На данный момент наиболее актуален этот конфликт для стран еврозоны. Ещё со времён Жана Монне и Роббера Шумана идеи единого европейского государства, своеобразного «котла» выплавляющего единую европейскую идентичность. С началом образования Евросоюза, создания единого экономического пространства, расширения шенгенской зоны такие идеи казались всё более реальными. Наибольшего расцвета эти настроения достигли в конце 90-х годов прошлого века. Своеобразным апофеозом всех интеграционных процессов стало выступление Йошки Фишера, министра иностранных дел Германии в университете Гумбольдта, в котором он не прямо, но вполне отчётливо говорил о создании федеративного европейского государства[82]. Эти заявления были поддержаны и Герхардом Шрёдером и менее явно, но без отторжения, официальной Францией и Жаком Шираком. Казалось, что европейская федерация отнюдь не за горами, но в реальности этого не произошло. Новые члены Евросоюза из восточной Европы оказались не до конца готовыми интегрироваться в существующее пространство. Но, даже не учитывая эти страны, мы по – прежнему видим, что европейцы остаются «разными», интеграция идущая дальше сферы экономики и удобства передвижения - «буксует». Своеобразный локальный пример данной ситуации это Югославия, вмещающая в себя разные страны и культуры и казалось бы единая, но с распадом социалистического лагеря в стране усилились противоречия между представителями разных наций и в итоге всё закончилось миротворческими силами и распадом страны. Конфликт идентификаций актуализируется с ростом интеграционного движения. Поначалу кажется, что различий в мировоззрениях и культуре совсем не много, но чем больше происходит сближение, тем виднее разрыв.
Кроме проявлений данного конфликта в результате интеграции стран Европы, он особенно сильно заметен в действиях различных «активных» меньшинств, религиозных, сексуальных и других. Один из самых характерных подобных конфликтов - это «исламизация Европы» и соответственно столкновение европейских мусульман с представителями традиционных для Европы религий.
Александр Цинкер пишет: «Неослабевающие миграционные потоки из регионов с высокой рождаемостью (Ближний и Средний Восток, Северная Африка) означают, что с каждым годом Европа будет становиться все более мусульманской. Рождаемость у мусульман в три раза выше, чем у немусульман, и уже 20% детей и молодых людей в Европе - выходцы из мусульманских семей.»[83]
Но миграция и снижение рождаемости в Европе не единственная причина «исламизации», антиклерикализм и атеизм, которые преобладают в Европе, особенно в среде элит, нивелируют привычные христианские традиции, что ведёт к появлению пустых скамей в церквях. В полном контрасте с этим мусульмане проявляют религиозное рвение и нарочитую набожность, которые способствуют созданию притягательного и агрессивного образа этой религии и возникновению у её последователей чувства превосходства по отношению к немусульманам и вызывают надежды на то, что Европа намерена обратиться в ислам. Постмодерн в своём стремлении обеспечить равные права для всех религий делает шаг к равному их обесцениванию, когда проповедуемые религией вечные ценности превращаются в одну из трактовок амбивалентной реальности, крах такой системы ценностей неизбежен. А истово верующие мусульмане становятся примером для «зависти» со стороны потерявшихся в плюрализме взглядов европейцев. Ислам выступает новым откровением, он даёт жизненный ориентир и духовные ценности нуждающимся. Но происходит это вовсе не от того, что ислам по каким-то причинам «лучше» иных религий, а просто за счёт напора и агрессивных проповедей его последователей.
Чтобы предоставить работу достаточно большому числу рабочих для финансирования существующих пенсионных планов, Европе необходимы миллионы иммигрантов. А среди них обычно оказывается непропорционально много мусульман, поскольку они живут достаточно близко, имеют колониальные связи, а в мусульманских странах с уровнем жизни, работой и свободой граждан всё обстоит много хуже чем в Европе.
К тому же многие европейцы перестали гордиться своей историей, традициями и обычаями. И это связано отнюдь не только с постмодерном и обесцениванием морали. Ощущение вины за возникновение фашизма, вызывает у многих чувство того, что их культура имеет меньшую ценность, чем культура иммигрантов. Такая потеря самоуважения оказывает непосредственное влияние на мусульманских иммигрантов, они прибыли из совершенно другой среды, где ценности постмодерна и толерантное отношение к другим взглядам на мироустройство - явления не распространённое. Если при этом учесть уже существующие сомнения мусульман о правильности большей части того, что является «западным» - и в особенности, того, что имеет отношение к сексуальности, то можно примерно понять, почему мусульманское население не желает проходить процесс ассимиляции, а наоборот стремиться к ассимилированию европейцев. Мусульмане принимают комфорт, права и свободы, социальную защищённость и уровень жизни европейского общества, но совсем не готовы принять иные ценности постмодерна, те, что противоречат их традициям. В результате, складывается ситуация, при которой, формально существуя в обществе постмодерна, мусульманское пока ещё меньшинство, активно борется с ним его же методами.
Скандалы с карикатурами на пророка Муххамеда, запретом на ношение хиджабов в школах, с постройкой новых минаретов в Швейцарии - всё это следствия одной и той же причины. Мусульмане не готовы поставить свою культуру и религию в один ряд с другими и признать их равное право на существование. И это делает ислам столь привлекательным. Католическая церковь, вынуждена расплачиваться за грехи прошлого, за инквизицию и гонения на учёных. К тому же скандалы со священниками нетрадиционной сексуальной ориентации сильно подрывают заложенные самой церковью устои. Попытка идти в ногу со временем, принять некий «заряд» постмодерна может стать опасным экспериментом, а вернуться к строгой консервативной политике уже не возможно в связи с инерцией набранного движения. В итоге перед европейцами возникает дилемма, выбрать традиционную европейскую культуру и христианскую религию или же последовать за привлекательным исламом. Конечно, можно ничего не выбирать. Но в данном случае это уже может быть не просто постмодерновая игра и имитация, а конфликт результатом которого станут радикальные изменения в жизни Европы. Один из крайне показательных примеров - Даниэль Штрайх — бывший член Швейцарской народной партии и инициатор проведения референдума о запрете строительства минаретов и мечетей в Швейцарии, в 2008 году обратился в ислам. Своё обращение он скрывал от однопартийцев в течение 2-х лет. Штрейх признается, что теперь ему стыдно за его прошлое отношение к исламу и в качестве искупления, он хочет построить в Швейцарии самую красивую мечеть Европы. Он заявил: «Ислам ответил мне на все вопросы, которыми я задавался в течение всей жизни. Этих ответов я нигде не мог получить».[84]
Главная проблема постмодерна, на взгляд автора, кроется не в огромных потоках информации, которые выплёскиваются на индивида, не в возрастающем и часто бездумном потреблении, не в безликой культуре массового общества, а в том, о чём упомянул господин Штрейх. Постмодерн не даёт ответов на важные для всякого человека вопросы. Одинаково обесцененные ценности, амбивалентность бытия, размытие морали и «неконтролируемое возрастание сложности». Постмодерн напоминает взгляды Баруха Спинозы, его пантеизм и отрицание добра и зла в сторону полезного и не полезного. Но то, что хорошо для философа, вряд ли хорошо для множества людей оказавшихся лишёнными ориентиров.
Но «исламизация» не единственный пример агрессивной активности со стороны меньшинств для оказания влияния на большинство. Менее массовый, но не менее интенсивный конфликт происходит и по поводу сексуальных меньшинств. Признание права на однополые отношения и признание их нормальным явлением социальной жизни проходило постепенно. Уголовное наказание за однополые отношения были отменены во Франции ещё в 1791 году, в Нидерландах в 1811, а в Норвегии лишь в 1972. Но, именно во второй половине XX века борьба сексуальных меньшинств за признание себя равноправными членами общества набирает обороты. Пять из семи стран, где узаконены однополые браки располагаются в Европе. Впервые они были законно разрешены в Нидерландах в 2001 г, а затем ещё в четырех европейских государствах: в Бельгии (2003), в Испании (2005), в Норвегии и Швеции (2009).[85] С сексуальными меньшинствами ситуация складывается практически также как и с исламом. Попытки ограничений таких групп в правах неминуемо приводят к разговорам о дискриминации угнетении. Ситуация складывается достаточно курьёзная, так как в случае отказа в приёме на работу представитель сексуальных меньшинств может подать в суд на работодателя с обвинением в дискриминации независимо от того была она или нет. В итоге работодатели становятся более осторожными и не редки случаи когда набирается определённый процент служащих «из меньшинств» для того, чтобы показать толерантность к ним компании и в случае вышеприведённых судебных исков иметь реальные доказательства в суде.