Смекни!
smekni.com

Пятнадцать лекций и одно сообщение для работающих на строительстве Гётеанума в Дорнахе с (стр. 15 из 53)

Так обнаруживается то, каким образом постав­лен человек внутрь природных явлений. Только надо рассматривать явления природы в их наиболее пока­зательном, подходящем месте. Если ученый лишает змею воды и только глазеет на то, как вместо отклады­вания яиц сразу же появляется живая молодь, то он ничего не достигнет. Но если он знает, что происхо­дит в его лаборатории, то он откроет мировые тайны.

Продолжим эту тему в ближайшую среду.

ЛЕКЦИЯ ПЯТАЯ

Дорнах, 24 октября 1923г.

Доброе утро, господа! Есть ли у вас вопросы?

Предлагается вопрос: В предшествующих докладах говорилось о великом мировом Космосе; я хотел бы спросить о кометах с большим хвостом. Какое значе­ние они имеют?

Доктор Штайнер: Видите ли, господа, тут нам при­дется вспомнить то, что я говорил в последнее время. Я хотел бы повторить кое-что из того, что было сказа­но в предшествующих лекциях.

Рассматривая человека, мы должны сказать: для всей его жизни, а также для всего его духовного разви­тия необходимо две вещи. Во-первых, чтобы углекис­лый газ поступал вверх в голову. Человек постоянно выделяет углекислый газ в себе. В сущности, можно ска­зать: человек построен из углерода постольку, поскольку он имеет твердое тело. Итак, человек постоянно выделя­ет из себя углерод. Этот углерод мог бы в конце концов так проявиться в нас, что мы стали бы чем-то вроде чер­ных колонн. Мы стали бы черными столбами, если бы этот углерод удерживался. Он нужен нам для жизни, но мы постоянно должны вновь и вновь преобразовывать его, чтобы он превратился во что-то другое. Это проис­ходит благодаря кислороду. В конце концов мы выды­хаем кислород с углеродом, то есть углекислый газ. Но этот углекислый газ нам нужен. Мы обнаруживаем его, например, в сельтерской воде, внутри которой в пузырь­ках содержится углекислый газ. Тот углекислый газ, ко­торый не был выдохнут, постоянно поднимается вверх в голову человека, мы нуждаемся в нем для того, чтобы не поглупеть, нуждаемся для того, чтобы мы могли думать: в ином случае в человеческую голову будет подниматься метан, болотный газ, состоящий из углерода и водорода. Для мышления нам нужен углекислый газ.

Я также указывал вам, что нам нужно для воли, для воления. При ходьбе, при движении руками, плечами — тут, собственно, начинает проявляться воление — тут мы должны постоянно образовывать соединение углерода с азотом и все снова и снова его разрушать. Но этот циан, или синильная кислота, дол­жен, так сказать, постоянно проезжаться по нашим ко­нечностям и членам тела. В членах тела и конечностях он затем соединяется с калием. Возникает цианистый калий, но он должен тотчас же распадаться. Для того, чтобы мы вообще могли жить, в нас постоянно должен иметь место процесс отравления и в то же время про­цесс дезактивации яда, его разрушения. Такова тайна человеческой жизни: с одной стороны, углекислый газ, с другой — цианистый калий, соединившийся с кали­ем циан. При любом движении, хотя бы и пальцем, в нас образуется немного синильной кислоты, но мы тотчас же разрушаем ее, когда производим это движе­ние пальцем. Итак, это должно быть в человеке.

Но все, что должно быть в человеке, должно в ка­кой-либо форме существовать и вовне, во Вселенной. Дело обстоит так, что кометы исследуют все снова и снова. И именно в связи с кометами разыгралась своего рода маленькая история в антропософском движении. Однажды я читал в Париже лекцию и сказал, исходя из чисто внутреннего познания, что в комете должно со­держаться немного синильной кислоты, что синильная кислота присутствует в комете. До тех пор в науке еще не обратили внимания на присутствие в кометах синиль­ной кислоты. Но вскоре после этого появилась одна ко­мета. Это была именно та комета, о которой вы говорите. И именно в этой комете, используя более совершенные инструменты, которых не было раньше, открыли, что действительно в кометах, в веществе комет содержится синильная кислота! Так что можно ссылаться на этот случай, если спросят: удалось ли антропософии что-ни­будь предсказать? Да, это открытие циана в кометах, например, было публично предсказано. Предсказаний было немало, но в случае комет оно было сделано совер­шенно открыто. Сегодня у внешней науки нет никаких сомнений в том, что в атмосфере комет, в воздухе ко­мет — ведь комета образована из очень тонких, рассеян­ных веществ, там, по существу, находится только эфир, только воздух — присутствует синильная кислота.

Что это значит, господа? Это значит, что вовне, в атмосфере комет содержится то, что мы постоянно долж­ны образовывать в наших членах тела. Теперь подумай­те, как часто я здесь говорил о том, что яйцо образуется из целого космоса, из всей Вселенной — следовательно, также и человек, животные или растения, поскольку они образованы из яйца (яйцеклетки, семени — примеч. перев.), тем самым образованы из всей Вселенной. Я хотел бы на примере самого человека показать вам это, для того чтобы вы могли совершенно точно уяснить себе, какое значение имеют эти кометы во всей Вселенной.

Давайте будем исходить — кому-то это покажется странным, но вы увидите, что желаемое вами будет таким образом объяснено наилучшим способом, —да­вайте исходить из исторического опыта. За много сто­летий до основания христианства был в современной Греции один древний народ, греки. Древние греки сделали в области духовной жизни так много, что и по сей день в наших гимназиях должны изучать гре­ческий язык, поскольку есть мнение, что изучая грече­ский язык даже сегодня, человек становится особенно умен. Да, греки поистине чрезвычайно много сделали для духовной жизни. Сегодня изучают не индийский, не египетский, но греческий язык. Тем самым люди хотят выразить то, что именно греки особенно много совершили для развития духовной жизни. И указыва­ет на это тот простой факт, что мы в наших гимназиях изучаем греческий язык. Сами греки обучали детей только греческому языку несмотря на то, что столь много внимания уделяли духовной жизни.

В Греции главными было два народно-племенных образования, которые имели особенное значение, но ко­торые очень отличались друг от друга; первое, которое составляли жители Спарты, и второе, которое состав­ляли жители Афин. Спарта и Афины были наиболее значительными городами Греции. Пара других тоже имела значение, но они не были столь значительны, как Спарта и Афины. Жители этих двух городов очень силь­но отличались друг от друга. Я не хочу сегодня рассмат­ривать иные отличия; они отличались друг от друга уже потому, что совершенно по-разному относились к речи. Спартанцы всегда сидели рядом друг с другом спокойно и говорили мало. Но если они что-то говорили, они хоте­ли, чтобы сказанное ими было значительно: оно должно было властно влиять на человека. И поскольку человек, болтая, тараторя, едва ли может сказать нечто значимое, они молчали, если им не надо было высказать нечто зна­чимое. И говорили они всегда краткими фразами. Эти краткие фразы славились в древности. Говорили о крат­ких изречениях спартанского народа, они славились, они были подчас исключительно мудрыми.

У афинян дело обстояло иначе. Афиняне любили красивую речь; им нравилось, если говорили красиво. Спартанцы были в своих речах кратки, размеренны, спокойны. Афиняне же хотели говорить поистине кра­сиво. Они изучали искусство речи и говорили они при этом прекрасно. Зато и болтали они больше; не так много, как мы сегодня, но все же болтали они значи­тельно больше, чем спартанцы. На чем было основано различие между многоречивыми афинянами и мало, но значительно и мощно говорящими спартанцами? Это было основано на воспитании. Искусство воспитания сегодня изучается недостаточно. Но то, о чем я говорил, основывалось на воспитании. Спартанских мальчиков воспитывали совершенно иначе, чем афин­ских. Спартанские мальчики должны были гораздо больше заниматься гимнастикой: танцы, игры на арене, всевозможные гимнастические упражнения. А искусством речи, которое, собственно, является гимна­стикой для языка, — им спартанцы почти совсем не за­нимались. Речь у них была предоставлена сама себе.

Все то, что заключается в речи, образуется посред­ством остальных движений человеческого тела. Вы можете наблюдать это: если у человека движения замед­ленные, размеренные, гимнастически упорядоченные, то и говорит он тоже упорядоченно. А именно, если у человека упорядоченная походка, то и с речью в него все в порядке. Это приходит из детского возраста. Если человек получает в старости подагру, то уж ничего не по­делаешь: он имел ее еще тогда, когда обучался речи. Это приходит из того времени, когда учатся говорить. Но спартанцы считали наиболее ценным делать как можно больше гимнастических упражнений, они поддержива­ли эту гимнастику еще и благодаря тому, что натирали тело детей маслом и мазали песком; после этого дети делали гимнастику. Афиняне тоже применяли гимна­стику — во всей Греции применяли гимнастику, но зна­чительно меньше — они использовали по отношению к мальчикам старшего возраста гимнастику для языка, искусство речи, риторику. Спартанцы этого не делали.

Все это, однако, имело вполне определенные по­следствия. Вы знаете, когда эти маленькие спартанские мальчуганы с их промасленными и натертыми песком телами выполняли свои гимнастические упражнения, тогда они должны были развивать очень много теп­ла — они развивали много, много внутреннего тепла. Когда же афиняне делали гимнастику, то у этих афинян это было нечто из ряда вон выходящее. Если бы тогда был такой день, как сегодня, и мальчишки у спартанцев не захотели бы делать под открытым небом свою гимна­стику — это было бы нечто невероятное! Уж тут гимна­сты-педагоги привели бы этих мальчишек к порядку! Если же у афинян выдавался такой же, как сегодня, день, такой ветреный, тогда они собрали бы своих мальчишек внутри, в помещении, и занимались бы с ними ритори­кой. Но когда чудесно сияло Солнце, когда все сверка­ло, они выводили их на волю. И там на воле афинские мальчуганы должны были выполнять свои гимнастиче­ские упражнения. Ведь афиняне рассуждали иначе, чем спартанцы. Спартанцы думали так: все, что мальчики выполняют при движении, должно исходить из их тела; ни шторм, ни град, ни гроза или ветер совершенно не принимались во внимание. Говорили себе так: движе­ния должны исходить от самого человека.