436
сущности Бога, то это лишь попытка смягчить и сделать понятней необходимость, с которой, по словам Спинозы, все проистекает из божественной сущности, но отнюдь не снять ее. Для того чтобы рассеять этот ложный смягчающий свет, который распространяет представление о необходимости, коренящейся только в нравственной природе Бога, на систему необходимости в целом, достаточно непродолжительного размышления. К распространенным рационалистическим представлениям принадлежит, правда, идея, что Бог по самой своей природе способен творить только добро, а под добром понимают то, что соответствует моральному закону. Однако Бог вне закона, над всяким законом, ибо он сам есть закон. Бог — господин jure absolute positivo 23 такой, как он есть, потому что он Есть; до него, вне его нет добра, которое он должен был бы хотеть; добро только от него и как следствие его; добро только то, что он хочет, и только потому, что он его хочет, оно есть добро (а не само по себе); если бы он его не хотел, оно не было бы добром. Достаточно ясно это понять и решиться согласиться с этим, чтобы увидеть, в какой мере положение распространенного учения — Бог может творить только добро — не более чем тавтология. Ибо добро есть только то, что творит бог, и в этом смысле он действительно может творить только добро. Каждый, кто в какой-либо степени знаком с современными обстоятельствами, знает, что то положение, которое под видимостью нравственной необходимости полностью отрицает свободу в Боге, есть последняя опора рационализма, претендующего даже на исключительную нравственность; впрочем, выступая только против положительности религии откровения, он по существу противостоит и всему положительному в философии.
Может показаться, что в целом наше суждение о Лейбнице не очень лестно. Однако подлинному духу этого мыслителя оно не может нанести ущерб. Его философия была не только именно его философией, но в значительной степени и философией его эпохи, т. е. такой, которая только и могла быть воспринята в его время. Нет сомнения в том, что дух Лейбница проникал глубже, чем он это выразил в своем учении. Лейбниц был одарен некоей магической способностью, ему как бы сам открывался каждый предмет, на который он направлял свой взор. Глубина и широта охвата, присущие его духу, плодотворность его идей, поразительный по своей многогранности творческий дар, столь же редкий в философии, сколь в поэзии и вообще в любой сфере человеческих устремлений, — все это делает Лейб-
437
ница гордостью немецкой нации, и таковым он останется навсегда. Его скорее примиряющий, чем революционный, дух уже в силу свойственного ему спокойствия продвигался постепенно, совершал всегда только ближайшее и пытался в большей мере примирять крайние мнения, чем выдвигать таковые. Если при своем громадном даровании он не сделал всего того, что мог, то виной тому непреодолимая мертвенность его времени, того грустного времени, которое непосредственно следовало в Германии за разрушениями Тридцатилетней войны. Декарт, основатель новой философии, умер через два года после конца войны, большая часть его жизни протекала во время этой войны. Лейбниц родился за два года до Вестфальского мира (в 1646 г.). Кажется, будто то духовное движение, которое вновь ставит вопрос о принципах внутренней жизни, всегда находится в известной связи с внешними событиями. Философия Канта совпадает по времени с французской революцией 24, и еще ни один из следующих за ним философов не дожил до конца этой раздираемой противоречиями эпохи, в которой каждую попытку исправить ошибку как будто пытались уравновесить тем, что совершалась новая, и еще большая.
Основным стремлением Лейбница было, по-видимому, смягчить революционный элемент, привнесенный в философию Декартом, и утвердить в противовес объективному рационализму Спинозы — в самом деле преждевременному, слишком рано направленному на то, чтобы покончить со свободной научной диалектикой, — в противовес этому закостенелому рационализму вновь обретенное значение свободной, еще далеко не исчерпанной в своих возможностях диалектики. Тем самым он неизбежно должен был противопоставить объективному рационализму Спинозы философию субъективную, чисто резонирующую, обосновывающую субъективную разумность, естественным следствием чего, особенно после того, как идеями Лейбница овладел скучной памяти Христиан Вольф, оказался тот рационализм, который впоследствии так долго господствовал, особенно в религии. Первыми рационалистами в теологии были сплошь последователи Вольфа, утвердившиеся в государстве, где эта философия долгое время пользовалась особыми привилегиями. Лейбниц вновь обратился к старой метафизике и тем самым косвенным образом стал инициатором или во всяком случае пособником того типа школьной метафизики, который господствовал в философии до Канта. Кант оказался для этой новой метафизики
438
тем, чем Декарт был для старой. В целом характер схоластической метафизики, сохранившийся в своих общих чертах и в новой, основывается: 1) на предпосылке существования известных общих понятий, которые считаются данными непосредственно вместе с рассудком. Лейбниц всячески стремился защитить приоритет, независимость этих понятий от чувственного восприятия и опыта, чтобы тем самым утвердить присущую им необходимость и всеобщность и оградить их от противников врожденных понятий. Наряду с этими общими понятиями предполагалось, 2) что определенные предметы даны в опыте. К ним относились не только те, которые в наши дни называют предметами, познаваемыми опытным путем, понимая под этим только чувственный опыт. К этим предметам относили также душу, мир и Бога, чье бытие предполагали данным, стремясь лишь возвысить их до рационального познания. Это происходило посредством простого применения уже имеющихся понятий к предметам. Такими понятиями были: сущность, бытие, субстанция, причина или абстрактные предикаты, такие, как простота, конечность, бесконечность и т. п. Все дело было только в том, чтобы установить внешнюю связь между предпосланными понятиями и предпосланными предметами, и это называлось доказательством. Это доказательство никогда не было доказательством самого предмета; не предмет являл себя в своем собственном продвижении или внутреннем развитии как то или иное, он не развивался внутренне, в самом себе, например до той точки, на которой он выступал в качестве человеческой души; но среди известных и предпосланных вещей обнаруживалось и то, что называли человеческой душой и с чем стремились связать также известный уже предикат простоты, т. е. нематериальности. Следовательно, здесь отсутствовала проходящая через все предметы система, в рассмотрении каждого предмета эта метафизика начинала с самого начала и таким образом с полным удобством располагала решение различных материй по главам. Через целое проходило не одно и то же понятие, которое на каждой ступени развития определяло себя по-иному, например здесь как материя или, точнее, как растение, как животное, там — как человеческая душа. Речь шла не о субъекте или предикате как таковых (они только предполагались), а об их связи, т. е. о формах твердо установленных положений, в которые помещались субъект и предикат. Такими положениями были, например: душа абсолютно проста, мир либо ограничен в пространстве и во времени, либо неогра-
439
ничен (ибо в космологических понятиях эта метафизика допускала известную свободу). Позже Кант пытался найти лучшее объяснение тому, что эти противоречивые утверждения выступают именно в космологических идеях, и только в них. Однако дело обстоит совсем не так. Мнимые противоречия в космологических идеях распространяются на теологию и психологию. Вопрос, бесконечен ли мир или конечен, было ли его начало во времени, или этого начала вообще не было и мир являет собой лишь уходящую в бесконечность цепь причин и действий, — этот вопрос влияет и на теологические идеи, и мнению, согласно которому начало мира было, необходимо соответствует совсем иное представление о Боге, чем противоположной точке зрения. Далее, мнение, что в мире все определено необходимой, нерушимой причинной связью, которая, следовательно, не может быть прервана свободным действием, оказывает прямое влияние как на рациональную психологию, так и на теологию. В теологии выступает то же противоречие. Два положения: 1) Бог есть только слепо, т. е. только в силу внутренней необходимости его природы, действующее существо и 2) Бог свободен, ничем не связан и господствует над своими действиями — эти два положения столь же прямо противостоят друг другу, как два других: мир имеет начало и мир не имеет его. Причина того, что это противоречие не обнаруживалось в теологических спорах с такой же очевидностью, состояла в том, что в данной области вообще необходима была большая осторожность, а также в том, что в уже упомянутом понятии чисто моральной необходимости было как будто найдено средство соединить в Боге свободу и необходимость. Считалось, что с миром можно обходиться свободнее, и столь часто высказываемое, даже теологами, мнение, что для разума не имеет значения и по существу вообще безразлично, считать ли, что Бог творил от века, или нет, идет именно из лейбнице-вольфов-ского рационализма.