Г. А. Бондарев триединый    человек    т е л а,   души    и     д у Х а  (стр. 41 из 164)

С переходом в душу сознательную нравственное действие начинает всецело определяться пониманием.

В душе сознательной действие по совести является уже недостаточным, минуя же совесть — недопустимым. Совесть носит характер авторитета, хотя и внутреннего. И как в душе рассудочной исполнение заповеди ведет к совести, так в душе сознательной развитая совесть ведет к действию, исходящему из нравственного понимания. Чтобы овладеть им, необходимо троякое: во-первых, умение активно мыслить, вносить волю в мышление; во-вторых, умение приходить к целостному образу действительности, соединяя с восприятиями соответствующие им понятия; в-третьих, необходима возрастающая сила любви, как в нравственном, так и в познавательном отношении — верность объекту познания. В последнем случае она становится основой созерцающего суждения, открывающего глубинный смысл вещей, без чего действие, адекватное действительности, немыслимо. Иными словами, то глубинное, онтологическое присутствие Божественной Троицы, что мы открыли в душе рассудочной, в душе сознательной переходит еще дальше в сферу индивидуального и выражает себя гносеологически, исчезает в нем. По этой причине гетеанистическая теория познания и лишена предпосычок, а логическое приобретает имагинативный характер. На пути к высшему духу душа рассудочная должна стать христологичной, а душа сознательная — софийной. В душе сознательной Дух Святой — София — ведет нравственное действие человека к принципу: "Не я, но Христос во мне".

Впервые этот принцип заявляет о себе уже в душе ощущающей, где его силой расширяются границы косвенного эгоизма, однако зародышевая сила "я" не теряется, а обретает в себе космические силы. Без Христа, на основе абстрактного гуманизма, преодоление эгоизма ведет к возврату в групповое сознание, а не преодоление его — к войне "всех против всех". Душа ощущающая есть плод космического искушения, и она нуждается в спасении. Христос дает "я" субстанцию. Поэтому христианский альтруизм вселяет в "я" силу и мир. Об этом многократно говорится в Евангелиях: "...если кто хочет идти со Мною, отвергни себя... Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее; а кто потеряет душу свою ради Меня, тот сбережет ее" (Лк. 9; 23—24); "...кто не собирает со Мною, тот расточает" (Лк. 11; 23); "...кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода; ибо без Меня не может делать ничего. Кто не пребудет во Мне, извергнется вон, как ветвь, и засохнет..." (Ин.15; 5—6).

Однако прямого пути развития от души ощущающей к душе сознательной нет, поскольку в них действуют противоположные тенденции: центростремительная и центробежная. Возможна лишь метаморфоза, проходящая по трем ступеням, где первоначальный импульс, пройдя некое становление, возвращается в себя (как индивидуальное), но на более высокой ступени. И как новый антитезис к произошедшему становлению рождается четвертое — я-сознание.

Душа сознательная познает себя более в объектах внешнего мира, чем в своем внутреннем. В окружающих людях отражается нам наше я-сознание. И если бы мы стали искать его внутри себя, то пришли бы к пустоте. Она образовалась в нас для того, чтобы было куда нисходить субстациональному Я, Самодуху. Окружающие люди до поры до времени хранят мое "я", и это неплохое хранилище. Но понять это можно лишь с помощью учения о духовных основах эволюции и карме.

Переход "внутренней", по своему характеру, души ощущающей в душу сознательную через душу рассудочную осуществляется по универсальному, уже изложенному нами принципу. В пояснение его небесполезно прибегать к лемнискате. Нужно представить себе, что она выражает и развитие тройственной души (рис. 24).

В лемнискате мы получаем образ той элементарной первичной семеричности метаморфоз, с которой начинается индивидуальная жизнь. В нижнем круге из триединства восприятий чувств, элементарных понятий и эгоцентрических действий слагается первая ступень индивидуальной жизни: в "темной терпкости", говоря словами Беме, замкнутая в себе и духовно неподвижная. В душе рассудочной триединство воли, мысли и чувства рождает первую ступень я-сознания, антагонистичного по отношению к внутренней замкнутости. В душе сознательной оно приводит свой первоимпульс (возникший в душе ощущающей) к реализации в духе своих намерений, возникших в душе рассудочной. Далее я-сознанию открывается путь к Самодуху, к претворению души сознательной в душу имагинации, что сводит все предыдущее к октаве и одновременно образует первую ступень следующего цикла.

Элементы, слагающие седмицу метаморфоз, совершающихся в трехчленной душе, естественно, иные, чем в логике, но закон их развития тот же. Дуализм понятия и восприятия с наибольшей силой выступает в душе ощущающей. (Она по своему складу наивный реалист и одновременно мистик.) В нашем рассмотрении они взяты в этическом преломлении (поскольку речь идет о душе), и потому их синтез образует заповедь. Она примиряет влечение и расчетливую мораль. Но душу ощущающую можно рассмотреть и мировоззренчески, тогда синтезом стали бы единичные суждения отношения, подчинения, свойства. В роли такта тогда выступили бы тетические суждения.

Действие совести впервые индивидуализирует душу, вводя ее, с известной мерой автономии, в многообразие социальной жизни. Любовь рождается как плод совестливых действий. Я-сознание в ней освобождается от группового. Далее любовь приходит в связь с представлениями, и, как последний плод индивидуализации, возникает нравственное понимание. Понятие и восприятие при восхождении к душе сознательной приходят от противоречия к отношению. Но наравне с этим в онтогенезе души продолжает действовать противоречие астрального тела и физического. Оно разрешается через тело эфирное и душу рассудочную так, что троичность мысли, чувства и воли разворачивается в семеричность. Кроме того, действие эфирно-астрального выражается в душе еще и иным образом. Так, мы можем почувствовать их взаимоигру с переходом от восприятий чувств к эгоизму и заповеди, а далее — к совести и любви, представлению и нравственному пониманию. Это не может быть иначе, если учесть все многообразие связей, проистекающих из данного на рис. 22. Следует помнить, что при анализе души может быть взят лишь ограниченный объем ее содержания. Это хорошо понимали древние. "Границ души, — говорил Гераклит, — ты не найдешь никогда, если даже обойдешь все окрестные улицы".

В душе сознательной индивидуальная характерологическая основа рождает в качестве побуждений представления, что означает фундаментальное ее преображение. Сначала, путем воспитания, в ней насаждается автоматизм высшего порядка: такт. Ее чувственная природа просветляется нравственным вкусом, происходит перегруппировка чувствований. Первоисточник преображающих ее действий — понятийная основа, мотивы которой, прежде чем достичь воления, всегда наталкиваются на характерологическую основу и либо задерживаются ею и тогда возникает внутренняя борьба, либо находят в ней сотрудника, что необычайно усиливает мотив. В результате такого сложного взаимодействия в характерологической основе слагается ряд устойчивых представлений, способных обуздывать остаточные проявления низших чувств. Душа сознательная при этом опирается на практический опыт, осмысленный я-сознанием. Собственно говоря, это он и переходит в тактичное действие. Ибо такт прививается двояким образом: внешне, путем воспитания, начиная с детского возраста, и внутренне, путем самовоспитания. Первое лишь создает благополучные предпосылки для второго. Но истинный такт непременно сопровождается нравственным пониманием, поэтому в душе сознательной побуждение и мотив во многом тождественны, хотя и не сливаются вполне. Мысль, понятие в ней, всегда опережает способность характерологической основы к свободному действию. В то же время практический опыт основательнее нравственного понимания.

По сути дела, в своих волеизъявлениях душа сознательная всецело руководствуется представлениями, и тем фундаментально ослабляет связь мотива и побуждения с душевно-физическим бытием субъекта; они принимают более идеальный характер, близкий к природе интеллигибельного мира, где обитает человеческий дух, т.е. они приближаются к свободе. Но порывая связь с бытием субъекта, душа сознательная опирается на широкий мир опыта, и поэтому вернее будет сказать, что она расширяет субъект до размеров объекта и делает это двояким образом. Со стороны нравственного понимания она переживает весь этический опыт человечества как субъект и тем приближается к первоисточнику, из которого всегда черпала философская дедукция, наследница откровения. В истории философии дедукция потому часто кажется не убедительной, что в ней не видна предшествующая ей скрытая (в трансцендентальном) работа восхождения от частного к общему в душе ощущающей и душе рассудочной. Но в то же время сквозь нее всегда просвечивает могущественное блистание Самодуха.

Что касается характерологической основы, то она от опыта восприятий чувств и различных чувствований — которые образовывали эмпирическую канву индуктивных суждений в душе ощущающей и душе рассудочной — восходит в душе сознательной к восприятию идей в объектах мира, т. е. к созерцающей силе суждения. Вся картина в целом и изображена на рис. 24. Ее характер, по сравнению с тем, что ранее было показано на рис. 18, осложнен вскрытием внутреннего действия души, стоящей в связи с телом и духом. Но это та непременная промежуточная ступень, семичленная метаморфоза души, протекающая между чисто биологической метаморфозой, которую мы проиллюстрировали на примере растения (рис. 8; но ее можно было бы показать и на примере тройственного тела), и духовной метаморфозой, приходящей к своему выражению в имагинативной логике.