Жизнь Рамты, 1984 (Ramtha's Lifetime, Specialty Tape 021 ed. — Yelm: Ramtha Dialogues, 1984).
Я нашел источник того голоса, когда нашел самого себя, того Бога, каковым я являюсь. Именно я был тем голосом, который приказал мне встать, мастер. Священная причина, жизнь, принцип, понимание, цель, — всем этим был я. Обретя такое понимание, мы изменим мышление последующих поколений.
До того момента, когда я был пронзен тем огромным мечом, мне недоставало смирения, чтобы я смог по-настоящему осознать свою цель, а также причину того, почему я был ранен, почему позволил этому случиться. И тот период, который продолжался по вашему времени с десятого до шестьдесят третьего года нашего похода, ушел у меня на обретение просветления.
И все же я Рамта. Я желал этого. Я хотел этого. Я любил Непознанного Бога, кем бы он ни был. И вот, за шестьдесят три года созерцания и осознания того, откуда пришла моя ненависть, кто ее создал и почему, я наконец примирился с самим собой. И когда это произошло, мой разум стал воистину свободен как птица, обретя способность взлетать к небесам мысли, мудрости творения и понимания.
Ненависть — стремись управлять ею: было самым примитивным решением убивать ее в других — я уничтожал свое отражение, которое презирал в других людях, стремясь таким образом покончить с ненавистью и дать все возможное бедным, жалким созданиям, у которых не было даже души. И что же? Даже после всех своих побед я не мог спокойно спать и бездельничать вечерами, поскольку жизнь моя была мукой, ибо, имея все, у меня не было покоя, и причиной тому было отсутствие глубокого, искреннего понимания самого себя, своего «Я», Рамты.
Убежище Рамты
За время нашего похода случилось так, что иногда мы были вынуждены в течение нескольких лет следить зa очередным правителем — тираном, наблюдая за ним, прежде чем заключить его в осаду. В эти периоды нам выдавалась возможность построить небольшие укрытия, где вместе с животными могло поселиться сразу большое число людей из нашего внушительного сборища.
Самое большое поселение, если можно так выразиться, было... Вы знаете, что такое плато? Оно похоже на гору, которой забыли сделать вершину. Благодаря этой «забывчивости» получается очень удобное место для поселения. И вот на таком плато мы устроили огромный лагерь, расположившись у реки, где росли довольно высокие оливковые деревья. А знаете ли вы, что оборотная сторона листьев у них посеребренная? Вы знали об этом? Оливковые листья изумрудные и серебристые. Они очень красивы. На плато у меня было свое укрытие, мое убежище, и также у меня был дворец, где жили все мои дети. Моя хижина была для них настоящей игрушкой.
Однако мой истинный дом располагался на том плато, откуда я мог беспрепятственно наблюдать, как солнце встает и трудится весь день, не имея представления о смерти, умирании, чуме, нищете и всем прочем. Вы знаете, что ему нет до этого никакого дела? Вы когда-нибудь задумывались об этом? А ночью, созерцая луну, я всегда думал о том, что все звезды были детьми луны, которую я называл Чаровницей, что когда они вырастут, то каждая из них превратится в огромную луну. Но этого никогда не случалось. Я проживал в удивительном месте, где мою свободу не ограничивали каменные стены и проложен-
ные в четком порядке коридоры. И если Непознанный Бог и существовал где-то, то он непременно должен был скрываться именно в этом волшебном месте. И вот у меня случались моменты, когда я созерцал, наблюдал и полностью, во всей бесконечности осознавал неосознаваемое. Подходящее выражение? Так и есть. Так я обрел величайшее счастье, потому что такие моменты наполняли меня ни с чем не сравнимой радостью. Это было на том самом плато, где я мог быть собой и продолжать свои поиски.
Когда же я возвращался во дворец, там меня встречали все мои дети. Вы знаете, что означает число сто тридцать три? Сто тридцать три — именно столько детей у меня было.
Дворец был действительно очень велик. Он занял бы все плато. Я иногда приходил туда, чтобы понаблюдать за детьми, поскольку, если вы оставите свое потомство без присмотра и будете время от времени их навещать, дав детям все, что может удовлетворить их естественное любопытство: например, воду, рыб, цветущие деревья, колючие кустарники, птиц, ящериц, — и поместите все это в сад, соорудив там некое подобие пещеры, где, как думают дети, они могут спрятаться, то, встретившись с ними, вы станете свидетелем того, как в своей невероятной красоте в ваших детях расцветает чудо жизни. И благодаря тому, что дети росли таким образом, они становились формой, в которой проявлял себя Непознанный Бог во всей своей чистоте, добродетели и красоте. И потому, создания, если бы кто-нибудь осмелился прикоснуться к хотя бы одному из моих чад, чтобы просто взъерошить ему волосы, или того хуже — осмелился бы заигрывать с ним, я без тени сомнения тут же отрубил бы такому человеку голову и выбросил ее в море, потому что, пребывая в одиночестве, дети общались и играли с Богом в самом чистом и прекрасном его проявлении.
Итак, что же я чувствовал? Во дворце я учился громкому смеху. Когда же я возвращался на плато, я знал, что меня там никто не ждет. Все шло своим чередом и без меня. Никто и ничто не встречал меня словами о том, что за время моего отсутствия по мне скучали. И это было серьезное испытание. Почему это место по мне не скучало и почему я все же туда стремился? Знало ли оно, что я нахожусь там? Видите ли, для меня существовала такая вот комбинация из двух мест, которые в одинаковой мере являлись для меня домом, однако дом был для меня везде, где я его находил. Понимаете?
У меня не было иного учителя, кроме природы
Нуждаясь по слабости здоровья в уходе и опеке со стороны представительниц женского легиона, участвующего в нашем походе, я чувствовал себя униженным, даже испуганным и лишенным своей власти. Необходимость раздеваться у них на глазах уничтожила большую часть моей гордости и ненависти, которые уступили место желанию выжить, знаете ли. Я занимался созерцанием, когда больше ничего не мог делать, — созерцанием всего, что находилось вокруг меня. Я презирал людей, они были мне отвратительны. Я никогда не занимался созерцанием людей, потому что в их душе было зло. Те, кто обладал душой, по сути своей являлись злом. Я был в этом уверен, поскольку сам был таким же злом, как и они. Я занимался созерцанием, когда слышал уханье совы по ночам, видел восход солнца и его золотистое сияние, разливающееся по долине. Как-то раз я наблюдал, как умирала одна старая женщина, создания, — солнце тогда стояло в зените, — и я подумал, что это самое солнце было на небосводе еще тогда, когда эта женщина только появилась на свет в хижине своих родителей, и захотел узнать, что есть у солнца такого, чего нет у человека. И пока она лежала, ожидая своей смерти, птицы парили над рекой в поисках своей вечерней пищи, не имея понятия о том, что эта женщина умирает. Заметьте, вы когда-нибудь задумывались о том, что жизнь продолжается даже тогда, когда нам кажется, что она подошла к концу? Это хорошо, что она продолжается. Я размышлял обо всем, что мне случалось наблюдать, и эти размышления стали началом моего долгого пути к выздоровлению.
Когда я начал познавать Источник, у меня не было учителя, который дал бы мне знание об этом Источнике или Отце. Со мной была лишь моя простота и наивность, с которыми я все принимал на веру, и это самое подходящее выражение для этого общества, которым можно описать мой опыт.
Я учился у погоды. Я учился у дней. Я учился у ночей. Я учился у хрупкой и незаметной жизни, которая, казалось, процветает перед лицом разрушений и войны. Тем учителем, что обучал меня, был сам Источник.
Не имея возможности получить образование в на-уках, будучи неспособным проявить себя как человеческое существо, в своей ненависти, необъяснимой печали, отчаянии и страдании мне не оставалось ничего, кроме как искать причину, по которой я оказался здесь. Тогда, видите ли, я не знал, что сам был причиной того, что оказался там. Но, несмотря на это, я учился и познавал, что есть стихии, которые, как я обнаружил, гораздо сильнее человека, есть стихии, которые, как я выяснил, гораздо разумнее человека, есть стихии, которые, как я открыл, могут жить в мирном согласии рядом с человеком или вместо него, и что эти природные стихии, должно быть, и есть Непознанный Бог, и именно у этих сил природы, дорогие создания, я учился. Я очень счастлив тому, что меня обучали природные стихии, потому что они никогда не говорили мне, что я неправ. И силы природы никогда не ошибались, так как в них, видите ли, нет противоречий.
Вот так я учился. Я учился у того, кто не знает противоречий, кто никогда не ошибается, кого легко понять, если прибегнешь для этого к своему разуму. И по этой причине я не попался в сети лицемерия догм, суеверных представлений, многоликих Богов, которым пытается угодить человек, или внутреннего стыда, связанного у людей с тем, что они чувствуют себя не достойными совершенства и не способными его когда-нибудь достичь.
Вот почему мне было легче за одну жизнь обрести просветление, на что у множества людей ушли тысячи жизней, поскольку они искали Бога в представлениях других людей о нем. Они искали Бога в указах правителей, в церковных уставах, в истории, автора которой они никогда не удосуживались узнать, так же как и причину, по которой автор решил эту историю записать. Они основывали свои верования, свое понимание, свою жизнь, свой процесс мышления на том, что жизнь за жизнью, снова и снова, доказывало свою ошибочность.