В А, положенном как А, в А2, А поднялось выше самого себя в той мере, в какой оно есть В. Однако более высокое всегда необходимым образом есть одновременно постигающее и познающее более низкое, что и непосредственно очевидно. Абсолютный субъект, который есть как ничто, делает себя нечто, связанным, ограниченным, стесненным бытием. Но он есть бесконечный субъект, т. е. субъект, который никогда и ни в чем не может исчезнуть; поэтому, поскольку он есть нечто, он есть также непосредственно и выходящий за пределы самого себя, следовательно, постигающий, познающий самого себя в этом бытии нечто. Как нечто сущее, он есть реальное, как постигающий его — идеальное, следовательно, здесь и эти два понятия (реального и идеального) впервые попадают в сферу нашего рассмотрения. Однако если эта история полагающего самого себя, порождающего самого себя во всех определениях своего бытия субъекта — истинная, действительная история, то это первое бытие субъекта, так же как и противоположное ему, где он есть как субъект, — то реальное и это идеальное, обе эти первые потенции самополагания, самоосуществления должны обнаруживаться в действительности или иметь в ней соответствующее выражение. Под тем первым вообще бытием нечто субъекта, ранее свободного и сущего в качестве ничто, под стесненным, следовательно, самим собой или воздействующим на самого себя субъекта, под этим первым мы понимаем материю. В понятии материи сначала мыслится не более чем вообще нечто, что больше не есть ничто, т. е. не есть свободно сущее. Эта материя, которая есть лишь само первое бытие чем-то, конечно, не та материя, которая есть лишь само первое бытие чем-то, конечно, не та материя, которая теперь перед нами в ее формах и разных образах, следовательно, не телесная материя. То, что мы опреде-
476
ляем как начало и первую потенцию, как ближайшее к ничто, есть материя этой материи — уже сформированной и доступной нашему чувственному познанию, получившей чувственные свойства, — ее материал, ее основа; ибо та материя, которая есть вообще лишь первое бытие чем-то, станет, как мы скоро увидим, непосредственным предметом некоего процесса — в нем она претерпевает превращение и делается основой более высокого бытия; только становясь им, она принимает те чувственно познаваемые свойства. Этому первому реальному, этому первому бытию чем-то противостоит идеальное, которое тем самым есть ничто (т. е. не есть нечто); однако, поскольку оно противоположно тому нечто и в качестве положенного таковым есть ничто, или чистая сущность, оно именно поэтому само также есть нечто; скажем — вернее, в первом изложении этой философии было сказано, — что эта положенная в качестве таковой чистая сущность, противостоящая материи в качестве ничто, есть свет. Свет выступает по отношению к материи как ничто и все-таки не есть ничто. То, что в материи выступает как нечто, выступает в свете как ничто и тем самым также как нечто, но как иное нечто, положенное в качестве чисто идеального. Очевидно, что свет не есть материя, к чему его низводили прежние гипотезы. Если бы свет был материей, то как могли бы существовать тела, через которые свет проходит прямолинейно не только во всех направлениях, но и в каждой точке их субстанции? Если объяснять это наличием пор или свободных от материи промежутков, то прозрачное тело должно было бы быть пробуравлено по прямой линии в каждой точке своей поверхности (ибо оно прозрачно в каждой точке своей поверхности), следовательно, оно должно было бы состоять из одних пор и быть не чем иным, как порами. (В настоящее время и физики-экспериментаторы все более склонны рассматривать нематериальность света как его материальность. Известно, что теперь отдают предпочтение волновой теории, в соответствии с которой свет есть лишь акциденция, тем самым, правда, не материя, но акциденция материи, что в качестве гипотезы облегчает ряд исчислений и допустимо в такой же мере, как допускаются атомы, вес которых даже определяется в стехиометрии 4, хотя никто никогда не видел какой-либо из этих атомов. Впрочем, попытка подчинять феномены света, в которых доминирует именно прямолинейное движение, волнообразной среде не-
477
вольно вызывает внутреннее сопротивление. Натурфилософия объясняет свет не как нематериальный в том смысле, что он есть только акциденция, но считает его также и субстанцией, но субстанцией нематериальной, подобно тому как Спиноза объясняет протяженную и мыслящую субстанцию.)
Следовательно, свет сам не есть материя, но есть в сфере идеального то, что материя есть в сфере реального, ибо он на свой манер, т. е. идеально, наполняет пространство во всех измерениях совершенно так же, как наполняет его материя. Таким образом, свет — понятие материи, не только внутренне или только субъективно, но и объективно положенное понятие материи — определение, на котором я хочу остановиться, так как оно позволяет пролить свет на существенный прогресс, который достигается данной философией по сравнению с учением Фихте и более ранними системами.
Декарт и вслед за ним Спиноза полностью исключили мышление из протяжения и протяженного. Но свет, например, безусловно аналог духа или мышления в протяженном мире, и если мы сведем это неопределенное понятие аналога к определенному понятию, то свет окажется не чем иным, как самим духом или мышлением, лишь на более низкой ступени или потенции. Совершенно такое же противоположение Я и не-Я у Фихте. Правда, следуя своему учению, согласно которому истинно существует только Я, он должен был бы признать, что Я есть субстанция, или глубочайшая сущность природы, должен был бы утверждать, что и природа истинно существует лишь постольку, поскольку она внутренне или по своей сущности есть Я, субъект-объект. Он должен был бы прийти к этому выводу, если бы он не отрицал в природе вне наших представлений всякую реальность. Следовательно, и Фихте не знал ничего субъективного, кроме человеческого Я или духа, тогда как о свете, например, можно сказать, что он субъективен, но есть нечто положенное в саму природу, то, в чем природа по отношению к самой себе субъективна, или субъект, из чего следует, что природа не есть нечто только объективное, только не-Я. Ведь Я есть как бы Я, или первое субъективное в природе, первое субъективное вне нас. Нигде, ни в одной сфере, нет только субъективного или только объективного, но всегда единство обоих. Правда, для меня свет принадлежит к объективному мне миру, к миру, который для меня, поднявшегося уже на более
478
высокую ступень, предстает как объективное, который, однако, в самом себе несет и субъективное. Лишь в сравнении с идеальным более высокой ступени, например с человеческим знанием, следовательно, вообще только относительно свет принадлежит к реальному миру; однако, рассмотренный для себя или в сравнении с материей, он в своем роде или в своей потенции так же идеален, как идеально в своей потенции человеческое мышление. Таким образом, из предшествующих определений проистекает, что первые моменты бесконечного полага-ния самого себя или, так как в этом состоит жизнь субъекта, что первые моменты этой жизни — моменты природы. Из этого следует, что данная философия с самого начала находится в природе, начинает с природы — конечно, не для того, чтобы остаться в ней, но чтобы впоследствии посредством все растущего возвышения превзойти ее, выйти за ее пределы и подняться до духа, до подлинно духовного мира. Поэтому данная философия могла на первой ее стадии называться натурфилософией, однако натурфилософия была лишь первой частью или основой целого. Сама природа была лишь одной стороной универсума или абсолютной тотальности, в которой только полностью и осуществляется абсолютный субъект, была лишь относительно идеальным миром. Другой стороной был мир духа. Философия должна была спуститься в глубины природы только для того, чтобы оттуда подняться до высот духа. Другой стороной системы была, следовательно, философия духа. Поэтому если система в целом была названа натурфилософией, то это было denominatio a potiori 5 или, собственно говоря, a priori названием того, что в системе было первым, но тем самым скорее и подчиненным. По существу трудно было дать наименование этой системе, так как в ней содержались в снятом виде противоположности всех прежних систем. В самом деле, ее нельзя было назвать ни материалистической, ни спиритуалистической, ни реалистической, ни идеалистической. Ее можно было бы назвать реалистическим идеализмом, так как идеализм основан в ней на реализме и выводится из реализма. Лишь один раз в предисловии, следовательно, в экзотерической части моего первого изложения этой системы я назвал ее системой абсолютного тождества, для того чтобы указать на то, что здесь речь пойдет не об односторонне реальном или односторонне идеальном. Но то, что со времен Фихте принято называть реальным, и то, что принято называть идеальным, мыс-
479
лится здесь как единый субъект. Однако и это наименование былодурно истолковано, и те, кто никогда не пытался проникнуть во внутреннюю сущность системы, воспользовались этим для того, чтобы сделать вывод или внушить недостаточно образованной части общества, будто в этой системе уничтожаются все различия, в частности различие между материей и духом, добром и злом, даже между истиной и заблуждением, будто в этой системе в обычном смысле все одинаково. Продолжаю, однако, изложение своей системы.
Итак, мы имели две первые потенции — на одной стороне материю в качестве выражения первого, еще стесненного самим собой или посредством самого себя, ранее чистого и свободного субъекта, и свет в качестве выражения как свободно и непосредственно положенного нестесненным субъекта, который именно поэтому уже не может быть целостным, или абсолютным, субъектом, что он уже есть положенный как таковой. Ибо абсолютный субъект еще чисто бесконечен, следовательно, еще не положен как таковой. Теперь нам надлежит показать, как развитие, отправляясь от этой точки, шло дальше. Здесь впервые, собственно, выступает подлинный принцип продвижения или метод, основанный на предпосылке, согласно которой все то, что на предшествующей ступени было еще положено как субъективное, на последующей само становится объективным, примыкает к объекту, чтобы тем самым в конечном итоге возник совершеннейший объект, а в конце был бы последний, единственно остановившийся субъект, который уже не может стать объективным (поскольку в наличии уже все формы), следовательно, есть действительно высший, положенный в качестве такового субъект; ибо то, что являет собой субъект в ходе развития, есть субъект как бы только в данный момент, и уже в следующий момент мы обнаруживаем его в качестве принадлежащего объекту, уже объективно положенным. В субъекте заложена необходимая тенденция к объективному, но она исчерпывает себя.