Понятие интертекстуальность появилось во второй половине XX века и быстро стало одним из ключевых терминов литературоведения. Оно обозначает любое отношение текста к другому тексту. Термин «интертекстуальность» был введен в 1967 г. теоретиком постструктурализма и ученицей Ролана Барта - Юлией Кристевой [Кристева, 1967]. Ролан Барт (R. Barthes), французский философ-постструктуралист и семиотик, считал, что язык, с одной стороны, является ключевым узлом для социализации, с другой, обладая своей структурой, синтаксисом и грамматикой, несет в себе определенный властный посыл.
Ю. Кристева, исследовательница литературы и языка, сформулировала свою концепцию интертекстуальности на основе переосмысления работы М. М. Бахтина 1924 г. «Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве», зафиксировавшего феномен диалога текста с текстами и жанрами. Термин интертекстуальность получает различные дефиниции, но вообще обозначает общие свойства текстов, которые выражают связи между ними, и эти части текста так могут ссылаться друг на друга. Значит, текст может относиться к упоминаемому им тексту. «Мы назовем интертекстуальностью такую текстуальную интеракцию, которая происходит внутри отдельного текста. Для познающего субъекта интертекстуальность – это признак того способа, каким текст прочитывает историю и вписывается в нее» [Кристева, 1967]
Основоположником теории интертекстуальности считается М. М. Бахтин, который первый использовал понятие диалогическое слово. Им он обозначает тот факт, что у слова есть характер внутреннего диалога и что оно многозначно. Эту концепцию далее развила Ю. Кристева, которая считала диалогическими не только слова, а весь текст. Таким образом, интертекстуальность оказывается необходимым свойством каждого текста. Этот взгляд, за который Кристеву критиковали, поддерживают также такие авторы, как Гарольд Блум и Ролан Барт. Для них интертекстуальность является необходимостью текстов, и текст они понимают только как сеть цитат. Концепция Ю. Кристевой в атмосфере постмодернистских и деконструктивистских настроений второй половины XX века быстро получила широкое признание. Ведь сверхзадачей постмодерниста было деконструировать противоположность между критической и художественной продукцией и смешать границу между своими и чужими текстами [И.П. Ильин,1996]. Так появляется языковая конструкция «текст в тексте».
Сам термин «интертекст» появился во французском постструктурализме в теории анаграмм Ф. де Соссюра, но генетически он связан именно с русской лингвистической традицией, так как упомянутая выше ранняя работа М. Бахтина («Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве») появилась как реакция на теорию формальной школы, отталкивающуюся от психологического языкознания Потебни.
Как уже было сказано, вместе с термином интертекстуальность появился также термин диалогичность (в лингвистической литературе не существует четкой границы между этими понятиями). М. М. Бахтин образно трактует каждый текст как диалог. «Диалогичность текста позволяет автору не ограничиваться сферой субъективного, индивидуального сознания, а вводить в текст одновременно несколько субъектов высказывания, которые оказываются носителями разных художественных систем» [Фатеева, 2007, 4-5]. Кристева изменяет понятие диалогичности М. М. Бахтина и тем, что осмысляет текст как «историко-культурную парадигму», как «общество». Текст рассматривается не как вербальная знаковая система, а как конгломерат всех смысловых систем и культурных кодов. Он предстает как всеобщее состояние социокультурного знания, из которого любой текст вытекает и в котором он потом растворяется [Кристева цит. по: Ильин, 1995, 204].
Позднее М. М. Бахтин создает теорию полифоничности, в свете которой рассматривает понятие «чужого слова». Отдельное слово рассматривается им как «аббревиатура высказывания»; нейтральных, «ничьих» слов нет, каждое слово пахнет контекстом и контекстами, в которых оно жило.
Каноническую формулировку понятий интертекстуальность и интертекст, по мнению большинства западных теоретиков, дал Р. Барт: «Каждый текст является интертекстом», «другие тексты присутствуют в нем на различных уровнях в более или менее узнаваемых формах» [Барт, 1989]. По мнению И. П. Ильина, «в конечном счете эта идея свелась к тому, что буквально все стало рассматриваться как текст: литература, культура, общество, история и, наконец, сам человек».
Положение, что история и общество могут быть прочитаны как текст, привело к восприятию человеческой культуры как единого интертекста, который в свою очередь служит как бы претекстом любого вновь появляющегося текста. «Согласно этому положению, вся человеческая культура рассматривается как единый текст, включенный в бытие, то есть некий единый интертекст. Все создаваемые тексты, в таком случае, с одной стороны, в основе своей имеют единый предтекст (культурный контекст, литературная традиция), а с другой стороны, в свою очередь являются интертекстами, так как становятся явлениями культуры» [Е.М.Дронова, 2004]. В связи с этой концепцией называются иногда постмодернистские тексты - как «цитатная литература» [Б. Морриссетт, 1975]. Само понятие предполагает построение текста как цепочку из рядоположенных цитат с достигаемым системным эффектом. Как утверждает Умберто Эко, «их узнавание - процедура, требующая определенной культурной компетенции: цитата будет понята лишь в том случае, если зритель догадывается о существовании кое-где кавычек. Отсутствующие в типографском смысле кавычки могут быть обнаружены лишь благодаря внетекстовому знанию»[У. Еко, 1994].
Доктор филологических наук, профессор Б. Гаспаров, выстраивает свою теорию именно как лингвистическую теорию деятельности. «Лингвистика языкового существования» - таков подзаголовок его книги «Язык. Память. Образ» [Гаспаров, 1996]. Гаспаров часто ссылается на работы Р. Барта и Ю. Кристевой и часто соглашается с высказываниями постмодернистов о тексте как о цитатной мозаике. В указанной публикации Гаспаров пишет: «Наша языковая деятельность осуществляется как непрерывный поток "цитации", черпаемой из конгломерата нашей языковой памяти». Б. Гаспаров вводит понятие коммуникативного фрагмента - отрезков речи различной длины, которые хранятся в памяти говорящего и которыми он оперирует как готовыми блоками при создании и интерпретации высказываний. Коммуникативный фрагмент – «первичная, непосредственно заданная в сознании единица языковой деятельности».
Значит, интертекстуальность, в первую очередь, объясняет саму возможность взаимопроникновения элементов текста. Отдельные цитаты и языковые игры, таким образом, представляют собой метафоры между текстами. И именно это и есть самое важное не только для области литературы, но и для средств массовой информации.
2.2. Tермины аллюзия и цитата
Наличие в тексте элементов, функция которых состоит в указании на связь данного текста с другими текстами или же отсылке к определенным реальным историческим, культурным, литературным и биографическим фактам, которые предполагаются общеизвестными, называется аллюзией (от лат. allusio - намек, шутка). От цитации текстовая аллюзия отличается тем, что элементы претекста (т.е. предшествующего текста, к которому в данном тексте содержится отсылка) в рассматриваемом тексте оказываются рассредоточенными и не представляющими целостного высказывания, или же данными в неявном виде [www.krugosvet.ru]. У аллюзии происходит заимствование элементов претекста выборочно. Н. А. Фатеева описывает это явление в своей публикации: «..... целое высказывание или строка текста-донора, соотносимые с новым текстом, присутствуют в последнем как бы «за текстом» - только имплицитно» [Фатеева, 2007]. Аллюзия также может функционировать как средство «расширенного переноса свойств и качеств мифологических, библейских, литературных, исторических персонажей и событий на те, о которых идет речь в данном высказывании», в таком случае «аллюзия не восстанавливает хорошо известный образ, а извлекает из него дополнительную информацию» [И.П.Гальперин, 1981].
Цитата – в первом значении дословный фрагмент какого-либо произведения, который однозначно идентифицируется как вставленный (то есть как часть другого текста). До сих пор не определены границы понятия «цитата», нет единых критериев или классификации цитат и их функций. Другое значение термин «цитата» получил в произведениях постмодернистской ориентациии. Здесь цитата стала расширять свое значение - она применяется для номинации любой переклички, связывающей все области культуры. Р. Барт считает цитатой любое заимствование любой части текста-донора текстом-реципиентом - «весь текст – это раскавыченная цитата» [Барт,1989]. Цитата как свойство текста в последнее время стала темой многих научных работ и исследований лингвистов. Она стала предметом анализа художественной литературы, осуществляемого в последние годы с учетом концепции М. М. Бахтина, согласно которой текст строится из старых цитат. Таким образом можно придерживаться высказывания: «Каждый текст является интертекстом» [Барт,1989] - ведь любой текст пишется с помощью уже существующего материала. Авторы исходят из прошлого и включают мнения других в свои произведения.