До того, как я пришел сюда, я не знал, что один человек порабощен другим. Я не понимал, сколь воистину ничтожна человеческая жизнь. Лишения, рабство — откуда я мог знать, что это такое? Я, видите ли, не был ими. И я не знал до тех пор, пока я по милости не стал тем, кем я был, — невежественным варваром, бездушным и безмозглым существом и, если так можно сказать, псом. Видите ли, именно такими нас и считали. Откуда мне было знать, что это означает? Откуда мне было знать, что я ниже, чем аристократия Атлатии, до тех пор, пока я не стал ее жертвой? Если вы невежественны и не располагаете интеллектом, естественным для данной местности, вы воистину оказываетесь вне общества, которое вас не принимает по той причине, что, если оно все-таки это сделает, ваше появление, быть может, напомнит им об их собственных падениях и неудачах. А эго этого не любит. Утонченное эго не любит, когда ему напоминают, что оно когда-то было другим.
Я выбрал быть Рамтой. Вы выбрали быть собой, и наши родители, цвет вашей кожи, ваш пол, а также место нашего проживания — то, что называется географической областью, — были определены вашей душой, правильно? Итак, вы — это вы. В моей жизни я был Рамтой, но если говорить о том, кем был Рамта, то скажу, что он был лишь собирательным образом своих предков и его так и не увидели потомки. Сходство с моими предками наградило меня презрением окружающих — я не знал любви и заботы, я был никчемным, низким созданием. Итак, вот какой была моя участь, чтобы вы смогли представить, кем я был. И все же, те, кого я выбрал в качестве своих родственников, если говорить о генетике, те, чьим потомком я решил стать, были сильны в знании невидимых материй. Мои предки держались за это знание, а также за свою Родину, которая теперь покоится под покровом океана. И те переселенцы хранили свое знание, в которое мои властители никогда бы не поверили, если только оно не претворилось бы в реальность в виде того, что вы называете машинами, царствами, энергией, законами.
Мой выбор предков и всей родословной объясняется тем, что я происхожу из дома под названием Рамусте. Дом получал имя в соответствии с коллективной эмоцией души — и те, кто к нему принадлежал, обладали силой, заключенной в эмоциональном знании, и этой силой можно было овладеть и управлять. Были также и те, кто произошел из домов эмоционального творения. Они сотворили машины, законы, тиранию, разделение, ненависть, но на их совести лежало и создание прогресса. Если вы происходите из какого-либо дома, то вам не составит труда понять, из какого именно. Все, что вам следует сделать, — это обратить свой взор внутрь себя, чтобы увидеть, где пребывает ваша честь и кому она принадлежит. Мне нет нужды это вам объяснять — вы и так уже знаете. И исходя из всего этого я выбрал появиться на свет в роду тех, кого вы называете лемурийцами, жителями My, вопреки прогрессу.
Я не винил свою мать в том, что у меня не было отца. Не обвинял я также и своего брата в том, что наши с ним отцы не принадлежали к одному и тому же роду. Я не винил и того, кого называл своим Богом, за ту жизнь, которую я простодушно выбрал. Этому вам всем следует научиться, создания. Однако между домом эмоционального знания и домом прогресса началось противостояние, которое привело к сражению. Сражение — вы знаете, что означает это понятие? Вам нет нужды нести службу в многомиллионной армии, чтобы узнать, что такое сражение. Все, что вам необходимо для этого, — очень острый язык.
Битва против Непознанного Бога
За свою жизнь, когда я еще был маленьким мальчиком, мне много раз приходилось видеть, как моя мать оказывалась на улице и как там у нее отнималась ее свежесть и сладость. Я наблюдал за жизнью там, где мы проживали, и видел нищету и отчаяние, царившие вокруг меня. И я видел, как моя мать отошла в мир иной. Я видел, как в ее чреве рос ребенок, и знал, кто это. И я видел, как моя мать рыдала. Почему? Это было совершенно очевидно. Возможно ли было найти на улицах другое создание, которое страдало бы так же, как она, в этой земле обетованной? Я наблюдал за родами матери и помогал ей произвести на свет ту, которую вы на своем языке назвали бы моей маленькой сестренкой. Я помогал своей матери, потому что она была слишком слаба, чтобы родить ребенка самостоятельно. И на свет, крича, появилась маленькая девочка. Она не была счастлива. Это было ясно. Итак, тяжелая ноша легла на мои плечи из-за состояния матери, так как она была столь слаба, что, когда дитя прикладывалось к ее нежной груди, в ней не находилось молока, ведь мать голодала. Так моя сестра, которая сосала грудь матери, росла очень слабой.
Почему же, скажете вы, у вас была такая жизнь, что вы были рабами, презренными существами, нелюдьми для правителей тех земель? Кто правил той землей? Те, кто заставлял нас жить в их владениях, возделывать их поля и говорил, что за наш собственный труд мы не получим даже черенков от выращенного нами урожая. Что же они делали со всем урожаем? Они запирали его в амбарах и зернохранилищах, сами поглощали запасы, отправляя их своими брезгливыми пальцами в свои искривленные в насмешке рты. И я говорю вам, что это было несправедливо. И кто был тот Бог, о котором они говорили? Я был зол, поскольку моя мать рыдала от того, что в ее груди не было молока.
Я попрошайничал на улицах, я убивал собак и птиц, поздними вечерами воровал зерно у своих хозяев благодаря тому, что был проворен и скор на ноги. И я кормил свою мать, чтобы она смогла накормить мою маленькую сестру.
Я не винил свою сестру за то, что она высосала все силы из моей возлюбленной матери, из-за чего та вскоре скончалась. Все силы матери были отданы новой жизни, с тем, чтобы эта новая жизнь могла продолжаться. И мать умерла, так и держа дитя у своей груди. Больше в ней не осталось сил, больше в ней ничего не осталось. А у маленькой девочки начался понос. Она не могла удержать в себе то, что попадало в ее организм, и быстро освобождалась от инородных продуктов, выпуская таким образом жизнь из своего тела. Итак, они обе — мать и сестра — ушли в мир иной.
И вот, будучи маленьким мальчиком, я собрал прутья и сложил их вместе. Я сложил их поверх тела матери, а потом ночью украл то, что называлось огнем. Я бережно нес его, и когда был на месте, прочитал длинную молитву в память моей матери и сестры, которых я любил всем сердцем. И я поджег прутья, а если бы не сделал этого без промедления, зловоние мертвых тел вызвало бы беспокойство среди местных жителей, населявших тот район, и те, чтобы избавить себя от волнений, вышвырнули бы тела в пустыню, где гиены смогли бы ими насладиться и разорвать их на части. И я поджег их, и тела сгорели дотла.
Еще пока я был ребенком, ненависть к краснокожему народу — их называли атлатийцами — вползла в мое сердце, как гадюка. Больше не осталось никого и ничего — моего брата забрали в рабство в другой город, чтобы служить новому хозяину и, угождая его потребностям, удовлетворять его филейную часть.
Мой род почитал и любил то, что пребывало выше звезд, выше луны. Они любили то, чему невозможно дать определение. И имя этому было Непознанный Бог. Будучи маленьким мальчиком, я не винил Непознанного Бога за его неспособность любить меня, мой народ, мою мать и сестру. Я не обвинял его. Я его ненавидел.
В те времена никто из моего народа не умирал достойным образом. Вообще тогда и не существовало таких понятий, как достоинство, добродетель. И вот однажды я увидел высокую гору, очертания которой неясно вырисовывались вдали, очень таинственное место, и решил, что если заберусь на нее, то смогу обратиться к самому Непознанному Богу и высказать ему всю свою ненависть за его несправедливость. Итак, я начал свой путь.
Я убежал из своей лачуги и устремился к огромной горе, которая едва виднелась из-за отделявшего ее от меня большого расстояния. И вот, путь мой продолжался девяносто дней — девяносто дней, на протяжении которых я с жадностью пожирал цикад, коренья и опустошал муравейники, — и я шел к этой горе, потому что, если Бог и существовал, то он должен был жить где-то там наверху, выше всех народов, подобно тому, как те, кто правил нашими землями, были выше нас. И я нашел его, хотя он был совсем не на горе, где царил один лишь нестерпимый холод. И я рыдал от всего сердца до тех пор, пока мои слезы не обратились в белые льдинки. «Я человек. Так почему же у меня нет достоинства, присущего ему?»
И вот приблизилась ко мне прекрасная дева, столь необычайной красоты, какой вам не приходилось видеть. Ее золотые волосы словно плясали вокруг нее. Венок, украшавший ее голову, был не из лилий, розовых бутонов или ирисов, но из цветов неведомых. Что же до одеяния ее, то оно воистину светилось, свободно ниспадая. И вот, она подошла ко мне и протянула мне огромный меч. Он звенел. Он пел. Он был так велик, что рукоять его была почти в девять обхватов кисти.
И вот что она сказала: «О Рам, о Рам, я искала тебя, того, кто познал истину и пробудил Дух сострадания в нашем существе. На земле должна воцариться истина, которая не прейдет. Вот, молитвы твои были услышаны. Ты человек, наделенный даром и твердостью духа. Возьми этот меч и подбери ножны ему под стать». И она исчезла. Я был ослеплен в своем безумии и остолбенел от той картины, которую мне только что довелось лицезреть. Я больше не дрожал от холода — на горе стало тепло. И вот, когда я взглянул на то место, где были мои обратившиеся в ледышки слезы, то увидел, что там вырос цветок столь удивительного цвета, источавший столь сладкий аромат, что я тут же понял — это была сама надежда.
Меч Крошам, Крылатый Посыльный, был самим бытием, которое выразило себя в образе прекраснейшей из всех дев, давшей мне меч и сказавшей: «Ступай и покори себя». А остальное, как говорится, история. Среди созданий, существующих на свете, сколь уникальны бы они ни были, нет того, которое дало мне меч. Сама Гармония Бытия выковала Крылатого Посыльного.