского процесса против Эриха Бауэра во Франкфурте-на-Майне состоялся суд против бывших унтершарфюреров СС Хуберта Гомерски и Йохана Клира.
Помимо уже участвовавших в процессе Бауэра свидетелей «Р» (Э. Рааб) и «Л» (С. Лерер) на этом процессе выступали свидетелями еще шесть бывших узников Собибора.
25 августа 1950 года Гомерски был приговорен к пожизненному заключению за массовое убийство (количество убийств не было определено);166 в 1972 году его помиловали.167 Йохан Клир был признан невиновным, так как свидетели выступили в его пользу.168 Таким образом, суд во Франкфурте не стал автоматически признавать Клира виновным только за то, что он служил в Собиборе. В этом моменте Франкфуртский процесс, со всем его произволом, отличается в лучшую сторону от нынешнего германского правосудия, которое преследует восьмидесятидевятилетнего Ивана Демьянюка не за его конкретные преступления, а только и исключительно за его (реальную или предполагаемую) службу охранником в Собиборе.
Процесс сопровождался масштабной кампанией в согласованно дувших в одну дудку средствах массовой информации. Эта практика потом всегда применялась на любых процессах против «нацистских преступников». Под заголовком «Собибор – фабрика смерти за колючей проволокой» газета Frankfurter Rundschau сообщала 24 августа 1950 года:
«В ходе разбирательства были зачитаны запротоколированные свидетельства некоторых выживших, эмигрировавших в Серную Америку. Херш Кукирманн, жена и трое детей которого погибли в газовых камерах Собибора, сообщил о партии из 1 600 еврейских узников, прибывших из концлагеря Майданек. Газовые камеры тогда не работали, и новоприбывшим голодным и ослабевшим заключенным пришлось три дня ждать газации. Но почти половину из них еще до того забили до смерти. Гомерски использовал для этого кружку для воды, а обершарфююрер СС Вагнер – стальной водяной шланг. В отличие от них Клир не был таким бесчеловечным. […]
Свидетельница Зельда Метц присутствовала, когда заключенные должны были носить воду из деревни. Несколько заключенных убили охранника-украинца и сбежали по дороге, остальных расстреляли, и Гомерски присутствовал на этом расстреле. От этой свидетельницы также стало известно, что однажды прибыло и было казнено газом сразу пять тысяч человек. До этого их заставили написать письма своим близким о том, что у них все в порядке. И рабочие-евреи, трудившиеся в лагере уничтожения III, тоже были убиты.
«Собибор был фабрикой убийства», – говорил свидетель Курт Томас. […] Гомерски участвовал не только в казни семидесяти одного еврея, расстрелянных за попытку к бегству, но и в экзекуции ста молодых еврейских заключенных, которых он убивал выстрелом в голову. Иногда Гомерски и обершарфюрер СС Вагнер развлекались тем, что использовали младенцев как мячи для медицинбола, чтобы узнать, кто из них может бросить ребенка дальше. Когда заключенные валили лес, они заставляли их карабкаться на деревья. Затем им приходилось привязывать канат к верхушке, после чего они падали вместе со спиленным деревом. Если кто не погибал при падении, того, покалеченного, добивали выстрелом.
Свидетель Хаим Энгель показал, что Гомерски хватался тем, что однажды убил заключенного двенадцатью ударами, а госпожа Энгель-Вейнберг, единственная голландская еврейка, пережившая Собибор, подтвердила, что Гомерски в лагере III всегда принимал участие в расстрелах и газациях».169
Разумеется, все это было не больше чем пропагандой ужасов, причем самого примитивного толка, но в этой статье есть место, которое просто ошеломляет внимательного читателя. Как мы помним, свидетельница Зельда Метц рассказывает, что «заключенные должны были носить воду из деревни», причем «несколько заключенных по дороге убили охранника-украинца (заметьте, не одного из охранников-украинцев). Но если бы Собибор действительно был таким адом, где узникам ежедневно приходилось сносить невыразимые тяготы и страдания, и они знали, что их ожидает неминуемая смерть, то вряд ли эсесовцы пошли бы на такой риск – отпускать нескольких заключенных по воду в деревню в сопровождении всего одного украинца. Ведь от отчаявшихся людей, которым нечего было терять, следовало бы ожидать чего угодно. Поэтому то, о чем рассказывала Зельда Метц, было возможно только в том случае, если руководство лагеря считало вероятность побега небольшой, именно из-за того, что у заключенных не было особых причин рисковать своей жизнью, пытаясь сбежать.
Так как процесс против Гомерски и Клира проводился по тому же образцу, что и процесс против Бауэра в Берлине, мы ограничимся цитированием всего трех предложений из мотивировки приговора Гомерски:
«Из показаний свидетельницы Р. следует, что подсудимый лично расстрелял партию численностью около сорока человек, прибывшую из другого лагеря и определенную для смерти. Свидетельница тогда работала в оружейной комнате и видела, как подсудимый однажды пришел туда за своим пистолетом и патронами. При этом он сказал, что сегодня всего сорок человек. Вскоре после этого свидетельница слышала выстрелы». 170
Значит, свидетельница Эстер Рааб вовсе не утверждала, что Гомерски застрелил сорок человек из пистолета. Она сказала лишь, что он взял пистолет и патроны, а вскоре после этого она слышала выстрелы. Тем не менее, суд признал Гомерски виновным и в том, что он «расстрелял из пистолета партию в количестве около сорока евреев, потому что не хотел запускать в работу газовую камеру из-за такого маленького количества прибывших».171
Затем суд присяжных в своем приговоре утверждал:
«Суд присяжных считает доказанным участие [обвиняемого Гомерски] в следующих случаях убийства рабочих-заключенных: […] заключенного Штарка, который был обязан присматривать за свиньями, обвиняемый и Френцель жестоко избили после того, как умерла одна из свиней. В отчаянии Штарк выбежал в как раз отрытые ворота лагеря. Обвиняемый и Френцель погнались за ним и несколько раз в него выстрелили. Тяжелораненого Штарка – его живот был так прострелен, что видны были внутренности – привезли обратно в лагерь. Обвиняемый заставил собраться всех других заключенных, чтобы продемонстрировать им Штарка. Об этом одинаково сообщают свидетели Л. и Р. Последняя свидетельница утверждает также, что вскоре после этого Штарка пристрелили». 172
Как только читатель передохнет от удивления из-за того, что ворота лагеря смерти в Собиборе иногда бывают «как раз открыты», ему следует поскорее схватить книгу Мириам Нович и прочесть там следующее высказывание свидетельницы Эды Лихтман:
«Шауль Штарк ухаживал за гусями, он их ежедневно кормил и взвешивал. Однажды один гусь заболел и умер. Френцель, Бредов, Вагнер и Вайсс избили Штарка плетями до смерти. Последними словами его были: «Отомстите за меня, товарищи, отомстите за меня».173
Так за кем присматривал заключенный Штарк – за свиньями или за гусями? Кто избил его, когда умерла свинья (или все-таки гусь), – Гомерски и Френцель, как решил Земельный суд Франкфурта, ссылаясь на достоверные и данные под присягой показания свидетелей Эстер Рааб и Самуэля Лерера, или Френцель, Бредов, Вагнер и Вайсс, как заявляла Эда Лихтман? Умер он от пули (Э. Рааб) или от плетки (Э. Лихтман)?
Беспрецедентную наивность франкфуртских судей показывает среди прочего и следующий пассаж из вынесенного ими приговора:
«Подсудимый отрицает, что хоть раз застрелил или избил до смерти хоть одного человека. […]
Основываясь на возражениях допрошенных в ходе судебного разбирательства свидетелей, а также на материалах допросов и письменных протоколах показаний свидетелей, не присутствовавших в зале суда, которые были тут зачитаны, суд присяжных отклоняет возражение обвиняемого […]
Свидетели, которых допрашивали в ходе судебных заседаний, давали свои показания под присягой. Уже во время судебного следствия свидетели независимо друг от друга дали такие показания, которые в основном совпадают с нынешними свидетельствами».174
Мысль о том, что свидетели, находившиеся, разумеется, в тесном контакте друг с другом, могли согласовывать свои показания между собой, этим просвещенным юристам, очевидно, даже не пришла в голову!
5 июня 1961 года на процессе Эйхмана в Иерусалиме бывший узник Собибора по имени Яков Бисковиц под протокол свидетельствовал: