Большинство определений индустриального общества после Маркса строится на поиске характерных черт, с одной стороны, сближающих «капитализм» и «социализм», а с другой, на поиске общества будущего — постиндустриального общества.
Рассуждая о частной собственности, Дж. Гэлбрейт пишет о мире корпораций, «быстро развивающихся в техническом отношении, обладающих огромными капиталами и сложной организационной структурой», противостоящей «сфере деятельности тысяч мелких традиционных собственников». Для данной сферы характерно централизованное планирование и отделение формального права собственности от реального распоряжения и контроля. Гэлбрейт показывает, что «происходит широкая конвергенция различных индустриальных систем». Аналогичным образом Д. Белл в своих работах указывает на то, что «индустриальный сектор носит прежде всего производящий характер, он использует энергию и машинную технологию для изготовления товаров», а «постиндустриальный является обрабатывающим и здесь обмен информацией и знаниями происходит, в основном, при помощи телекоммуникаций и компьютеров».
По свидетельству американского социолога Миллса: «Американцы склонны считать себя самым индивидуалистическим народом в мире, а между тем обезличенные корпорации достигли у них наивысшего развития и проникают в настоящее время во все области, во все мелочи повседневной жизни. Вся история американской экономики со времен гражданской войны является под этим углом зрения историей создания и укрепления этого корпоративного мира централизованной собственности». Миллс отмечает, что частная собственность становится все более централизованной, а, следовательно, по мнению автора, речь уже не идет о стихийном рынке, где господствовала свободная конкуренция.
Действительно, современное материальное производство включает в себя и те отрасли, которые производят средства для удовлетворения социальных и духовных потребностей. Так, возникает ряд новых отраслей материального производства, которые непосредственно обслуживают развитие науки, расширяются и индустриализуются те его отрасли, которые работают на удовлетворение многообразных духовных потребностей людей. Материальное производство в его нынешнем виде невозможно без духовного производства, без науки. Однако, в связи с положениями вышеназванных исследователей, мы подчеркиваем, что корпоративный интерес всегда принимает форму ведомственности, кастовости. Он крайне эгоистичен, стремится подчинить себе любой другой интерес и всегда противостоит интересу общественному по самой своей природе. Необходимо иметь в виду, что тип производственных отношений, как указывают К.Е.Тарасов и Е.К.Черненко, «определяет как форму отношений между людьми внутри общества и между отдельными обществами, так и форму способа производства в целом, то есть форму использования производительных сил и тем самым форму связи общества с природой».
Мы полагаем, что нельзя согласиться с концепцией «постиндустриального общества» в той её части, где исследователи строят определение такого общества на поиске характерных черт, сближающих «капитализм» и «социализм». Несомненно, капитализм, основанный на частной собственности, развивался и принимал все более эффективные формы. По словам Ю.К. Плетникова: «Капитализм вынужден был обратиться к некапиталистическим способам поддержания своей стабильности: целевое планирование (программирование) и государственное регулирование экономики, в том числе с использованием индикативного (показательного) планирования, ориентирующего деятельность хозяйствующих субъектов в соответствии с прогнозами изменения рыночной конъюнктуры; перераспределение национального дохода, учитывающее определенные интересы трудящихся слоев населения, и др.».
Подчеркивая принципиальное различие общественного и частного производства, М.И. Скаржинский выделяет особые, присущие общественному труду черты, как-то: «заведомое, плановое формирование структуры совокупной рабочей силы, централизованное управление всеобщественным процессом труда, дифференциацию совокупного труда на конкретные виды и подвиды». При этом автор подчеркивает упорядоченность, не стихийный характер общественного труда, обращает внимание на то, что в стихийной рыночной интеграции многообразных, конкретных видов частного труда, «общественный характер» данного частного труда «может получать лишь косвенное проявление».
В последнее время некоторые исследователи пишут о качественных изменениях в сфере производства. Например, польский философ А. Шафф полагает, что «труд в том виде, как он понимается сегодня, т.е. наемный труд, будет исчезать. Я не знаю темпов, в которых будет проходить этот процесс, но ясно, что он уже начался». Рождается новый тип производства и вместе с ним новый тип производительного работника, который оперирует «не механическими орудиями труда, а сложной вычислительной техникой и информационными технологиями. Профессиональной характеристикой такого работника является его способность генерировать новое знание, внедрять в производство новые образцы, поставлять полезную информацию, повышающую конкурентоспособность предприятия на рынке. В лице такого работника мы также имеем дело с классом, но качественно иным, чем рабочий класс в его традиционном понимании. В отличие от последнего источником его дохода является не физическая рабочая сила, а полученное им образование, которое он затем превращает в средство производства нового знания, его расширенного воспроизводства».
Очевидно, что и производство, в котором наука становится главной производительной силой, «всеобщим условием труда» (по Марксу), не может существовать и развиваться по законам капиталистической экономики. Как отмечает В.М. Межуев: «Наука, знание не может быть объектом чьей-то частной собственности. И в качестве главной производительной силы она не подлежит приватизации, по самой своей природе принадлежит каждому и потому всем. Частная собственность на средства материального производства не распространяется на воплощенное в них научное знание, что и отличает его от стоимости — сгустка абстрактного труда, измеряемого всего лишь рабочим временем. Можно приватизировать электростанцию, но нельзя приватизировать теорию электричества. Она, как и любое другое научное знание, принадлежит каждому. Но только в таком смысле можно говорить об общественной собственности. Маркс понимал под ней не коллективную (совместную) собственность всех на что-то (коллективной может быть и частная собственность), а собственность каждого, индивидуальную собственность на все, которая потому только и является общественной собственностью, собственностью всех».
В.Л. Иноземцев полагает, что «информационные продукты» становятся доступными каждому работнику, способному обеспечить им «адекватное применение». Кроме того, он считает, что «в обществе, ориентированном на информационные ценности, тенденция к отделению капитала от труда изменяется на противоположную».
На наш взгляд, это, безусловно, так. Однако, по мнению В.М. Межуева, такая индивидуальная (она же и общественная) собственность - это собственность лишь на науку и культуру в целом. Другими словами, понятие «общественная собственность» якобы является не экономической категорией. Она, по рассуждениям исследователя, означает реальное присвоение каждым индивидом всего общественного богатства в его невещественной форме. Получается некий гибрид: рынок, частная собственность на средства производства, с одной стороны, и общественная собственность на научное знание и культурные достижения — с другой. Однако мы полагаем, что частная собственность может распространяться как на научные открытия, так и на предметы мировой художественной культуры. Вызывает сомнение, что частная корпорация, финансирующая, например, фармакологические разработки, сделает их достоянием общества, а не употребит в своих сугубо корыстных интересах. Мы полагаем, что принцип реализации свободы воли, лежащий в основе частной собственности, остается при любой её форме, при любом способе производства.
Тем не менее, сегодня становится очевидным, что изобилие материальных благ приводит к становлению общества, которое стремится к прогрессу не путем удовлетворения потребностей, а путем безграничного расширения потребления информационных благ. В.Л. Иноземцев в одной из работ приводит слова О. Тоффлера об информации как о наиболее демократичном, по своему характеру, источнике хозяйственной власти. В.Л. Иноземцев резко возражает, считая информацию, напротив, наименее демократичной основой власти, т.к. «впервые в истории условием принадлежности человека к господствующему классу становится не право владеть благом, а способность им воспользоваться». Следовательно, по мнению исследователя, из-за сущностных отличий внутреннего потенциала членов общества новое классовое деление может стать гораздо более жестким, чем при господстве частной собственности. Ведь статус человека будет определяться, прежде всего, его образовательным уровнем, способностью превращать информацию в знания.
А.Г. Глинчикова полагает, что «в недрах индустриального общества развивается новый тип общества, базирующийся на неотчуждаемом по своей природе типе труда - творческом, интеллектуальном труде». При этом исследователь указывает, что «формы отделения рабочей силы от условий труда могут быть разными. Они могут складываться как частная собственность на условия труда, могут складываться как государственная собственность на условия труда». Однако нам представляется, что базовые принципы реализации собственности распространяются и на интеллектуальную собственность в соответствии с типом общества и его социальной природой. В коллективистском обществе интеллектуальная и творческая продукция не присваиваются частным образом, а принадлежат всему обществу, в соответствии с нормами и правилами этого общества.