Возможность совместного похода казаков и крымских татар на Московское государство мучила царя и его окружение. Потому в Москве положительно было воспринято известие о том, что Хмельницкий приложил усилия, чтобы остановить татарские войска, которые, якобы, уже готовы двинуться на российские города. На вопрос воеводы Федора Афанасьева, «не чает» ли гетман похода татар на российские волости, Б. Хмельницкий ответил: «Того не маш и не будет, штоб царики татарские, побратавшись с нами, православную Русь и веру нашу воевать, так не можно»[9, с.79]. При этом он не собирался скрывать, что действия татар во многом будут зависеть от него, гетмана, на что Москве следует обратить больше внимания.
В Москве воздохнули с облегчением. Военные приготовления были прекращены, было приостановлено укрепление гарнизонов приграничных с Украиной городов.
В октябре 1649 г. в Чигирин выехали царские послы Неронов и Богданов. Они везли от царя письмо с выражением благодарности гетману и всему Войску Запорожскому за «службу и радение», которое, по мнению Алексея Михайловича, выразилось в сдерживании татарской агрессии. Царь призывал Б. Хмельницкого и в дальнейшем сдерживать крымского хана «от всякого дурна», а за это обещал, что Войско Запорожское и гетман «в забвение николи не будет», а в доказательство искренности своих слов и намерений направил гетману большое количество соболей. Не обошел московский государь своей «милостью» и другую казаческую старшину.
«Татарский вопрос» присутствовал не только в украинско-российских отношениях, он всплыл и в ходе польско-российских переговоров, которые проходили в Варшаве в марте-апреле 1650 г. Царские послы Григорий и Степан Пушкины действовали с позиции силы, на опасной грани постоянной угрозы разрыва Поляновского «вечного мира» 1634 г. Направление главных атак российской стороны определилось сразу: поляки обвинялись в сознательном оскорблении царя. В качестве примера Пушкины приводили книги, вышедшие в Речи Посполитой, в которых без достаточного уважения упоминались московские цари и бранилась их политика, да еще в таких выражениях, что « не только печатать, и помыслить нельзя, от бога в грех и от людей в стыд»[10, с. 93]. Послов возмущали слова польских авторов, которые писали, что «московиты только считаются христианами, а делами и обычаями хуже за варваров». Они также требовали немедленно казнить всех, кто допускает ошибки при употреблении титула московского царя. Назывались конкретные имена, в том числе представителей польской элиты.
Разумеется, московское правительство войны не хотело, как не хотела ее и Польша. Однако Кремль откровенно шантажировал Речь Посполитую, требуя за решение сугубо бумажных дел чрезмерную цену – возращение России Смоленска, Северщины и других земель, утерянных вследствие войны 1632-1634 годов. Российская сторона требовала выплатить 500 тысяч золотом «за бесчестье бояр и всяких чинов». Другими словами, Москва за сохранение «вечного мира» с Речью Посполитой требовала выплатить огромную контрибуцию, будто бы уже выиграла настоящую войну.
Руководитель делегации Речи Посполитой на переговорах канцлер Радзивилл твердо заявил: «Вы требуете, чтобы за несуразицы, напечатанные в книгах, король отдал вам Смоленск и другие города. Но это – дело неосуществимое: они добыты кровью, и только кровью их можно возвратить обратно. Когда сейчас за такую мелочь отдать вам столько замков и денег, то потом вам захочется и Варшаву приобрести. Больше мы с вами о тех книгах говорить не будем»[10, с. 93].
Такое смелое заявление канцлера объясняется просто. Накануне, 1 апреля 1650 г. в Варшаву прибыл крымский посол Мустафа-ага с письмом от хана. Хан заверял, что если король Ян Казимир не достигнет с московскими послами согласия, то он вместе с казаками за оскорбление королевской чести готов объявить царю войну. «Или летом, или зимой, когда будет Ваша воля, - писал Ислам Гирей III, - мы будем готовы, только вашей резолюции ожидаем» - На словах Мустафа-ага заявил, что в случае, если король Речи Посполитой не даст согласия на союз против Москвы, кто крымский хан «вынужден будет вместе с казаками начать войну против него самого»[10, с. 94]. Содержание этого письма в общих чертах стало известно братьям Пушкиным.
Б. Хмельницкий не собирался находиться в стороне от важных переговоров между Москвой, Варшавой и Крымом. Он хотел повернуть ситуацию на переговорах в Варшаве на пользу Украине. В Польшу были отправлены казаческие послы. Они засвидетельствовали, что в соответствии со Зборовским договором, Войско Запорожское стремится оберегать границы Речи Посполитой, информировать короля обо всем угрожающем, что может возникнуть. Но, чтобы так поступать, Б. Хмельницкий должен знать о королевских планах, чтобы не произошло каких-либо недоразумений, которые могут возникнуть в результате его неосведомленности.
Король поверил в сказанное украинскими послами. Яну Казимиру уже надоели чрезмерные российские требования, и он неосмотрительно решил открыть гетману свои карты: «Хан крымский, брат наш, испытывает потребность в том, чтобы, согласно заключенным соглашениям, часть Войска нашего (король продолжал считать казаков своими подданными – П.Ф.) Запорожского оказала ему помощь, обещал нам взамен оказать помощь, когда мы в такой нуждаться будем». Король просил, чтобы Хмельницкий направил хану десять тысяч казаков, а сам остался с остальными войском и не выходил из-под власти королевской и служил на пользу короля.
Б. Хмельницкий осознавал, что речь шла об организации похода крымских татар на Москву с привлечением части казаческих войск. Последствия реализации этого плана были бы для Украины отрицательными. Войско Запорожское снова оставалось бы один на один с Речью Посполитой, потеряв одновременно потенциального союзника – Московское царство. Признать соглашение крымского хана с польским королем гетман не мог – был достаточно мудрым и опытным политиком и понимал, что его таким образом собираются лишить самостоятельности в действиях. Кроме того, поляки, восстановив мир с московским царем, могли легко найти с ним общий язык и ударить по Украине. Не хотел он и опасного усиления Крымского ханства, которое уже не скрывало намерения стать наследником бывших земель Золотой Орды – Казанского и Астраханского ханств, которые около ста лет перед этим попали под власть Москвы.
Кроме крымского хана большой интерес к астраханским и казанским территориям проявляла также Турция. В ноябре 1650 г. к Б. Хмельницкому прибыли крымский и турецкий послы. Турецкий дипломат передал гетману письмо султана с предложением Украине объединиться с Портой. Хмельницкому предоставлялось право самому предложить условия протекции. Послам был оказан достойный прием, но предложение султана было вежливо отклонено. Гетман заявил, что «народ, им руководимый, не расположен пока что ни к каким протекциям».
Мусульманские послы предложили также Хмельницкому заключить военный союз с ханом, и выступить против Московского царства. Причиной войны, которую должен объявить турецкий султан, явилось завоевание «царями Московскими Татарского и Астраханского царств». В случае успешного завершения войны и возврата указанных земель Порте и Крымскому ханству, гетману будет выделена «часть завоеванного из прилежащих к Малороссии областей Московских или Татарских»[18, с. 148]. Данное предложение интересовало Б. Хмельницкого исходя из того, что в будущих сражениях против Речи Посполитой ему необходимо было привлечь на свою сторону крымских татар. Поэтому гетман сообщил послам доверительно, что по окончании войны с Польшей он будет готов принять предложение султана и хана. Такой ответ устраивал послов. По окончании переговоров Хмельницкий передал письмо крымскому хану, в котором писал о дружеском к нему отношении и просил поддержки против поляков.
Во время этих переговоров в Чигирине находился Арсений Суханов. Он пытался узнать о целях приезда турецкого посла, но с какими поручениями к гетману прибыл посол, «Арсений разведать не смог»[2, с. 131]. То, о чем не мог сообщить Суханов, в Москву сообщил сам гетман. Хмельницкий направил в Москву секретное обращение о состоявшихся переговорах, замыслах и планах крымского хана и турецкого султана. В очередной раз он просил оказать украинцам поддержку путем осуществления «диверсии» против поляков на Смоленщине и в Белоруссии. После этого, как отмечал М. Грушевский, «поведение казаческого гетмана перестало вызывать тревогу…Хмельницкий показал себя рыцарем, хорошим соседом и солидарным в ориентации на московского православного царя»[2, с. 207]. Алексей Михайлович был благодарен гетману за ценную информацию и обещал направить свои войска под Смоленск.
Турецкая сторона продолжала навязывать свои услуги украинскому гетману. Монах Павел сообщал царю, что в конце марта 1651 г. «пришел из Царя-града посол к гетману с тем: если ему, гетману, надобно рать, и ему султан пришлет сколько нужно». Гетман ответил: «Есть у меня много своего войска, а на султановой любви бью челом и благодарю»[22, с. 552-553]. Монах советовал царю прислать Хмельницкому хотя бы небольшую военную помощь и уже будет фактором, препятствующим заключению украинско-турецко-татарского союза против Московского государства. Но Алексей Михайлович к подобным советам не прислушивался, а до заключения тройственного союза дело не доходило только благодаря позиции занимаемой Б. Хмельницким.