Группа еще не успела выйти из партизанского лагеря, а уже возникла в ней первая, едва заметная трещина, заставляющая думать, что Шпак и Бритвин не те люди, на которых можно положиться в любых обстоятельствах, - слишком они блюдут свой интерес. Это сразу же почувствовал Степка. Маленькая деталь: пока ждали Маслакова, а ждали его довольно долго, Данила все время «ел бобы, которые таскал из замусоленной противогазной сумки понемножку, по паре зерен, всякий раз делая вид, что у него последние» и что угостить ему товарищей нечем, - деталь маленькая, а говорит о человеке многое. И Бритвин с первых же минут старается показать, что, будь он на месте Маслакова, все делалось бы по-иному, без мягкотелости и послаблений, - скажем, такого разгильдяя, как Степка Толкач, он не потерпел бы или скрутил в бараний рог.
Не так уж далека дорога до Круглян – всего один дневной переход, но за это время, хотя никаких событий не произошло – просто шли, тащили канистру с бензином, разговаривали, отдыхали, - проявились некоторые жизненные принципы героев.
Стоит обратить внимание на то, как построена повесть. Словно бы игнорируя законы сюжетного повествования, автор медлит тогда, когда вроде следовало бы поторапливаться: ведь ничего мало-мальски существенного не происходит на пути в Кругляны, а описан он подробно, очень подробно, во всех подробностях. Но и без этого неторопливое повествование автор прерывает вставной, в сущности, новеллой, сюжетно никак не связанной с изображаемыми событиями и людьми. Но не обязательная с точки зрения развития действия новелла эта – рассказ Маслакова о комбриге Преображенском – в повести необходима, «сократить» ее нельзя – это нанесло бы непоправимый ущерб содержанию произведения. История комбрига Преображенского – один из тех пробных камней, на которых испытываются в повести противостоящие характеры и жизненные принципы.
Обессиленные походом, вспоминает Маслаков, решили партизаны подхарчиться и заночевать у добрых людей в деревушке. А соседка донесла, на рассвете нагрянули полицаи и немцы. Партизан не нашли – те спрятались в огороде, но обнаружили впопыхах оставленную гимнастерку комбрига. И решили, что хозяева укрыли партизан в каком-то тайнике. Поставили всю семью под стенкой, сначала вроде пугали – перебьем детей, а потом один из полицаев застрелил девочку и мальчику – пистолет ко лбу. Тогда комбриг вышел из укрытия…
Маслаков рассказывает об этом, пораженный мужеством и благородством Преображенского. У Бритвина эта история тоже вызывает удивление, но иного свойства, ему поступок Преображенского кажется бессмысленным, слюнтяйским, слабостью, а не силой. «Сердобольный комбриг» - цедит он с пренебрежением и превосходством. И тут Маслаков в ответ произносит слова, чрезвычайно важные для понимания пафоса повести, нравственного конфликта, вызвавшего столкновение героев: «…Тут дело в совести. Одному хоть весь мир в тартарары, лишь бы самому выкрутиться. А другому надо, чтоб по совести было».
Когда погиб Маслаков, оказавшийся во главе группы Бритвин решил строптивому, «умничающему» Степке объяснить, что теперь все будет по-другому, он, Бритвин, никому потакать не станет, его жалостью не проймешь, он ни перед чем не остановится: «Знаешь, ты, умник, что такое война? Сплошь риск, вот что. Риск людьми. Кто больше рискует, тот и побеждает. А кто в разные там принципы играет, тот вон где! – Бритвин показал на поляну (там похоронили Маслакова)… - Терпеть не могу этих умников. Просто зло берет, когда услышу, как который вылупляется. Надо дело делать, а он рассуждает: так или е так, правильно – неправильно. Не дай Бог невиновному пострадать! Причем невиновный – война! Много немцы виноватых ищут? Они знай бьют. Страхом берут. А мы рассуждаем: хорошо, не хорошо».
Так он и действовал – в соответствии с «программой», оправдывающей жестокость, бесчеловечность, беспринципность. И неслучайно примером для себя он выбирает фашистов, это служит недвусмысленным указанием на глубинную природу его позиции.
В повести есть еще одна «вставная» новелла, существенная для понимания нравственной и идейной позиции героев, - рассказывает ее Бритвин. Если Маслаков вспоминал о Преображенском с огромным уважением и восхищением, комбриг для него стал примером высочайшего мужества и самоотверженности, то Бритвин рассказывает о человеке, вызывающем у него откровенное презрение и враждебность. Для Бритвина этот не очень молодой, щуплый, подслеповатый человек по фамилии Ляхович – то ли учитель, то ли инспектор районо – олицетворение ненавистной породы «умников», размышляющих о том, что хорошо, что плохо, постоянно пекущихся о соблюдении каких-то там «принципов», готовых ради них поступиться своими интересами, прямой выгодой. Должен был Ляхович, вспоминает Бритвин, одного предателя ликвидировать; пробрался в село, увился к нему в хату, тот дома один был в ту пору, а стрелять не стал и гранаты не бросил – ребенок, ему, видите ли, помешал, «продажник тот, мол, с ребенком в кровати сидел, кормил». В другой раз Ляхович – старшим группы был он – не разрешил напасть на застрявший в грязи немецкий грузовик, потому что деревня была близко: «…мол, машину уничтожим – деревню сожгут». С точки зрения Бритвина, поведение Ляховича – чистая дурь, слюнтяйство. И погиб Ляхович, по его мнению, по-глупому – «за принцип», не захотел покривить душой, польстить оккупантам.
Тут, пожалуй, следует выяснить – это важно для анализа не только «Круглянского моста», но и других партизанских повестей Быкова.
Партизанское движение только тогда не гаснет, только тогда неодолимо, когда опирается на широкую поддержку народа, который не желает жить под игом захватчиков и видит в партизанах своих верных защитников. Пренебречь этой ролью защитников местного населения, ограничиться сугубо военными задачами – значит подорвать саму народную основу партизанского движения, отрубить питающие его корни. Это свойство партизанской борьбы хорошо понимали гитлеровские оккупанты. Не случайно каратели и полицаи стремились создать всеми средствами вокруг тех, кто в лесу, выжженную страхом непреодолимую полосу, твердя одно: это вам за партизан! Но даже люди не очень грамотные, лишенные какой-либо информации, кроме слухов, понимали, что это не так, что цель гнусного вранья – вбить клин между ними и партизанами. Они твердо знали, что партизаны сделают все, что в их силах, чтобы защитить и спасти их. И партизаны не могут обманывать их веры.
И то, что в «Круглянском мосте» сын полицая, пятнадцатилетний мальчишка, стыдится своего отца, всей душой сочувствует партизанам и хочет уйти из дому к ним, - это торжество справедливости, за которую сражаются партизаны. Правда на стороне партизан, и она оказывается сильнее отцовского авторитета. Когда Митя говорит Толкачу, который хочет забрать у него коня: «Дядька, партизаны не делают так!», - как ни наивно звучат его слова, это очень веский аргумент, ибо дело идет о народном доверии, которое никто из партизан не имеет права употребить во зло, подорвать. Вот почему Ляхович не разрешает напасть на немецкий грузовик – рядом деревня, это будет поводом для расправы с ее жителями, пойдет молва, что партизаны не очень-то заботятся о местном населении. Такого рода соображения совершенно недоступны Бритвину, с подобными обстоятельствами он считаться не желает. И именно поэтому – какой бы ни был у него военный опыт, - партизан он никуда не годный и, дай ему волю, много наделает бед.
Ни в грош не ставя Ляховича, Бритвин, однако, не мог не обратить внимания: «Вообще в тех местах связи у него были богатые, ничего не скажешь. В каждой деревне свои. И к нему неплохо относились: никто не выдал нигде, пока сам не вскочил». Ему это кажется странным, необъяснимым. А люди знали, что Ляхович безукоризненно честен и справедлив, всегда поступает по совести, их ни за что не подведет, чем бы ему это ни грозило. Оказывается, человечность и жестокие законы партизанской войны не противостоят друг другу – вот что открывает эта повесть Быкова.
Война с фашизмом была не только битвой государств и армий, но и противоборством идеологий и моральных принципов, гуманизма и бесчеловечности. Как же все это выглядело в кровавой обыденности гитлеровской оккупации? На этом сосредоточенно авторское внимание в повести «Пойти и не вернуться» (1978).
На глухой лесной дороге набрел на местных жителей, валивших деревья, какой-то чужак – то ли партизан, то ли агент полицаев, как тут угадаешь?.. И ему откуда знать, кто эти двое мужиков и молодка, чью сторону они держат, что у них на уме? А время страшное, лихое – ошибешься, доверившись человеку, и головы можно лишиться…Разговор идет осторожный, уклончивый.
« - Вы, ето, извините, однако интересно: партизан вы или, может, из полиции будете?
- А почему вы так спрашиваете? – удивился Антон его несколько прямолинейному в такой обстановке вопросу.
- Ну, вижу, оружие у вас. Оружие оно, конечно, в моде теперь, но…
Антон машинально сунул руку за пазуху, подальше двигая рукоятку нагана. Все трое с недожеванными кусками во рту ждали его ответа.
- А я – человек. Человек просто. Это что – плохо?
- Оно не плохо. Но, знаете… Теперь не бывает так».
Еще ничего не случилось с героями Быкова – действие повести только начинается: тяжкие испытания, беды, страдания – все это еще впереди, и читателю, который не знает, куда поведет их автор, что будет с героями, пока доступен только бытовой план разговора. Глубинный его смысл откроется позже. Не раз будут возвращаться герои – и в невеселых думах своих, и в непримиримых спорах – все к той же жизненно важной для них проблеме: что значит быть человеком в бесчеловечных обстоятельствах войны? И спор этот в конечном счете решается не словесными аргументами, а оружием, готовностью отдать свою жизнь или отнять ее у другого.
Казалось бы, что дурного в желании Антона Голубина соединить свою судьбу с приглянувшейся ему девушкой, заиметь свой дом, семью? Но чтобы устроить жизнь, как хочет Антон, надо покинуть партизанский отряд, переметнуться к немцам и полицаям, поладить с ними, заслужить их благосклонность. Потому что и в самом деле никому сейчас не дано быть «просто человеком», - прав был тот мужик, Антон это понимает, и хочешь не хочешь, надо выбирать, с кем ты и против кого, или, по понятиям Антона, кому служить… И тут у него никаких сомнений нет: тому, у кого сила; кто возьмет верх в этой войне. Вот только бы угадать это точно, не ошибиться. А дела складываются так, прикидывает он, что вот-вот падет Сталинград, если уже не пал, войне конец, и всей мощью немецкая армия навалится на партизан, и тогда им – каюк – пока не поздно, надо уходить из леса, и побыстрее, любой ценой укореняться в этой жизни, хозяевами которой станут фашисты.