Смекни!
smekni.com

Пятнадцать лекций и одно сообщение для работающих на строительстве Гётеанума в Дорнахе с (стр. 51 из 53)

Если вы, например, правильным образом наблю­даете человека, у которого очень много внутренних гнойных процессов, вы обнаружите, что муравьиная ки­слота позволит ему преодолеть эти гнойные процессы. Возникнет правильное отношение между астральным телом и физическим телом, нарушенное в связи с гной­ными процессами. Так что муравьиную кислоту всегда необходимо использовать правильным образом как ос­нову для души и духа. Если тело имеет слишком мало муравьиной кислоты, оно загнивает и уже не может об­ладать душой; тело стареет и душа вынуждена уйти.

Здесь мы имеем, с одной стороны, человека, а с другой — природу. В природе тоже из щавелевой кислоты постепенно образуется муравьиная кисло­та, так что у Земли постоянно имеется возможность быть окруженной не только кислородом и азотом, но и муравьиной кислотой.

Эта муравьиная кислота действует так, что Зем­ля вообще, я бы сказал, не отмирает каждый год, но ежегодно может оживлять себя здесь, наверху. То, что находится под землей как семена, испытывает тягу к муравьиной кислоте, находящейся здесь, наверху. В этом и состоит возрождение жизни. Зимой каждый раз дело обстоит так, что сам Дух Земли, в сущности, стре­мится уйти прочь. Весной же Дух Земли снова ожива­ет. Дух Земли делает Землю застывшей зимой: весной он оживляет ее снова. Это происходит потому, что к се­менам, ожидающим под землей, поступает муравьиная кислота, которая в предшествующем году возникла в результате общения мира растений с миром насеко­мых. И теперь семена растений прорастают навстречу не только кислороду, азоту и углекислому газу, но расте­ния прорастают навстречу муравьиной кислоте. И эта муравьиная кислота побуждает их к образованию ща­велевой кислоты, из которой в следующем году может образоваться муравьиная кислота. Но точно так же, как в человеке муравьиная кислота может стать материальной основой для души и духа, так и муравьиная ки­слота, распространенная во Вселенной, является осно­вой для духовного и душевного начала Земли. Так что мы можем сказать: в случае Земли муравьиная кислота тоже представляет собой материальную основу для Ду­ши Земли и Духа Земли (изображается на рисунке).

Телеграфную связь в местностях, где нет муравь­иных куч, осуществить труднее, чем в тех местностях, где есть муравьиные кучи, поскольку электричество и магнетизм, на основе которых осуществляется теле­графная связь, зависят от муравьиной кислоты. Если телеграфные провода протянуты по городам, где нет муравьев, электрическая и магнитная проводимость снижаются, и электродвижущие силы на этих участ­ках должны компенсироваться за счет тех участков, где проводка проходит по полям (из электротехники, по крайней мере, известно, что кислотность среды резко повышает электрическую проводимость этой среды — примеч. перев.). Но конечно, муравьиная ки­слота распространяется и в городском воздухе.

Мы могли бы сказать так: то, что есть в человеке — это относится и к выработке муравьиной кислоты, — есть и во внешней природе. Человек является малым миром, микрокосмом. Только у человека дело обстоит так, что он должен вырабатывать муравьиную кислоту из щавелевой кислоты до тех пор, пока его жизнь не завершится смертью. Когда он становится неспособен к этому, тогда его тело умирает. Он должен сначала по­лучить новое тело, которое в период детства наиболее правильным образом вырабатывает муравьиную кисло­ту из щавелевой. В природе же это продолжается все снова и снова: зима, лето, опять зима, опять лето. Щаве­левая кислота всегда превращается в муравьиную.

Наблюдая умирающего человека, имеешь такое чув­ство: умирая, он сначала подвергает испытанию свое те­ло; способно ли оно производить муравьиную кислоту? И только в том случае, если тело неспособно, наступает смерть. Человек восходит в духовный мир, он больше не удерживается в своем теле. Так что мы можем сказать: человек в определенное время умирает. Затем проходит долгий срок, и он снова приходит в другом теле. В проме­жуточном состоянии он находится в духовном мире.

Если в улье выводится новая пчелиная матка, тогда, как я уже вам это говорил, возникает нечто, мешающее пчелам. Прежде пчелы жили в своего рода сумраке. За­тем они видят сияние этой молодой пчелиной матки. Что же все-таки связано с этим сиянием молодой мат­ки? С этим сиянием молодой пчелиной матки связано то, что юная пчелиная матка отнимает у старой матки силу пчелиного яда. Страх у вылетающего роя возника­ет оттого, что они боятся потерять этот пчелиный яд, который защищает, спасает их. Этот яд улетучивается. Точно так же, как человеческая душа улетучивается при смерти, если она уже не в состоянии больше пользовать­ся муравьиной кислотой, так вылетает и старая пчели­ная матка, если оказывается недостаточно пчелиного яда — то есть переработанной муравьиной кислоты. И если человек в этот момент посмотрит на пчелиный рой, то этот рой, хотя его и можно увидеть, выглядит точно так же, как и человеческая душа, оставляющая тело. Это величественная картина — этот улетающий прочь пчелиный рой. Как человеческая душа оставляет тело, так и при выведении новой пчелиной матки, новой цари­цы, старая матка со своими последователями оставляет улей; человек с полным правом может рассматривать вы­летающий рой как образ вылетающей души человека.

Ах, господа, это страшно и величественно! Только человеческой душе нет необходимости дробить свои силы, образуя множество маленьких животных. Но в нас также постоянно присутствует тенденция к этому: нам хочется стать маленьким животным. В нас есть то, что мы всегда внутренне стремимся облечь в форму крабообразных бацилл и бактерий, в подобие таких ма­леньких пчелок, но мы снова и снова преодолеваем это стремление. Благодаря этому мы и являемся единым, цельным человеком. Но улей не представляет такой цельности, как у человека. Пчелы не могут найти доро­гу в духовный мир. Мы должны ради их перевоплоще­ния предоставить им другой улей. И это является обра­зом, символизирующим перевоплощение человека. И тот, кто способен к такому наблюдению, испытывает необычайное уважение к этим зароившимся старым пчелам с их царицей; они ведут себя вышеуказанным образом потому, что они хотят попасть в духовный мир. Но физически они стали настолько материальны, что это им не удается. И вот пчелы скучиваются все вместе, становятся единым телом. Они стремятся объединить­ся. Они хотят уйти прочь от мира. Ведь вы знаете: в то время, когда они вылетают, они садятся на ствол дерева или на что-то еще, скучиваются все вместе, они стремятся исчезнуть, так как хотят в духовный мир. А затем они снова становятся настоящим ульем, если мы помогаем им и пересаживаем в новый улей.

Так что можно сказать: насекомые учат нас высше­му из всего, что есть в природе. Вот почему люди, обла­давшие в древности инстинктивным знанием, смотре­ли на растения так, как я изложил вам здесь, тогда как современная наука совершенно упускает это из вида и не может правильно объяснить. Эти люди взирали на растения совсем особенным образом. Люди нового времени вспоминают кое-что из этого именно сейчас, в ту пору, когда они приносят елку и, наряжая ее, дела­ют из нее Рождественское древо, древо Христа. Тогда люди вспоминают о том, что находящееся во внешней природе можно внести в человеческую жизнь так, что оно будет действовать социальным образом. Эта елка, превращенная в Рождественское древо, древо Христа, должна стать образом любви.

Обычно считают, что Рождественское древо вос­ходит к глубокой древности. Но елки в качестве Ро­ждественского древа стали использоваться всего сто пятьдесят или двести лет тому назад. Раньше такого обычая не было. Однако на Рождество использовали один из видов кустарников. Так, например, во время Рождественских игр в деревнях, на Святках, которые проводились в пятнадцатом, шестнадцатом столети­ях, кто-нибудь бегал вокруг, как вестник, и в руках у него тоже было своеобразное Рождественское древо. Это было то, что называлось в Центральной Германии журавлиным деревом, можжевельник, имеющий пре­красные ягоды. Тогда Рождественским древом, дре­вом Христа люди считали можжевельник. Но почему? Потому что в этом можжевельнике, на который так охотно собирались птицы, вы могли бы обнаружить очень слабое воздействие яда, который образуется здесь и должен был бы пронизать все земное, для то­го, чтобы в земном могло возникнуть духовное. Точно так же, как муравьи идут на древесину, а пчела-древогнезд ищет деревянный кол, так каждое утро, когда на стоящие деревья слетаются птицы, повсюду возника­ет такая же, но только гораздо более слабая кислота. Это древние народы знали инстинктивно, причем они говорили: когда зимой здесь есть можжевельник, и птицы слетаются на его ягоды, тогда, благодаря мож­жевельнику, Земля снова оживает. Для них это было символом оживления Земли благодаря Христу, симво­лом морального оживления.

Так что теперь мы могли бы сказать: правиль­ным было бы рассматривать это так, что в природ­ных процессах можно увидеть истинные символы того, что происходит в жизни человека. Древние лю­ди смотрели на птиц, сидящих на можжевельнике, они смотрели на этих птиц с такой же любовью, как смотрят сегодня на маленький кусочек пирога или на подарок под Рождественской елкой. Можжевельник был для людей своего рода Рождественским древом, древом Христа, которое они приносили в свои жи­лища. Так обыкновенный можжевельник (Janiperus communis — примеч. перев.) сделался Рождествен­ским древом, древом Христа.

Но нам пора заканчивать. И мне не хотелось в хо­де сегодняшнего занятия — несмотря на всю вашу за­груженность в это время — оставлять без внимания эту исключительно важную тему; и вот мы познако­мились с этим кустарником, который действительно можно рассматривать как древо Христа, Рождествен­ское древо. Мы познакомились с кустом можжевель­ника, который дает птицам то же самое, что дают пче­лам растения, а муравьям и пчелам-древогнездам, и вообще насекомым — древесина. В завершение я хотел бы пожелать всем вам веселого, радостного и внутренне возвышающего душу Рождества.