На переговорах с Унковским гетман излагал всё новые и новые весомые аргументы и доказательства, которые должны были доказать преимущества военного союза между Украиной и Россией: «… и в которой стороне Запорожское войско и вся Украина будет, та сторона сильна всем неприятелям будет». Хмельницкий также подчёркивал, что от Владимирова святого крещения вся наша благочестивая христианская вера с Московским государством и имели единую власть». Но на царского посла эти доводы не действовали.
Продолжая стоять на своём, Б. Хмельницкий направил в Москву чигиринского полковника Фёдора Вишняка, чтобы он изложил царю содержание украинских предложений относительно военного союза. В грамоте гетмана говорилось: «Нас слуг своих до милости царского своего величества прими и благослови рати своей наступать на врагов наших, а мы в божий час отсюда на них пойдём». На приеме у царя 5 июня 1649 г. Вишняк говорил о готовности Запорожского войска «умереть за его царское величество»[1, с.173], но никаких подвижек в украинско-российских отношениях не намечалось. В. Ключевский писал: «Жестокой насмешкой звучал московский ответ Богдану, что вечного мира с поляками нарушать нельзя, но если король гетмана и всё войско освободит, то государь гетмана и всё войско пожалует, под свою высокую руку принять велит»[17, с. 112]. Отвечая так Хмельницкому, царь хорошо знал, что Речь Посполитая не допускала даже мысли об «освобождении» украинцев. 13 июня полковник Вишняк уехал из Москвы.
Патриарх Паисий, который тогда вновь находился на территории Украины, в письме к царю писал о недовольстве украинцев. Сам гетман говорил патриарху, что царь имеет такое большое количество людей и средств, что если бы он не отказал в помощи, «я смог бы вместе с ними разрушить Ляхию и другие царства». Этого боялись и правительственные круги Польши. Московский гонец в Варшаве Кунаков сообщил, что польская шляхта боялась украинско-российского военного союза, который мог означать «погибель» для Речи Посполитой.
Московский царь Алексей Михайлович не решался разрывать отношения с Речью Посполитой, что являлось препятствием на пути к заключению военного союза с казаческой Украиной. Но была и другая причина. Сохранились слова самодержца, которые объясняют, почему царь не хотел предоставить вооружённую помощь восставшему украинскому народу: «Когда намериваются воевать, то ведут с неприятелем войну военными силами, а не руками сброда.., через то я и не посылал»[8, с. 77]. Царь боялся народной армии Украины и, несмотря на очевидные преимущества военного союза с ней, не желал иметь ничего общего с «чернью черкасской».
Летняя кампания 1649 г. закончилась для украинских войск победоносно. В августе был подписан Зборовский договор. Но сговор ненадёжного союзника Б. Хмельницкого – крымского хана Ислам-Гирея с польским королём Яном-Казимиром не позволил Хмельницкому достичь своей главной стратегической цели – полного разгрома Речи Посполитой. Именно победа обеспечила бы устойчивое существование Украинского независимого государства в системе европейских государств, хотя Зборовский мир и узаконил де-юре его самостоятельное существование в виде Гетманщины.
Одерживая победы, Б. Хмельницкий и всё Войско Запорожское не скрывали своего недовольства политикой московского царя, который официально провозглашал себя главным защитником вселенского православия, но ничего не сделал, чтобы помочь православным украинцам в тяжёлой борьбе с Речью Посполитой
В украинско-российских отношениях возникло напряжение. На границе всё чаще начали возникать вооружённые столкновения. В августе 1649 г. путивльские воеводы обратились к Хмельницкому с жалобой на действия отдельных казаческих отрядов, которые нарушали российскую границу. Враждебность демонстрировали не только казаки, но и сам гетман стал делать резкие заявления в адрес Москвы. 3 сентября российская разведка сообщила в Путивль слова Хмельницкого о том, что Войско Запорожское собирается совместно с татарами начать действия против Московского царства. Причиной такого решения назывался отказ царя помочь украинцам «своими государевыми ратными людьми». Причём, угрозы звучали не только из уст гетмана, но и «во всех де… черкасских городах… те же речи черкасы все говорят не тайно, что идти им с гетманом однолично на… государева Московское государство войною»[4, с. 49].
Эти сообщения вызвали в Москве обеспокоенность. В Украину под видом торговых людей засылались разведчики, чтобы выяснить положение дел. Но казаческой контрразведке и самому гетману хорошо было известно истинное лицо этих «торговых людей». В Чигирине были задержаны Василий Бурый и Марк Антонов, которых Хмельницкий назвал «лазутчиками». Зная, что они передадут содержание разговора московским воеводам, гетман заявил, что скоро пойдёт с Войском Запорожским «в гости» в Москву. Он резко высказался в адрес царя: «Кто на Москве сидит, и тот от меня на Москве не отсидится за то, что не помог он мне ратными людьми на поляков»[23, с.531]. Это уже была прямая угроза лично самодержцу. Приграничные воеводы и Посольский приказ в Москве из разных источников получали сообщения, что казаки начали подготовку к войне. Среди причин будущей войны лазутчики единодушно называли то, что царь «не учинил им, черкасам, ратными людьми помощи на поляков».
Б. Хмельницкий был мудрым политиком и дипломатом, он понимал, что война на два фронта опасна для Украины. Если в его высказываниях звучала угроза Москве, то в гетманских письмах этого не допускалось. В письмах Хмельницкого, которые привезли в Путивль российские лазутчики, не было и намёка на угрозы. Гетман понимал, что неосторожное слово, изложенное письменно, может быть расценено в Москве, как официальное объявление войны, а он стремился совсем к иному. Естественно, распространение слухов о будущей войне, как и устные заявления гетмана, были рискованным политическим блефом. Он шёл на этот риск, чтобы выиграть очередной раунд тайной войны. Дальнейший ход событий показал, что в какой-то мере Хмельницкий достиг своей цели.
Тем временем в Кремле было тревожно. Путивльские воеводы доносили, что город Путивль и его крепость плохо защищены, мало пороха, пуль и плохие ружья. Реакция царя была немедленной. Состоялось совещание думских бояр и дьяков, а в Путивль был отправлен обоз с порохом. Был отдан приказ: готовить войска, а с 5 октября царь запретил воеводам приграничных городов вести переписку с Б. Хмельницким. Всё свидетельствовало, что к угрозам гетмана в Москве отнеслись достаточно серьёзно.
Вместе с тем российское правительство вынуждено было искать какой-то выход из сложившегося положения. Но, чтобы возобновить отношения с возмущённым гетманом, нужно было найти повод для возобновления переговоров.
В это время в Москву прибыл греческий монах Иван Тафларий (в Москве известен под именем Иван Петров), который неоднократно выполнял секретные поручения Б. Хмельницкого. Тафларий, которому доверяли в Кремле, сообщил об усилиях гетмана, направленных на предотвращение татарского похода на Московское государство. Это важное сообщение и было расценено в Москве как прекрасный повод для налаживания разорванных связей с гетманом. И в начале октября 1649 г. в Чигирин было отправлено посольство во главе с Григорием Нероновым и Григорием Богдановым.
Российские послы месяц были в пути и прибыли в Переяслав только 4 ноября. Их встретили весьма сдержанно. Неделю послы простояли в городе, не зная, что делать, и ждали разрешения встретиться с гетманом. 12 ноября переяславский полковник Ф. Лобода передал царским посланникам, что их встреча с Хмельницким состоится в Чигирине. 19 ноября они прибыли в Чигирин, а 22-го послы были приняты гетманом. Хмельницкий извинился перед послами за задержку переговоров, объяснив, что не мог раньше уделить московским послам больше внимания, так как был занят государственными делами и принимал послов разных государств. Царским послам дали понять, что гетман не намерен предоставлять им никаких преимуществ перед другими дипломатами.
В переговорах с представителями Московского государства, кроме гетмана, принимали участие войсковые писаря: Выговский и Кричевский, есаул Лученко и чигиринский атаман Коробка. Это не совсем устраивало Неронова, который имел задание вести переговоры с Хмельницким без свидетелей.
В личной беседе с гетманом Неронов делал ударение на общность веры, объединяющей украинцев и русских, и подчёркивал нежелательность связей с татарами. Московский посол, выполняя волю царя, осмелился упрекать гетмана за его угрозу начать вместе с бусурманами войну против Московского православного царя. В ответ Хмельницкий заявил, что татары хотя и некрещёные, однако помогают Украине в борьбе с поляками – главными врагами веры православной, а россияне, величая себя истинными правоверными христианами, не помогают Войску Запорожскому. Кроме того, донские казаки нападают на крымские улусы, даже не взирая на просьбы гетмана не вредить отношениям между украинским казачеством и татарами.
Неронов пытался спасти ситуацию, и в конце беседы заявил, что царь на протяжении двух лет отказывается помочь Польше, вопреки её настойчивым просьбам. Кроме того, государь разрешил украинским купцам беспошлинно покупать в России хлеб и соль, что это само по себе есть «великого государя к тебе и Войску Запорожскому большая милость и без ратных людей».
26 ноября 1649 г. состоялась последняя встреча российского посла и украинского гетмана, во время которой Неронов склонял ход переговоров к «татарской проблеме», поскольку после Зборовского договора она приобрела особый вес, и в Кремле не без оснований побаивались крымского хана. Хмельницкий успокоил Неронова, пересказав слова хана, который заверил гетмана: «как нам Бог помощь свою даст и ляхов побьём, то, кого ты, гетман, над собой и Войском Запорожским хочешь государем иметь, тому я буду служить. И как я, гетман, писал к великому государю, чтоб принял меня под свою высокую руку, то крымский царь мне говорил, что хочет и он великого государя над собой государем иметь»[22, с. 532-533].