И все-таки решающую роль в создании благоприятной среды для широкого употребления наркотиков сыграли незадачливые медики, литераторы и путешественники. Недальновидная активность этих “специалистов” в распространении наркомании и наркотиков не коснулась крестьян, рабочих, мастеровых людей, а нашла отклик в обеспеченных, грамотных слоях общества. Простой народ все это время заливал свои чаяния алкоголем - ядом, не менее опасным для здоровья нации, чем наркотическая отрава.
Интенсивное, масштабное распространение наркотиков начало ощущаться с развитием восточной колониальной политики царской России, когда огромный поток крестьянства и казачества двинулся для освоения новых земель в Среднюю Азию, на ДальнийВосток. В те времена на 20 млн. мусульманского населения (1880) приходилось до 800 тыс. потребителей только гашиша. И это число считалось заниженным, так как, по свидетельству доктора Л. В. Анцыферова (1923), в Средней Азии “редко можно было встретить коренного жителя, не познакомившегося хотя бы раз в жизни со вкусом и действием “наши”(гашиша.).
Контакт между двумя расами людей привел среди прочих последствий и к тому, что, по выводам современников, “коренное население прививало пришлому гашишизм, последнее прививало коренному - алкоголь”.
Уже в 1878 году генерал-губернатора Туркестанского края предупреждали о возможных последствиях для жителей европейской части России, если местными властями не будут предприняты решительные меры для борьбы с наркоманией среди азиатских мусульман. Чиновник по особым поручениям П. Григорьев, который специально в течение двух лет исследовал этот вопрос, сделал следующий вывод: да, проблема есть, но ее разрешение — дело будущего и “это будущее, по всей вероятности, еще не скоро придет...”. Что ж, пророчество сбылось! И не так же ли самонадеянно и эгоистично мы сегодня в завершенииXX в. перекладываем эту ужасную проблему на плечи потомков?
Говоря о проблеме бытовой наркомании и процветавшем многие столетия наркобизнесе в Азии, поневоле приходится затрагивать чрезвычайно важные вопросы национальных взаимоотношений. В этой связи требует своего рассмотрения и роль китайских мигрантов XIX-XX в.в. в деле распространения наркотиков на территории Российской империи.
Развязанный Англией в XIX в. наркогеноцид по отношению к китайскому народу (“Опиумные” войны 1840-1842, 1856-1860 гг.) обернулся трагедией для населения не только Поднебесной империи, но и сопредельных государств, в частности, приграничных с Китаем территорий России. Приобретя статус доходного товара, опиум распространился от южных провинций Китая до его северных владений по линии Кашгар — Кульджа и Дальнего Востока.
С 1871 по 1881 годы русские войска, находясь по приглашению манчжур на территории Китая в Илийском крае (так называемая “Новая территория” Цинской империи — Синьцзян), еще сдерживали волну наркотиков. Отвод войсковых частей обратно, в Туркестанский край, повлек за собой отток из Поднебесной некитайских народов, сочувствующих России, — уйгуров (таранчи), дунган и казахов. К 1881 году на российскую территорию их перешло не менее 200 тыс.человек.
К сожалению, многие представители этих этнических групп успели заразиться в Китае наркоманией, а уйгуры и еще более дунгане (мусульмане по вероисповеданию) — овладеть приемами нар-кобизнеса. И если в Туркестанском крае из-за кочевого образа жизни тамошнего населения (киргизов и казахов) культура опийного мака не приживалась, то, начиная с 80-х годов XIX в., его активно начали высевать мигранты.
В такой же закономерной последовательности складывалась наркоситуация и на Дальнем Востоке. Если верить наблюдениям известного русского ученого-этнографа В. К. Арсеньева, эмигранты из Китая и Кореи повсеместно арендовали у приморских и приамурских крестьян и казаков земли, предназначенные под хлеб, перепахивая их (с зелеными всходами) для посевов мака. Простые люди, получая от аренды пашни денег больше, нежели они могли выручить от культивирования пшеницы, отучались от труда, предавались праздности, безделью, пьянству и наркомании, которая постепенно распространялась среди аборигенов, колонистов, затем жителей Камчатки, Сибири, Поволжья.
Характерен следующий факт. В 1915 году, после издания Николаем II закона о запрещении посевов опийного мака, на имя директора департамента полиции Российской империи сенатора графа В. А. Брюн-де-Сент-Ипполита и еще шестерых адресатов из Правительства от жены есаула Шестакова (Полавский уезд Приамурского края) поступила телеграмма с угрозой: в случае уничтожения 8000 десятин (11 600 га - прим. авт.) с посевами опийного мака 4000 арендаторов устроят “полный разгром” ввиду “сильного среди них брожения”.
Телеграмму “устроили” китайские гангстеры из триады. Государственные чиновники согласились было с требованиями арендаторов, но ситуацию изменила шифрограмма генерального консула из Харбина, который сообщил следующее: “... Местные китайские власти обращают мое внимание на то, что, по их сведениям, в пределах Приамурского Генерал-Губернаторства в нынешнем году обширные площади вновь засеяны маком”. Требование республиканского правительства Китая о пресечении деятельности макосеяльщиков администрация Уссурийского войска выполнила таким образом: посевы мака подверглись уничтожению, а “порочные иностранцы” выселены за пределы Российской империи.
Канал распространения наркотиков “Азия — Европа” существовал в немалой степени благодаря продажности работников правоохранительных органов, собирающих огромные взятки с торговцев наркотиками. “... Самое большое зло в водворении контрабанды кроется в продажности чинов этой стражи”, — так характеризовали своих коллег по оружию контрразведчики из жандармерии. “...Соблазн вошел в кровь и плоть пограничной стражи”, — добавляли они. Так же характеризовал чинов полиции и таможни Средней Азии авторитетный исследователь И. С. Левитов, неоднократно наблюдавший, как покрываются “грешки” и “грехи” притоносодержателей и сбытчиков наркотиков. Да и высокие сановники, чего скрывать, изрядно “грели” руки на незаконном обороте наркотиков.
Вот далеко не полный перечень обстоятельств, способствовавших созданию в предреволюционной России благоприятной почвы для наркомании, для ее взрыва в первые десятилетия советской власти и постоянном присутствии в условиях наших дней.
Одна из причин заключалась в неведении медиков относительно вредных последствий толком не проверенных методик лечения наркомании наркотиками и слепого копирования своих западных коллег. Эта “наивность” продолжает эстафету и сегодня.
Поведение литераторов и журналистов, пропагандирующих культ галлюциногенов в повседневной жизни, иначе как экстравагантностью натуры представителей “богемы” не объяснишь... Правда, многомиллионные тиражи книг о культе наркотиков в 90-е годы XX в. только одной экстравагантностью не объяснишь.
Можно понять искреннее стремление отечественных ученых донести до россиян “исключительные” знания о гашише, опиуме и других наркотиках. В основе их действий было то самое любопытство ученого, которое заставило, например, Миклухо-Маклая попробовать наркотикосодержащий напиток “кэу” вместе с папуасами Новой Гвинеи. В противном случае этнограф не смог бы присутствовать на ритуальном празднике аборигенов, о котором путешественник с понятной гордостью рассказал позднее читателям России. Но как быть с современными теоретиками, рекомендующими итоги своих исследований в сфере наркотиков применять на практике без медицинских на то показателей?
Что касается торговцев наркотиками, то этот вид смертоносного бизнеса не имеет национальных признаков и обладает механизмом социальной преемственности так же, как и навыки наркотизма. В нашем случае - это целая историческая схема: англичане - китайцы - дунгане - поселенцы Туркестана (Дальнего Востока) - жители Сибири... Нынче к этой цепочке присоединились колумбийцы, голландцы, нигерийцы и многие, многие другие.
В основе распространения наркотиков лежат многообразные клинико-психопатологические и социальные факторы, такие как стремление больных наркоманией уклониться от обращения в лечебные учреждения, криминальный аспект производства и оборота наркотиков и др.
Показатели распространенности наркологической патологии выявляют отчетливые региональные различия: наиболее высоки они в территориях Южной, Западной и Восточной Сибири, а также Дальнего Востока, Северного Кавказа и наиболее крупных городах и городах-портах.
Особое беспокойство вызывает вовлеченность в потребление различных ПАВ подростков, поскольку именно для них характерна наиболее высокая частота негативных медицинских и социальных последствий наркотизации. В последние 10 лет в России сохраняется устойчивая тенденция роста распространенности наркомании среди подростков.
В 2000 г. по сравнению с 1999 г. число больных наркоманией подростков, наблюдающихся в наркологических диспансерах, возросло на 10,5 %.
Наблюдается увеличение числа потребителей так называемых "тяжелых" и синтетических наркотиков по отношению к числу потребителей "легких". Такую тенденцию следует считать крайне неблагоприятной в плане развития более тяжелой в медицинском и социальном плане наркологической патологии.
Сопоставление статистических показателей свидетельствует о том, что подростки злоупотребляют наркотиками в 4,3 раза чаще, чем все население. Уровень заболеваемости наркоманией среди подростков в 1,5 раза выше, чем среди всего населения.
В 2000 году в наркологических диспансерах наблюдалось 7140 детей, из них 317 - больных наркоманией, около 1,5 тысяч больных токсикоманией, 1352 злоупотребляющих наркотическими и почти 4 тысячи ненаркотическими средствами.