Для выбивания остатков хлеба в украинские села были направлены тысячи уполномоченных. Приехавшие из городов партийные и советские работники в большинстве своем не знали и не желали знать проблем села, местные «активисты» стали прислуживать им. Вот что говорил об их деятельности колхозник В.Пахаренко из Черкасской области: «Тогда во все органы власти от сельсоветов, колхозов и выше, проникали самые хитрые, самые скользкие люди, часто бездельники и пьяницы, а порой и бандиты разных мастей, которые вовремя додумались повернуть нос по ветру. Они стали верными псами Сталина за то, что тот дал им неограниченную власть. Одна за другой шли бесконечные ревизии «излишков продовольствия» из сельских дворов. Люди пытались спрятать хотя бы горсть зерна в ямах, колодцах, на чердаках, замазывали в печи или зашивали в тряпичные куклы. Но находили везде: слишком уж старательно исполняли свои обязанности важные, в галифе и с наганами, уполномоченные из районов и местные активисты. У нас в Красной слободе и близлежащих селах, например, были конфискованы и отогнаны в Черкассы все чудом уцелевшие коровы. Там их загрузили в товарные вагоны и держали под охраной до тех пор, пока весь скот не околел. А потом вагоны вывезли в город, а содержимое выбросили на свалку. Хочу подчеркнуть, что у людей забирали не только зерно, но и все, что могло служить едой, забирали и часто уничтожали прямо на глазах умирающих с голода. Не оставляли даже огородных семян, чтобы не смогли высадить на следующий год. Бабушка рассказывала, как нагрянули к нам неожиданно уполномоченные и сразу же стали протыкать землю во дворе и на огороде железными прутьями – искали закопанные ямы с зерном. Но – какие там ямы – зернышка в хозяйстве не осталось. В хату ввалились двое – председатель сельсовета и приезжий уполномоченный. Семья как раз села за обед – из еды как раз осталось немного картошки. Матюкаясь, непрошеные гости забрали даже со стола сваренную в мундире картошку. А потом старательный председатель залез под печь и там обнаружил горшочек с семенами свеклы, которые бабушка, спасая для весеннего сева, спрятала и замуровала глиной в подпечек. Выходя, уполномоченный, забрав горшок с семенами, еще раз окинул разгромленную хату – не забыли ли чего. Его свинцовый взгляд остановился на трехлетней девочке, которая испуганно пряталась за бабушкину спину, сжимая в ручонке картофелину, взятую еще за обедом. Уполномоченный подошел, вырвал последнюю еду и раздавил сапогом на полу. Так и уехали, высыпав по дороге из горшочка семена свеклы…»[4, с. 24].
Кроме обеспечения выполнения плана хлебозаготовок уполномоченные должны были выявить тех, кто был виновен в невыполнении государственной задачи. Основную вину представители центра возложили на местных руководителей. За «попустительство кулацкому саботажу» были арестованы и осуждены тысячи председателей, членов правлений колхозов, специалистов, партийных и советских работников. Фабриковались дела на подобии Ореховского на Днепропетровщине, когда обвиненные в «злостном саботаже хлебозаготовок» руководители района были приговорены к расстрелу, длительным срокам заключения. В одном из документов, подписанных прокурором Днепропетровской области Кумпикевичем и председателем областного суда Румянцевым, говорилось: «Всего по 5 декабря 1932г. общее количество осужденных лиц по колхозному сектору составляет 1062 человека, из них 59 человек осуждено к расстрелу».
В связи с началом работы комиссии Молотова, ЦК КП(б)У принял специальное постановление о работе с колхозным активом. Оно требовало от населения «обеспечения поддержки и одобрения репрессивных мер, которые проводились партией и советской властью против кулаков, против злостных саботажников хлебозаготовок из числа руководителей колхозов, против расхитителей государственного хлеба, против перерожденцев и коммунистов, которые разложились и которых партия изгоняет из своих рядов.»
Политику репрессий оправдывали и правоохранительные органы. В конце ноября 1932 г. был опубликован приказ наркома юстиции и генерального прокурора Украины, в котором отмечалось, что репрессия представляет собой одно из важных средств преодоления классового сопротивления хлебозаготовкам.
Атмосфера, которая господствовала тогда в сельской местности, хорошо показана в местной печати. Тивривская районная газета «Ударник соцiалiстичного будiвництва» Винницкой области пестрела такими заголовками: «Не верьте кулаческим слезам», «Сломаем кулаческий саботаж», «Беспощадная кара врагам советской власти», «Не допустить срыва хлебозаготовок», «Разбить вдребезги кулаческое сопротивление». В репортажах из сел этого района газета писала об обысках, изъятии хлеба, об арестах саботажников, о работе судов. В заметке о положении дел в селе Пилява группа крестьян, а также председатель сельсовета Бабенко и учитель Вознюк были названы «шайкой кулаков-бандитов и разной наволочи, которая чинит яростное сопротивление выполнению хлебозаготовок». Но газета даже не упоминала о том, что в Пиляве уже начался голод. В другой же заметке говорилось о том, что группа колхозников из села Ворошиловка после выполнения плана объявила себя «мобилизованной на фронт борьбы за хлеб» и направилась в села: Шершни и Борскив для «уничтожения саботажа контрреволюционной и петлюровской наволочи»[3, с. 640-641].
В декабре 1932 г. и в январе 1933 г. почти в каждом номере Днепропетровской газеты «Зоря» публиковались материалы о борьбе с саботажем. 1 января эта газета писала: «В общем плане хлебозаготовок Днепропетровской области на Апостоловский район приходится большая доля. Однако на 25 декабря 1932 г. план хлебозаготовок в районе выполнен только на 52.6 %. Почему на фронте борьбы за хлеб прорыв? Причины вскрыты на районном совещании партактива. Они прежде всего заключаются в том, что организаторами саботажа были враги с партбилетами в карманах»[9, с. 12] Газета регулярно называла поименно этих «врагов»: директор Апостоловсий МТС Полтавец, председатель Костромского сельсовета Мороз, председатель артели имени Фрунзе Абельмасов, секретарь партячейки «Авангард» Плискачов и др. Председателя колхоза Засылко и секретаря партячейки Давыдовского газета назвала кулаками и петлюровцами, которые «приказывали колхозникам прятать хлеб, злостно организовали саботаж». Номер газеты «Зоря» от 6 января 1933г. открывался лозунгом: «Беспощадно, со всей суровостью расправляться с врагами рабочего класса и колхозного крестьянства – кулаками и их пособниками!». На первой странице печатались постановления об исключении из партии и отдаче под суд трех директоров совхозов. Об исключении из партии как кулаческих агентов и ссылке в концлагеря на срок от 5 до 10 лет 50-ти коммунистов, о высылке в северные районы страны 700 украинских семей «за активное противодействие выполнению государственного плана хлебозаготовок, за расхищение и порчу колхозного хлеба»[6, с. 36].
То, о чем писала газета «Зоря» 6 января, показывало как пунктуально и оперативно выполнялось постановление политбюро ЦК КП(б)У от 29 декабря 1932 г. На этом заседании политбюро, проходившем при участии Кагановича, рассматривался вопрос о распространении на Днепропетровской области мер, принятых по отношению к Одесской области. В принятом постановлении говорилось: «Выслать 700 семей из 20-25 сел основных отстающих районов. Организовать высылку на север 700 человек без семей. Составить список исключенных из партии в количестве 50 человек для немедленной высылки в концлагеря». На этом же заседании рассматривался вопрос «Об усилении репрессий к злостным несдатчикам хлеба единоличникам». Донецкому и Харьковскому обкомам предложили организовать распродажу всего имущества, а также лишить «злостных единоличников» всей «усадебной земли и всех построек». По Харьковской области эту меру применить в отношении примерно 1000 хозяйств, а по Днепропетровской – 500 хозяйств[15, с. 134].
Комиссия Молотова не принимала собственных постановлений, она не имела делопроизводства. Все законодательные акты, которые Молотов считал нужными принимать, принимались партийно-государственным руководством Украины. 18 ноября 1932 г. ЦК КП(б)У, а 20 ноября СНК УССР приняли постановления, идентичные по содержанию и под одним названием – «О мерах по усилению хлебозаготовок». Постановлениями предусматривалось, что в артелях, где во время уборки допускалось авансирование колхозников сверх установленной нормы (15% от фактического обмолота), должны организовать возврат незаконно розданного хлеба. В постановлении СНК речь шла о штрафовании мясом тех колхозов, которые «задолжали» по хлебозаготовкам, но не имели хлеба, чтобы рассчитаться с государством. Штрафы должны были взыскиваться как за счет общественного скота, так и скота колхозников. Взыскание натуральных штрафов предусматривалось только с разрешения облисполкома, только мясом и без применения обысков. В распоряжении Наркомата юстиции УССР от 25 ноября, где речь шла об организации выполнения постановления, даже подчеркивалась нежелательность «массовых обысков».
Несмотря на это власти на местах избрали такую практику применения постановления, которая допускала, во-первых, штрафование не только мясом, а чем угодно; во-вторых, без получения санкций облисполкома в каждом отдельном случае; в-третьих, с использованием неоднократных подворных обходов и обысков. Кроме того, поощрялось доносительство. В одном правительственном постановлении говорилось, что тем, кто укажет на скрытый хлеб, выдавать 15% этого изъятого хлеба.
Постепенно стала вводиться практика натуральных штрафов колхозников и единоличников-должников по хлебозаготовкам. В случае отсутствия запасов зерна у таких крестьян забирали абсолютно все продукты. Колхозник Федор Коваленко из села Лютеньки на Полтавщине вспоминает: «В ноябре и декабре 1932 г. забрали всё зерно, овощи фасоль и все, что было на чердаке: сушеные яблоки, груши, вишни, - все забрали». Подобное происходило повсеместно. Совершенно очевидно, что изъятие овощей или сухофруктов никак не влияло на вывод страны из экономической катастрофы. Это была репрессия в чистом виде, которая преследовала только одну цель: лишить должников возможности физически выжить до нового урожая. Репрессией так же являлось преследование за сбор остатков урожая на колхозных полях. Осенью 1932г. голодающие крестьяне выходили на поля и собирали оставшиеся колосья хлеба, клубни картофеля, морковь, свеклу, яблоки и груши в садах. Но сбор некондиционных и даже испорченных остатков урожая расценивался как хищение, вновь применялись меры, предусмотренные пресловутым законом «о пяти колосках».