Тем не менее мы думаем, что онтологические и гносеологические проблемы интерсубъективности, в принципе решаемы, но для этого необходимо отказаться от эгоцентрической установки и взять за основу интерсубъективную установку. Именно такой подход мы наблюдаем в герменевтике Хайдеггера и Гадамера.
2.2 Решение проблемы интерсубъективности в
герменевтике Хайдеггера и Гадамера.
Мартин Хайдеггер был учеником Гуссерля, поэтому он видел все достоинства и недостатки учения Гуссерля о феноменах. С одной стороны, Хайдеггер признавал, что феноменология Гуссерля является основой для дальнейшего развития философии, так как учение об интенциональности преодолевает субъектно-объектную дихотомию. Однако в дальнейшем Хайдеггер пришёл к выводу, что декартовская эго-центрическая установка, на которую опиралась феноменология Гуссерля, приводит к солипсизму и «затемнению» исторического существования человека. Отечественный феноменолог Слинин Я.А. удачно анализирует момент расхождения точек зрения Гуссерля и Хайдеггера: «В марбургских лекциях он [Хайдеггер] полностью одобряет учение, изложенное Гуссерлем в «Логических исследованиях», хотя и считает его лишь начальным этапом развития феноменологии, нуждающимся в продолжении. Что касается содержания «Идей», то к нему Хайдеггер относится резко критически. Он пишет, что при такой абсолютизации сознания, которую Гуссерль допускает в этом произведении, субъект получает полное преимущество перед объектом. Таким образом, считает Хайдеггер, в феноменологию проникает идеализм в его неокантианской форме, что по его мнению, недопустимо» [95, с. 93].
По мнению Хайдеггера, феноменология представляет собой скорее метод познания бытия, нежели специальное философское направление. В произведении «Бытие и время» Хайдеггер утверждает, что бытие показывает себя через феномены, и в этом смысле оно открыто для понимания. Однако сам по себе феномен ещё не открывает сущность бытия, он только указывает на способ бытия сущего.
Хайдеггер считал, что необходимо отказаться от восприятия мира через декартовскую эгоцентрическую установку. Хайдеггер критикует Декарта за то, что он упустил онтологический вопрос о способе бытия самого сознания. В «Бытии и времени» Хайдеггер пишет: «С «cogito sum» Декарт делает заявку на доставлении философии новой и надёжной почвы. Что он однако при этом «радикальном» начале оставляет неопределённым, это способ бытия «мыслящей вещи», res cogitans, точнее бытийный смысл своего sum» [114, с. 24]. В фундаментальной онтологии Хайдеггера человек исследуется именно в онтологическом измерении: теперь отдельный человек называется не «субъект», а «Dasеin», то есть «бытие вот». Это важно, так как традиционное философское понимание субъекта отлично от хайдеггеровского Dasеin. В Dasеin, пишет Хайдеггер, я и мир не различимы на субъекты и объекты, поэтому бытие в мире является их единством. Бытие открывает себя через Dasеin, а вне Dasеin бытие остаётся закрытым. В противовес любой эгоцентрической установки, Хайдеггер акцентирует внимание не на сознании, взятом отдельно от всего сущего, главным атрибутом которого является мышление, а на понимании как способе бытия Dasеin.
Важным фактором хайдеггеровского Dasеin является то, что оно изначально существует совместно с другими Dasеin и окружающими его предметами (Фон Херманн называл это «со-экзистированием»). «Другой» воспринимается как тоже экзистирующий рядом со «мной» в некотором мире и во времени. Совместное существование человека в-мире Хайдеггер называет присутствием, это присутствие всегда «захвачено» миром, растворено в нём и, пребывая в мире с другими, оно всегда уже есть «вне себя». Соприсутствие Хайдеггер характеризует как «озабочивание», то есть люди заботятся о себе и друг о друге – проецируют, набрасывают какие-то отношения с другими людьми. Но эта заботливость может проходить в так называемых «дефективных модусах», потому что возможные способы заботливости это «быть друг, за-, против-, без друга, проходить мимо друг друга, не иметь дела друг до друга. Эти модусы заботливости представляют собой «усредненное», «индифферентное», «повседневное» бытие друг с другом. «Заботливость» может снять с другого заботу и взять её на себя. «При такой заботливости другой может стать зависимым и подвластным, пусть та власть будет молчаливой и остаётся для подвластного утаена. Эта заменяющая, снимающая «заботу» заботливость определяет в широком объёме бытие-друг-с-другом и она касается большей частью озабочения подручным» [114, с. 122]. Таким образом, согласно Хайдеггеру, человеку невозможно избежать со-экзистирования, и человеческая драма в том и заключается, что человек изначально несамостоятелен. В соприсутствии друг с другом, человек постоянно озабочен тем, чтобы либо подтянуться до уровня других, либо подавить других и, так или иначе, оказывается «на посылках других». «Прихоть других распоряжается повседневными, бытийными возможностями присутствия» [114, с. 126]. Когда Dasеin ориентируется на «других» в любых проявлениях, то оно фактически уравнивает себя с другими. «Человек сам принадлежит к другим и упрочивает их власть» [114, с. 126]. «Других» Хайдеггер называет «люди» - Das Man. Das Man создаёт масштаб и меру в отношении того, как надо жить и как надо мыслить, которая проявляется во всей культурной жизни. Но люди не представляют собой некоего конкретного человека, это «безличная» публичность существования. Dasеin, в своём событии с другими, превращается в Das Man, которое озабочено серединой (точнее серединностью) и всех людей делает похожими. «Серединность», «уравнение» являются образцами для людей и конституируют «публичность», которая во всем оказывается права и правит всем. Человек первоначально совершенно затерян в этой публичности и серединности. «Публичность» не только навязывает своё мнение другим, но главное – судит о вещах поверхностно, и тем самым скорее затемняет, чем проясняет суть дела. Отдельный человек, отдавая любое мнение на откуп людям, может с себя снять ответственность. Однако люди – это нечто абстрактное, аморфное, которое есть, в сущности, никто. «Человек людей», по Хайдеггеру, это некий «всеобщий субъект», который ни за что не отвечает, ни имеет своего мнения, ни утруждает себя вникнуть в суть вещей, он успокоено растворяется в толпе. Поэтому изначальное «со-бытие» в хайдеггеровском контексте можно всегда рассматривать как господство других, а точнее, как неподлинную интерсубъективность. Бытийный способ понимания и толкования повседневного присутствия – это толки или болтовня. Толки может подхватить каждый, они не требуют никакого интеллектуального усилия, они являются беспочвенно сказанными, и далее пересказанными, они формируют индифферентную понятливость.
Истинное понимание возникает, по Хайдеггеру, не у того, кто многоречив, а у того, кто умеет вслушиваться, поэтому молчание рассматривается в виде сущностной возможности речи. «Чтобы суметь молчать, присутствие должно иметь что сказать, т.е. располагать собственной и богатой разомкнутостью самого себя. Тогда умолчание делает очевидным и подсекает «толки» [114, с. 165]. Таким образом, Хайдеггер ставит вопрос о подлинной и неподлинной интерсубъективности. Подлинная интерсубъективность возможна лишь между людьми, которые не довольствуются толками, а способны к самостоятельному мышлению. Эти люди понимают, что жизнь каждого человека ограничена во времени, поэтому, согласно Хайдеггеру, человек не должен отдавать свою жизнь на откуп «другим», то есть вести несобственное существование. Собственное существование – это всегда открытость смерти, это признание своего предела. Dasin должен взять на себя ответственность идти своим собственным путем, таким, каким подсказывает ему его совесть, даже если это путь молчания и одиночества, и это основа для подлинной интерэкзистентности (термин Фон Хермана).
Итак, публичное социальное измерение человеческого бытия у Хайдеггера предстаёт двуликим. С одной стороны, включаясь в это публичность каждый только и может стать социальным, мыслящим существом, использующим общеупотребительный язык как для самопонимания, так и для понимания мира и других. Каждый Dasеin вырастает из этого «Das Man». Это социально-лингвистическое «позитивное лицо» Das Man. Но с другой стороны, имеется и «негативное лицо»: включаясь безотчётно в эти имеющиеся уже социальные связи, принимая как само собой разумеющееся обычаи, традиции, моду, Dasеin оказывается затерянным среди «людей», оказывается «несобственным». Собственный опыт «ужаса», «скуки» и других фундаментальных настроений делает существование Dasеin более самостоятельным и критичным как по отношению к этой «публичности», так и по отношению к употреблению языка. В том случае, если подобные «опытные» Dasеin вступают в коммуникацию, возникает новый уровень интерсубъективности. На этом уровне происходит самоотчётное, относительное преодоление Das Man с его «любопытством», «двусмысленностью», «болтавнёй», благодаря чему люди могут выйти на более глубокий интерсубъективный уровень общения. Для этого уровня характерны «молчание» и «слушание» другого, внимательное осторожное отношения к общеупотребительному языку, выход на уровень подлинного диалога. Этот уровень можно назвать интерэкзистентным – поскольку подлинные экзистенции, а не просто «субъекты» вступают в общение.
Когда Dasеin экзистирует, то есть когда мир есть вот-здесь, тогда есть и понимание этого мира. Понимание, по мнению Хайдеггера, всегда содержательно, то есть имеет смысловую нагруженность. Если понимание артикулируется в толковании, то появляются смыслы. Смысл, согласно Хайдеггеру, это формально экзистенциальный каркас, принадлежащий к пониманию разомкнутости Dasеin: лишь Dasеin может быть «осмысленно или бессмысленно». Присутствие может разомкнуть бытие благодаря языку, ведь в основе понимания и толкования лежат именно речевые процессы. Согласно Хайдеггеру, речь - это экзистенциально-онтологический фундамент присутствия. Посредством речи мы выговариваем то, что уже понято, то есть придаём смысл внешнему миру. Кроме того, благодаря языку мы ещё и слышим «другого». И именно способность слышать позволяет речи быть. Хайдеггер пишет: «Мы не случайно говорим, когда не «верно расслышали, что не «поняли». – И далее. – «Слышание конститутивно для речи» [114, с. 163]. В событии с другими присутствие все время прислушивается к голосу другого, так как оно способно понять то, что слышит. В концепции Хайдеггера интерсубъективность является убедительной и самоочевидной. Следует обратить внимание на то, что присутствие посредством речи так же может прислушиваться и к себе самому. Это значит, что понимание самого себя возможно лишь благодаря интерсубъективности.