Смекни!
smekni.com

Для широкого круга заинтересованных читателей (стр. 31 из 140)

А братья Рейнольде в отчете о поведении шимпанзе в лесах Будонго сообщают следующее:

Если и были какие-то различия в статусе между отдель­ными шимпанзе, то они составляли, может быть, какую-то долю процента от остальных моделей наблюдаемого поведе­ния. Мы не встречали признаков линейной иерархии ни сре­ди самцов, ни среди самок; мы не видели, чтобы кто-то из самцов имел исключительные права на бегущую самку, и постоянного лидера в группе тоже не обнаружили.

Т. Роуэлл в книге о павианах высказывается против общей концепции лидерства. Он утверждает, что "иерар­хическое поведение тесно связано с возникающими стрес­совыми ситуациями различного рода; в подобных ситуа­циях нижестоящее по иерархии животное первым прояв­ляет неблагополучные психологические симптомы (напри­мер, более слабую выносливость в случае болезни). И коль скоро иерархическую структуру (ранг) определяет подчиненное поведение, а не доминирующее, как это принято считать, то можно рассматривать стресс как фактор, вли­яние которого зависит от индивидуальной конституции животного, и тогда понятно, что стресс одновременно вы­зывает такие изменения в поведении (покорность), кото­рые и определяют установление иерархической социаль­ной организации".

На основании своих исследований Роуэлл пришел к убеждению, что "иерархическая система устанавливается и сохраняется главным образом благодаря проявлениям покорности нижестоящих животных, а не как результат целенаправленных действий вышестоящих по укреплению своего лидерства".

Сходную мысль мы обнаруживаем у В. А. Мэзона, ко­торый вел наблюдения за шимпанзе.

Я хочу заметить, что выражениями "лидерство" и "подчине­ние" просто принято обозначать тот факт, что шимпанзе часто относятся друг к другу, как пугливые к пугающим. Конечно, можно предполагать, что внутри группы более крупные, силь­ные, неугомонные и воинственные особи (которые любого могут устрашить) имеют в целом групповой лидерский статус. Мо­жет быть, это объясняет тот факт, что на воле взрослые сам­цы обычно занимают командное, доминирующее положение по отношению к взрослым самкам, которые, в свою очередь, "командуют" молодыми. Но, кроме этих наблюдений, ничто больше не доказывает, что абсолютно все шимпанзе живут в иерархически организованных структурах. И тем более нет убедительных доказательств того, что у животных существу­ет самостоятельное стремление к социальному лидерству. Шим­панзе отличаются своенравием, они импульсивны и жадны, и уже эти черты дают достаточно оснований для развития отношений лидерства—подчинения (так что вряд ли есть не­обходимость искать еще какие-то собственно социальные мо­тивы формирования иерархической структуры).

Таким образом, лидерство—подчинение следует считать все­го лишь одним из аспектов взаимоотношений между двумя индивидами, а в социальных отношениях — естественным сопутствующим явлением.

Итак, на лидерство, если оно вообще имеет место, рас­пространяется тот же самый вывод, который я сделал в отношении проблемы территориальности. Оно имеет фун­кцию сохранения мира и единства в группе и препятству­ет ссорам, грозящим перейти в серьезную схватку. Чело­век, у которого этот инстинкт отсутствует, заменяет его договорами, правилами приличий и законами. Человек часто описывал иерархическую организацию животных как пародию на свою собственную систему: "вла­ствующий босс" ведет себя как вождь, освещая своим блес­ком всех нижестоящих. Это правда, что у обезьян авто­ритет лидера часто держится на страхе, который он вну­шает другим членам стаи. Но у человекообразных (каки­ми являются шимпанзе) авторитет вожака часто опира­ется вовсе не на страх перед наказанием со стороны силь­нейшего, а на его компетентность и умение повести за собой всю стаю. Мы уже приводили пример из книги Корт-ланда, когда старый седовласый шимпанзе, благодаря опыту и мудрости, играл роль лидера, несмотря на физи­ческую слабость.

Какое бы место ни занимало лидерство в жизни живот­ных, ясно одно: право на эту роль лидер должен заслу­жить и постоянно подтверждать — это значит, что он снова и снова должен доказывать сородичам свое превос­ходство в силе, уме, ловкости или других качествах, ко­торые сделали его лидером.

Хитроумный эксперимент Дельгадо с маленькими обе­зьянами показал, что лидер утрачивает свое доминирую­щее положение, если он хоть на мгновение потеряет те качества, которыми отличался от других.

Зато в человеческой истории все наоборот: как только в обществе был легитимирован институт лидерства, кото­рое не опирается на личную компетентность, стало необя­зательным, чтобы властвующий (вождь) постоянно про­являл свои выдающиеся способности; более того — про­пала необходимость, чтобы он вообще был наделен каки­ми-либо выдающимися качествами. Социальная система воспитывает людей таким образом, что они оценивают компетентность лидера по званию, униформе или еще бог знает по каким признакам; и пока общество опирается на подобную символику, средний гражданин не осмелится даже усомниться в том, что король не голый.

Агрессивность других млекопитающих

Не только приматы малоагрессивны, но и другие мле­копитающие, хищники и нехищники, проявляют не столь высокий уровень деструктивности, как следовало бы ожидать, если бы гидравлическая теория Лоренца была верна.

Даже у наиболее агрессивных — крыс — агрессивность не достигает того уровня, на который нас настраивают примеры Лоренца. Салли Каригар привлекает наше вни­мание к другому эксперименту с крысами, который (в от­личие от эксперимента Лоренца) четко показывает, что суть дела надо искать не во врожденной агрессивности крыс, а в определенных внешних обстоятельствах, от ко­торых зависит большая или меньшая степень разруши­тельного характера отдельной особи.

После Лоренца Штайнигер проделал следующий экспери­мент. В огромный загон он посадил подвальных крыс, со­бранных из разных мест, создав им почти естественную среду обитания. Сначала было такое впечатление, что отдельные особи побаиваются друг друга; у них не было воинствующих настроений, но при случайных встречах они могли покусать друг друга, особенно если их сгоняли к одной стене и они торопились, налетая друг на друга[90].

Крысы у Штайнигера вскоре разбились на два лагеря и начали кровавую битву; бой был смертельным, пока не оста­лась одна-единственная пара. Их дети и внуки создали боль­шую семью (или социум), которая уничтожала любую чужую крысу, запущенную в их среду обитания.

Одновременно и параллельно с этим экспериментом Джон Б. Колхаун из Балтимора также изучал поведение крыс. Пер­воначальная популяция Штайнигера состояла из 15 крыс, а Колхаун взял 14 крыс, также чужих, не связанных друг с другом. Но их загон был в 16 раз больше, чем у Штайнигера, и вообще лучше обустроен. Например, в нем были норы, лазы и другие убежища, которые бывают в естественных условиях жизни крыс.

27 месяцев шло наблюдение из башни, установленной в середине загона, и все факты подробно записывались в днев­ник. После нескольких стычек в период обживания простран­ства все крысы разделились на две большие семьи и никто больше не пытался ущемить другого. Нередко кое-кто начи­нал без причины бегать взад-вперёд, а у некоторых это случа­лось так часто, что приходилось "охлаждать их пыл"[91].

Выдающийся исследователь агрессивности животных Дж. П. Скотт писал, что в противоположность позвоночным членистоногие очень агрессивны. Это доказывается на примере жесточайших схваток между омарами, а так­же на многочисленных примерах коллективно живущих насекомых, у которых самки набрасываются на самцов и поедают их (как у некоторых видов пауков, а также у ос и др.). Среди рыб и рептилий также часто встречаются агрессоры. Вот что пишет Скотт:

Сравнение физиологических оснований агрессивного пове­дения животных дает интересные результаты; главный вы­вод состоит в том, что первичный стимул к бою поступает извне — а это означает, что не существует никаких спонтан­ных внутренних стимулов, которые побуждали бы животное к нападению, независимо от условий его окружения. Следо­вательно, "агонистическое" поведение характеризуется совер­шенно иными специфическими факторами (физиологически­ми и эмоциональными), чем сексуальное поведение или пове­дение, связанное с приемом пищи...

В естественных условиях жизни животных вражда и аг­рессия в смысле деструктивного, трудно корректируемого сопернического поведения практически не встречаются (Кур­сив мой. — Э. Ф.).

А в отношении специфической проблемы внутренней спонтанной стимуляции агрессивности, которую провоз­гласил К. Лоренц, у Скотта мы читаем:

Все добытые в исследованиях данные указывают, что у более высокоразвитых позвоночных, включая человека, ис­точник, стимулирующий агрессивность, находится снаружи; и нет никаких доказательств существования спонтанной внутренней стимуляции. Эмоциональные и физиологические процессы, состояния организма лишь усиливают и продле­вают реакцию на стимул, но сами ее не вызывают[92].

Есть ли у человека инстинкт "Не убивай!"?

Одним из важнейших звеньев в цепи рассуждений Конра­да Лоренца о человеческой агрессивности является его ги­потеза о том, что у человека, в отличие от хищника, нет никаких инстинктивных преград против убийства себе по­добных; в объяснение этому он предполагает, что человек, как и все прочие нехищники, не располагает опасным ес­тественным оружием (как когти, яд и другие средства) и потому внутреннее противостояние убийству ему было не нужно; и лишь создание искусственного оружия постави­ло в повестку дня вопрос о том, что отсутствие инстинкта "Не убивай!" представляет серьезную угрозу для мира. Одна­ко надо проверить эту гипотезу. Действительно ли у чело­века нет внутренних преград против убийства?