МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМ.М.В.ЛОМОНОСОВА
Факультет журналистики
РЕФЕРАТ
на тему:
«Освещение голода в русской публицистике 1890-1900 гг.»
Выполнила: студентка 402 гр.в/о
Ирина Чунарева
Преподаватель: Г.С.Лапшина
МОСКВА 2006
Для рассмотрения данной темы было взято три статьи: В.Г. Короленко «В голодный год», В.И. Ленин «Борьба с голодающими» и Л.Н. Толстой «О голоде».
В первую очередь рассмотрим статью В.Г. Короленко «В голодный год». 29 февраля 1892 года В.Г. Короленко прибыл в Лукоянов. То, что писатель увидел в голодающем уезде, превзошло своим драматизмом самые мрачные рассказы из услышанных им. "Сколько тут неописуемого горя, - писал в своей записной книжке В.Г. Короленко, - там трёхлетняя девочка просит зарыть её в земельку. В другом месте мать, доведённая до исступления неустанным криком голодного ребёнка, бросила его с печки. В селе Шутилове мальчик искусал от голода мать. Да ведь это капля того народного горя, которым томится каждая избушка каждый вечер, когда на палатях плачут голодные, не могущие заснуть дети, каждое утро, когда они просыпаются".
В.Г. Короленко разворачивает в Лукояновском уезде большую работу по организации помощи голодающим. При его непосредственном участии создаются народные столовые для голодающих. Первая из них была открыта 1 марта 1892 г. при доме городского головы.
В.Г. Короленко напряжённо работал всю весну 1892 г. Он побывал в Болдине, Починках, Наруксове, Мерлоновке, Васильев Майдане, Новой деревне, Бутском, Салдамановом Майдане, Печах и многих других сёлах и деревнях Лукояновского уезда. К середине мая 1892 г. в уезде было открыто уже сорок три народные столовые, а в июне и начале июля при содействии В.Г. Короленко начали работать ещё 17 столовых. Новый урожай сулил долгожданное облегчение лукояновцам.
«Голод подкрадывается к нам среди этого зноя и дыма, среди этой засухи; он был у нас, ходил по деревням уже два года, но мы его не замечали, потому что еще ни одна мать не съела своих детей».
«Н.М. Баранов – губернатор Нижнего Новгорода, узнав, что я намерен отправится именно в Лукояновский уезд, чтобы там открыть столовые на деньги, поступившие в мое распоряжение через редакцию «Русских ведомостей», генерал Баранов сильно поморщился».
«Голод в деревне и борьба уезда с губернией – такова основная канва, на которой располагаются мои впечатления от этого тяжелого года», - это, пожалуй, самая главная мысль. Чиновникам было не до голодающих, главное – решить все свои проблемы. «…гармония интересов в среде крестьянского мира оказалась фикцией! Помощь попадает не туда, куда надо, получают не те, кому, по нашему мнению, следует получать».
«Деревня жертвует не мало, - по-своему и добровольно. Но принудительные пожертвования, хотя бы и в пользу своих односельчан, она избегает. Деревенский мужик похож на городского: он хочет платить только за себя».
В уезде начинают твориться странные вещи: «С одной стороны – первоначальные очень мрачные сведения предводителя и земских начальств, подтвержденные многочисленными свидетелями, а также цифрами урожая, заставляли предполагать, что дело плохо. С другой – все «исследователи», проезжающие через уезд на почтовых и пользующиеся любезно сообщаемыми сведениями полиции, - свидетельствуют единогласно, что вместо голода замечаются разгул и развитие роскоши. Официально, на бумаге, даже и в первоначальных рапортах той же полиции – нужда. В натуре – благоприятная обстановка. Дело доходило до курьезов».
Автором была также описана ситуация, когда оглашались списки тех, кто особо остро нуждался. И вот, как реагировал на них народ: «Бедный! – иронически кричат со всех сторон. – Пособие получает на всех! Или вот еще Кирдянов, тоже бедный. У него есть сын в Елабуге первый приказчик, другой получает двести рублей, без чаю не садится… Кум старосте, вот главная причина». «Неси сюда почтовую книгу, мы тебе покажем, кто у тебя получает… А бедному не нужно! Бедный вином не поит, бедному не даете по нападке». «…ссуды получают богатые и состоятельные , а сокращения ложатся на бедноту».
В.Г.Короленко в статье «О свободе печати» пишет: «В нашем отечестве в то время царствовало «полное спокойствие». Правда, Россия за это время пережила два страшных голода, стоившего народу сотен тысяч лишних смертей. Но…голод приказано было называть «недородом хлебов», а лишняя смертность отнесена к «естественным причинам». «Вся мудрость и все силы правительства направлялись к тому, чтобы факты не оглашались и не комментировались в печати и обществе». Такова была политика государства.
«Бедность его происходит от нашего богатства и голод его - от нашей сытости»
Вот, что пишет о голоде Л.Н. Толстой в своей одноименной статье.
«До сих пор могли быть сделаны два дела: выдача семян на обсеменение и заготовление из казенных лесов дров на отопление.
Оба эти дела сделаны, судя по газетам и по тому, что мне известно непосредственно в нашей местности и по другим губерниям, не совсем удачно.
В нашей губернии крестьяне обсеменились почти везде своими семенами. Выдано же было отчасти мало, отчасти поздно, в некоторых же и многих местах семена выданы были без надобности людям, которые не нуждались в них, так что во многих уездах выданные семена продавались и пропивались»
«Странно сказать, вопрос о том: есть ли то бедствие, которое вызывает деятельность, т. е. есть ли голод или нет его, и если он есть, то в каких размерах,- есть вопрос нерешенный между администрацией и земством.
Повсюду земства требуют больших сумм, администрация же считает их преувеличенными и излишними и или отказывает, или сбавляет их». "Необходимо, чтобы народ узнал нужду и сам бы сократил свои расходы,- говорят представители администрации,- а то теперь все, что требуется земствами, все, что говорится в собраниях, передается в искаженном виде народу, и крестьяне надеются на такую помощь, которую они не могут получить».
Далее Толстой описывает четыре уезда, в которых он побывал. Где сам все видел своими глазами. Первый уезд – Крапивенский. «Бедствие несомненное: хлеб нездоровый, с лебедой, и топиться нечем.
Но смотришь на народ, на его внешний вид,- лица здоровые, веселые, довольные. Все в работе, никого дома. Кто молотит, кто возит. Помещики жалуются, что не могут дозваться людей на работу. Когда я там был, шла копка картофеля и молотьба». «Так что оказывалось, что хлеб с лебедой был в этом случае не признаком бедствия, а приемом строгого мужика для того, чтоб меньше ели хлеба,- так же, как для этой же цели и в изобильные года хозяйственный мужик никогда не даст теплого и даже мягкого хлеба, а все сухой. "Мука дорогая, а на этих пострелят разве наготовишься! Едят люди с лебедой, а мы что ж за господа такие!"».
Далее Толстой посещает Богородицкий уезд. «Здесь процент богатых, т. е. таких, которые могут просуществовать на своем хлебе, тот же, но процент плохих еще больше. Из 60-ти дворов 17 средних, 32 совсем плохих, таких же плохих, как те 15 плохих в первой деревне Крапивенского уезда».
Чем дальше в глубь Богородицкого уезда и ближе к Ефремовскому, тем положение хуже и хуже. В последнем уезде неурожай картофеля. «Хлеб почти у всех с лебедой. Лебеда здесь невызревшая, зеленая. Того белого ядрышка, которое обыкновенно бывает в ней, нет совсем, и потому она не съедобна.
Хлеб с лебедой нельзя есть один. Если наесться натощак одного хлеба, то вырвет. От кваса же, сделанного на муке с лебедой, люди шалеют.
Здесь бедные дворы, опустившиеся в прежние годы, доедали уже последнее в сентябре».
Но и это не худшие деревни. Худшие - в Ефремовском и Епифанском уездах. «Вот большая деревня Ефремовского уезда. Из 70-ти дворов есть 10, которые кормятся еще своим. Остальные сейчас, через двор, уехали на лошадях побираться. Те, которые остались, едят хлеб с лебедой и с отрубями, который им продают из склада земства по 60 копеек с пуда».
Помимо этого, у многих крестьян есть долги, которые они пытаются отдать, продавая овес: «У бывшего старосты беда та, что ему надо под угрозой суда уплатить 50 рублей по третям, и он продает весь овес на этот долг».
А вот как описывает Толстой отношение Администрации к данной проблеме: «Администрация и земство представляют себе задачу прокормления голодного народа точно так же, как представляют себе такую же задачу прокормления данного количества скотины. Для определения степени нужды, которой бы можно было руководствоваться при раздаче пособий, во всех земствах составлены по волостям подробные подворные списки о количестве душ, едоков, работников, наделов…Списки составлены с необыкновенною роскошью граф и подробностей. Но тот, кто знает обиход крестьянина, знает, что списки эти говорят очень мало. Думать то, что крестьянский двор наживает только то, что он получает с своей надельной земли, и проживает только то, что он проест, большая ошибка». «Чтобы правильно определить степень нужды крестьянина, нужны не списки, а надо призвать прорицателя, который предскажет, кто из мужиков и его домашних будет жив, здоров, будет жить в согласии с семьей, работать и найдет работу, кто будет воздержан и аккуратен, а кто будет болеть, ссориться и не найдет работы, поддастся соблазнам и увлечениям. Нельзя заранее узнать нуждающихся, и потому правильно распределить даровое пособие народу не то что трудно, но прямо невозможно».
Для помощи голодающим создавались различные комитеты, однако Толстой настроен отрицательно против их работы, на народ клевещут: «…бессовестно делают одни, говоря, что народ беден оттого, что он ленив и пьяница; или обманывать самого себя, как делают другие, говоря, что народ беден только оттого, что мы не успели еще передать ему всей мудрости нашей культуры, а что мы, вот, с завтрашнего дня начнем, не утаивая ничего, передавать ему всю эту нашу мудрость, и тогда уж он перестанет быть беден; и потому нам нечего стыдиться того, что мы теперь живем на его шее,- все это для его блага?»