Славянофилы утверждали, что пересадка на русскую почву иноземной культуры может привести к духовному оскудению народа, что нельзя лишать русский народ самобытности, самостоятельной исторической роли, что необходимо развивать свои национальные основы [1]. Было бы неправильным полагать, что славянофилы отвергают возможность заимствования достижений научной мысли на Западе, но, по их мнению, такое восприятие должно преломляться через призму православного сознания.
Славянофилы выступали против крепостного права; определяющими для них были принципы классового мира и эволюционного (путем реформ) прогресса [2].
В группу славянофилов входили: «душа» славянофилов - А. С. Хомяков (1804-1860), Ю. Ф. Самарин (1819-1876), А. А. Киреев(1833-1911), братья И. С. Аксаков (1823-1886) и К. С. Аксаков (1817-1860), братья П. В. Киреевский (1808-1856) и И. В. Киреевский (1806-1856), А. И. Кошелев (1806-1883) и ряд других [1].
Иван Васильевич Киреевский (1806-1856 гг.) и Алексей Степанович Хомяков (1804-1860 гг.) являются подлинными основателями отечественной философии. Именно они сознательно и целенаправленно поставили проблему создания самобытного русского философствования, которое бы ориентировалось на укорененные, органичные российскому умостроению ценности и приоритеты. Отсюда идет традиция суверенности российского философского сознания: основательности и внутренней уверенности, спокойного настроя на приятие всего лучшего с Запада с сохранением четкого идентификационного отнесения себя к особому проявлению человеческой жизненности [10].
Центральные славянофильские идеи были введены в массовый интеллектуальный оборот Алексеем Хомяковым [10]. Алексей Степанович Хомяков происходил из семьи богатого тульского помещика, в которой поддерживался старый патриархальный быт и глубокая религиозность. В семье из поколения в поколение передавался культ царя Алексея Михайловича, у которого служил сокольничьим дальний предок. Хомяков с раннего детства воспитывался в духе набожности, верноподданичества и сословных традиций дворянства [6].
Центральное место в работах Хомякова занимает пронизанная религиозным духом историко-социологическая концепция. Она всецело подчинена основной для славянофилов проблеме коренного различия исторических путей России и Запада и доказательству самобытной исключительности русского народа, что выводилось из неодинаковости внутренних «начал» русской и западноевропейской жизни. За «начала» принимались формы религиозного мировоззрения: в первом случае — православие как истинное христианство, во втором — католицизм, в котором, по его убеждению, учение Христа подверглось искажению [6]. Хомяков критиковал католицизм и протестантизм как проявление духа рационализма Запада. Он пытался модернизовать православие на основе идеи «органической церкви», основанной на идее соборности. Принцип соборности означал, что ни патриарх, ни духовенство, ни даже вселенские соборы не являются абсолютными носителями истины, им может быть только вся церковь в целом (в единении со своими прихожанами) [10]. Религия рассматривается им не только как движущая сила, но и как фактор, определяющий общественное и государственное устройство, народный быт, мораль, склад характера и мышление народов [6].
Хомяков считал, что славяне произошли от древней иранской народности — вендов, от которых они унаследовали высокую духовность, нравственную чистоту и поклонение свободно творящему божеству. Славяне отличались кротостью, жили свободными общинами; им были чужды стремления к захвату и подчинению других народов, жажда власти и аристократизм. В конце X в. на Руси было принято христианство как вера, близкая духовному складу предков русского народа. В отличие от католической церкви, авторитет которой опирался на светскую власть и внешнюю силу, православие с самого начала отличалось демократизмом и полным слиянием с духом народа.
Настойчиво и последовательно он утверждает, что истинное византийское христианство оплодотворило Русь, привело ее к быстрому общественному и культурному подъему, поставило выше Византии и всей Европы.
Однако в описании дальнейшей истории русского народа Хомяков столкнулся с большими трудностями. Он не мог объяснить, почему, начиная с XIII в., Русь стала отставать от стран Западной Европы в области культуры и просвещения. Религия, по мнению Хомяков, является главным, определяющий фактор развития. Но если православие не дало длительного и устойчивого движения к достижению высших культурных ценностей, то оно не могло быть абсолютным началом культуры [6]. Хомяков не нашел убедительного решения этой проблемы и вынужден был прибегать к различного рода оговоркам и соображениям, выходящим за рамки его религиозной концепции, даже вступая в противоречие с собственными исходными посылками. Попытки объяснения сводились к следующему: ввиду низкого культурного развития русский народ не понял ни высокой святости, ни истинной сущности православия, которое было воспринято скорее чувственно, со стороны обрядности, а не аналитически, как богопознание. Итак, возникает заколдованный круг. С одной стороны, Хомяков настаивает на том, что в основе народного просвещения и культуры лежит истинная вера, которая все определяет, с другой — для глубокого усвоения вероучения и понимания его подлинного смысла необходим определенный культурный уровень и известная степень в развитии просвещения [6].
При объяснении отсталости России сравнительно со странами Западной Европы Хомяков все же обращается к раздробленности, причину которой видит не в отсутствии государственного единства, а в различии тенденций государственной власти и сельских общин. Государство всегда стремилось к политической формальной универсальности, т. е. было оторвано от народа; общины, напротив, представляя сам народ, строились на принципе обособленности и внутренней свободы, заключающем в себе «живое», социальное начало, слитое с религиозной верой. Народное начало, в конечном счете, победило: Россия образовала единую общину и свободно избрала народного царя Михаила Романова, который и соединил власть с внутренней правдой [6].
В этой связи реформы петровского государства получают у Хомякова самую отрицательную оценку. Петр I, хотя и пробудил в России сознание своей силы и излечил некоторые застаревшие болезни, но направил страну по ложному пути. С помощью грубых вещественных средств он поработил всех во имя государства, не поняв главного, что сила заключается в законе нравственной любви, т. е. в истинной вере. В ходе его преобразований игнорировалась русская самобытность; во всех областях жизни стало широко распространяться чуждое народу западничество, к счастью, однако, не успевшее исказить коренные начала русской жизни — православие и общину [6].
Обратимся к философии Хомякова. Он считал, что мир имеет в своей основе непредметное и допредметное начало — соответственно, познать их при помощи расчленяющих процедур анализа и рассудка нельзя — теряются при этом их главные качества: целостность и изменчивость. Окружающая реальность, как полагал Хомяков, конкретна и цельна. Европейский рационализм стремится строить все суждения о реальности на основе законов мышления, что, однако, вовсе недостаточно для полного, «объемного» постижения реальности. Процедуры постижения окружающего должны соответствовать характеру самой реальности, т. е. быть конкретными и цельными [10].
К числу основоположников и теоретиков славянофильства относят и Ивана Васильевича Киреевского (1806—1856). Как и Хомяков, Киреевский принадлежал к старинному дворянскому роду.
Путь Киреевского к славянофильству лежал через западничество. Прожив целый год в Германии, он посетил лекции Гегеля и Шеллинга, с которыми тогда же вошел в личные отношения. Вернувшись в Россию, он организовал журнал «Европеец», который открывался его же программной статьей «Девятнадцатый век». Статья, а вместе с ней и журнал вызвали недовольство в правительственных кругах. «Европеец» был закрыт. После этого инцидента Киреевскому надолго пришлось отказаться от литературной работы. Он тяжело переживал свою неудачу; в его сознании усилились религиозно-мистические настроения, повысился интерес к богословской литературе. Киреевский сблизился с монахами. Все это, а также постоянное влияние со стороны брата П. И. Киреевского и Хомякова привело его в лагерь славянофилов. В 1838 г. в статье «Ответ А. С. Хомякову» Киреевский, хотя и полемизирует по некоторым вопросам с главой славянофильского кружка, однако принимает основные положения славянофильской доктрины [6].
Киреевский разделял положение Хомякова о «соборности», найдя в общине идеал общественного порядка. Он говорил, что «отличительный тип Русского взгляда на всякий порядок...» заключается в «совмещении личной самостоятельности с цельностью общего порядка...». Разум западноевропейца «не вмещает порядка без однообразия». Цельность общества, сочетающего личную свободу и индивидуальные особенности граждан, возможна только при условии свободного подчинения отдельных личностей абсолютным ценностям и при их свободном творчестве, основанном на любви к цельности, к Церкви, к своему народу, к своему государству и т.п. [11]
Из этого же самого понимания цельности как соборности, или общинности, вытекает отрицательное отношение Киреевского к преувеличению важности иерархии в Церкви. Говоря о «Богословии» епископа Макария, Киреевский отмечает, что введение к этой книге содержит понятия, несовместимые с русской Церковью, например о непогрешимости иерархии, как будто Дух Святой находится в иерархии отдельно от совокупности всего христианства.
Из понимания целостности как свободной общины возникает учение Киреевского о взаимоотношении между церковью и государством. Он полагал, что государство есть устройство общества, имеющее целью жизнь земную, временную. Церковь есть устройство того же общества, имеющее целью жизнь небесную, вечную. Временное должно служить вечному, поэтому государство должно руководить обществом в интересах Церкви. По мнению Киреевского, государство должно в том согласовываться с церковью, «чтобы поставить себе главной задачей своего существования – беспрестанно более и более проникаться духом Церкви и не только не смотреть на Церковь как на средство к своему удобнейшему существованию, но, напротив, в своем существовании видеть только средство для полнейшего и удобнейшего водворения Церкви Божией на земле» [11].