Состояние Греко-Восточной Церкви и Константинопольские соборы
XI – XII вв.
Императоры династии Комнинов, выступившие с программой «спасения отечества», проявляли свою заботу и о Церкви, однако, своеобразную. Они строили новые монастыри и храмы, украшали их, преследовали еретиков, даже пытались богословствовать.
«Симфонии двух властей» – царя и патриарха в век Комнинов нет даже и в теории. Император Исаак Ангел говорил, что «на земле нет различия во власти между Богом и императором. Царям все позволительно делать», а, по словам Никиты Хониата, «все они считали себя непогрешимыми судьями дел божественных и человеческих».[44]
Греческий канонист патриарх Антиохийский Вальсамон (1186-1203) даже пытался обосновать это канонически. «Мощь и деятельность императора, – говорит он, – касается тела и души (человека), тогда как мощь и деятельность патриарха касается только одной души». В другом же месте он заявляет, что царствующий император, как помазанник Божий, «украшается архиерейскими дарованиями».
Это отразилось на положении Византийской Церкви и, главным образом, в избрании патриархов. Комнины издают ряд новелл по чисто церковным вопросам. Так, Алексей Комнин издал новеллу об избрании епископов и клириков, о размерах сбора, получаемого епископом со своих пасомых, о расширении власти и влияния Константинопольского патриарха.. Среди новелл Мануила Комнина заслуживают внимания: новелла об ограждении недвижимых имуществ, принадлежащих Церкви, и новелла, определяющая деление церковных праздников на великие и малые. Император Мануил добивался заключения церковной унии с Римом, думая при помощи папства подняться до господства над Западом и вместе с тем над самим папством. Папы же мечтали при поддержке Комнинов стать господами Византийской Церкви и Империи. Однако с этого времени между греками и латинянами появляется вражда в самых грубых формах: избиение латинян в Константинополе, разгром крестоносцами Солуни. 4-й крестовый поход 1204 г. еще более усугубил эту «высочайшую пропасть».
При императорах Комнинах в Константинополе состоялось несколько Соборов, постановления которых включались в «Синодик», читаемый за богослужением в Неделю православия, и получили общецерковное значение.
1. Собор 1077-1084 гг. (собирался несколько раз) против Иоанна Итала. В 70-х годах XI-го столетия он подвергся обвинению в ереси. Осуждению подвергались отдельные философские положения: о переселении душ, о платоновских идеях, вечности материи и др., несогласные с учением Церкви, которые были обнаружены в его лекциях. После некоторого колебания на соборе Итал отказался от своих убеждений. Никакой особой секты или ереси он не создал.
Значение постановления собора заключается в том, что в нем было указано отличие богословия от философствования. На соборе осудили не философский метод, к которому прибегают богословы для уяснения истин христианства, а усвоение содержания отдельных систем античной философии (платонизма), несогласных с учением Церкви.
2. Собор 1156 г. В начале царствования Мануила Комнина в Византийской Церкви возник спор о Евхаристии, как жертве, в частности, по вопросу о понимании слов молитвы: «Никтоже достоин», читаемой перед херувимской песнью: «Ты бо еси приносяй и приносимый, приемляй и раздаваемый, Христе Боже наш».
Диакон Василий – один из преподавателей константинопольской школы говорил: «Один и Тот же Сын Божий бывает и Жертвой и вместе с Отцем принимает Жертву». За это Он подвергся обвинению со стороны других преподавателей – Михаила Солунского – «магистра риторов», - и Никифора Василики. Они утверждали, что искупительная жертва приносится одному Отцу. К этому мнению присоединился Сотирих Пантевген, кандидат на патриарший престол Антиохийской Церкви и др.
Кто же думает иначе, утверждали эти богословы, тот вводит несторианскую ересь, делит Единого Христа на два лица – на лицо, жертвующее и принимающее жертву.
По инициативе киевского митрополита Константина в 1156 г. состоялся собор при участии Константинопольского патриарха Константина Хлиарина, Иерусалимского Николая и 24 епископов. «Русский» митрополит Константин доказал, что крестная жертва Спасителя принесена Нераздельной Троице. «Животворящая жертва, как первоначально, когда она была совершена Спасителем Христом, так и после, и доныне, принесена и приносится не только одному Безначальному Отцу Единородного, но и Самому Вочеловечившемуся Слову; точно также не лишен этой богоприличной чести и Святый Дух».
Соборное определение было принято всеми, кроме Сотириха, который упорствовал в своих сочинениях.
Этот же вопрос рассматривал собор, состоявшийся в 1157 г. под председательством нового Константинопольского патриарха Луки Хрисоверга. На соборе были Иерусалимский патриарх Иоанн VII, архиепископы: Болгарский, Кипрский, Кессарийский и др. Также император Мануил Комнин.
Собор был единодушен с определением предшествующего собора 1156 г., но составил более обширное определение, вошедшее затем в Синодик и провозглашаемое всей Церковью в Неделю Православия.
На соборе помимо молитвы «Херувимской песни» – «Никтоже достоин» были прочитаны отдельные места из творений свв. Отцов, где выражалась та же мысль. Святой Кирилл Александрийский говорил: «Спаситель священнодействует по человечеству, но принимает жертву по божеству».
После некоторых колебаний Сотирих, по убеждению императора, признал соборное определение, но был признан недостойным священного сана.
На соборе был утвержден авторитет текста священных книг, как правильно выражающий церковное учение. В это время в восточное богословие стали проникать западные схоластические мнения, в том числе и осужденное Собором о принесении искупительной жертвы Сыном Отцу, которое впоследствии было сформулировано на Триденском Соборе (1564 г.). Решением Собора были предприняты меры борьбы с проникновением в византийское богословие «иноплеменных учений».
Аргументацией для решения Собора 1156-1157 гг. послужили сочинения епископа Николая Мефонского, которые он писал в промежуток между соборами в опровержение мнения Сотириха.[45]
Епископу Николаю принадлежит ряд богословских и философских сочинений, которые полностью не изданы. Была издана лишь часть его сочинений: «Опровержение на писание Сотириха». Послание императору Мануилу и два трактата о Евхаристии.
Согласно еп. Николая Мефонского: у Ипостасей Св. Троицы все общее (сила, слава, царство, воля и действия, кроме личных свойств – нерожденности (Отца), рожденности (Сына) и исхождения (Св. Духа)), он полагал, что «всякое действование Святой Единосущной и Нераздельной Троицы так же едино и нераздельно». Поэтому учение Сотириха, где Сыну (в Искуплении и Евхаристии) приписывается свойство «приносить», а Отцу – «принимать», должно быть отвергнуто. «Не должно ни естество противопоставлять Ипостаси, ни Ипостась естеству, но естество естеству, как во Христе, а Ипостась Ипостаси, как во Св. Троице».
В утверждении же Сотириха: Христос принес искупительную и евхаристическую Жертву Богу Отцу, – человеческое естество Христа противополагается Ипостаси Отца. Но если принять православное учение, как оно выражено в рассматриваемой молитве, где говорится, что Христос приносит как Человек, и Он же принимает, как Бог, то в нем содержится правильное противопоставление естества естеству.
Еп. Николай указывает, что те выражения о Боге, которые мы употребляем в учении об искуплении, – «антропоморфические». «Наши выражения, говорит он, повторяя слова св. Кирилла Александрийского, имеют превышающее нас значение, если употребляются о Боге. … Божественная природа обитает в неприступном свете. … Поэтому должно, когда божественные предметы выражаются человеческими словами, ничего не думать низкого, но в бедности наших выражений, как в зеркале, созерцать богатство Божественной славы.
Поэтому выражение «примирение» в отношении к искуплению не следует понимать, что Бог должен был примириться с человеком, а не человек с Богом. «Бог никогда не враждует», – говорит свт. Иоанн Златоуст. Не следует думать, что в искуплении примиряются две стороны через какой-то обмен, но все совершает Бог Сам от Себя по собственной благости и человеколюбию, как по естеству Благий, Милосердный и Многомилостивый».
«Что от нас получил Бог, чтобы воздать нам всыновлением, – Бог, Который не почему другому, а по многой благости Своей, непостижимому милосердию и человеколюбию безмерному так возлюбил нас еще прежде Жертвы Сыновней Крови, что отдал за нас Сына Своего Единородного!? Не потому, что прежде Сам принял от нас, от лица человечества кровь Сына, чтобы, принявши ее, воздать нам всыновлением; напротив, Сам по благоизволению дал нам Сына в общение плоти и крови, чтобы, таким образом, быть послушным Ему даже до смерти, разрушил осуждение преступления нашего и затем нас, как начаток, усвоил и всыновил через веру в Него, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел Жизнь вечную.
В том состоит примирение наше между собою и всех с Богом, чтобы мы были одним телом и одним духом во Христе; спасаемые одной верою в Него и возводимые к Единому в Троице Богу, что являет и Христос, испрашивающий нам от Отца – «Да будут вси едины, как Мы едины»».
В этом понимании искупления, – говорит профессор П. Гнедич, – в отдельных местах полностью совпадающих со словами св. Григория Богослова (Слово 45-е), послужившим известным обоснованием определению Собора 1157 г. (анафематизм 4-й)[46], выражено отличие восточного понимания сущности искупления от понимания западного, что отмечалось рядом исследователей.
3. Собор 1166 года. Вскоре после собора 1156 года в Константинополе разгорелся новый богословский спор «О Славе Христовой» и об изречении Спасителя: «Отец болий Мене есть» (Ин. 14, 28). Спор был поднят императором Мануилом.