Смекни!
smekni.com

Для широкого круга заинтересованных читателей (стр. 35 из 140)

Мы, безусловно, отрицаем аргументы Уошберна, но все-таки остается один вопрос: чему могла научить человека охота, какие образцы поведения он вынес для себя из охотничьей жизни. Очень похоже, что именно из охотни­чьей жизни человек унаследовал такие две модели поведе­ния, как кооперация и распределение. Кооперация (объединение) была практической необходимостью в большин­стве охотничьих обществ, и то же самое относится к раз­делению пищи. В большинстве климатических зон (за ис­ключением Арктики) мясо не выдерживало длительного хранения, да и охота не всегда завершалась удачей. По­этому сложился обычай делить добычу одного удачливого охотника на все племя. Если согласиться с гипотезой о том, что охотничья жизнь привела к генетическим изме­нениям, то придется сделать вывод, что у современного человека скорее надо искать врожденный рефлекс к коопе­рированию и распределению (всем поровну), чем к убий­ству и жестокости.

К сожалению, история "цивилизации" свидетельству­ет, что склонность к сотрудничеству и справедливому рас­пределению проявляется у человека, мягко говоря, нере­гулярно. И это как раз и объясняется тем, что охотничья жизнь не оставила в человеке генетических следов и реф­лекс к совместному труду и распределению во многих куль­турах был вытеснен рефлексом безмерного эгоизма. И тем не менее еще стоит подумать, а не является ли врожден­ной тенденция к совместному труду, а также потребность поделиться с другими, которые можно найти во многих обществах (кроме современного индустриального). Ведь даже в условиях современной войны, когда отдельный солдат в общем не чувствует ненависти к врагу, случаи жестокости являются достаточно редкими[104]. Характерно, что большинство людей, которые в мирной жизни не ста­нут рисковать собой ради других или делиться куском хлеба, в условиях войны проявляют эти качества в пол­ной мере. Можно даже пойти еще дальше и предполо­жить, что одним из "привлекательных" факторов войны является возможность проявления тех врожденных чело­веческих импульсов, которые в нашем современном обще­стве реально считаются глупостью (хотя на идеологиче­ском уровне эти качества и восхваляются).

Идеи Уошберна о психологии охотника — лишь один пример ангажированности исследователя в пользу теории врожденной деструктивности и жестокости. И в целом, надо сказать, в сфере социальных наук наблюдается вы­сокая степень ангажированности, когда дело касается эмо­циональных и актуальных политических проблем. Там, где задеты интересы какой-то социальной группы, объек­тивность уступает место "классовости". А современное об­щество с его почти безграничной готовностью к уничто­жению жизни (ради экономических или политических це­лей) склонно ставить под сомнение самую возможность добродетели, и потому оно с радостью поддерживает лю­бую версию о врожденной деструктивности и жестокости (лишь бы не говорить о том, что эти качества являются продуктом социального строя).

Первобытные охотники и агрессивность

К счастью, наши знания о поведении охотников основа­ны не на абстрактных домыслах; мы располагаем боль­шой информацией о примитивных охотниках и собирате­лях, которые живут и сегодня. И эти материалы показы­вают, что охота не влечет за собой ни жестокости, ни деструктивности и что примитивные народы гораздо ме­нее агрессивны, чем их цивилизованные собратья.

Спрашивается, можно ли эти знания использовать при анализе жизни первобытных охотников доисторического времени, по крайней мере тех, кого мы знаем как первых представителей нашего вида Homo sapiens sapiens, кото­рые существовали примерно 40-50 тысяч лет назад.

К сожалению, мы очень мало знаем о людях на первой фазе их появления (в том числе о Homo sapiens sapiens на стадии охоты и собирательства). И многие авторы вполне справедливо предостерегают от прямых аналогий между современными примитивными племенами и их доистори­ческими предками. Но все же, как полагает Д. Мердок, жизнь современных примитивных охотников может про­лить некоторый свет на поведение человека эпохи плей­стоцена. Этот взгляд Мердока поддержали многие участ­ники симпозиума на тему "Человек-охотник". И даже если мы не допускаем полного отождествления доисторических и современных примитивных охотников, то все равно сле­дует признать:

1. С точки зрения анатомии и нейрофизиологии Homo sapiens sapiens не отличается от современного человека.

2. Наши знания о ныне живущих примитивных наро­дах должны помочь нам разобраться по крайней мере в одной важной проблеме — во влиянии "охотничьего пове­дения" на социальную организацию и личность. С этой точки зрения анализируя имеющиеся данные о первобыт­ных охотниках, мы неизбежно приходим к выводу, что многие качества, которые были приписаны природе чело­века, в том числе жестокость, деструктивность и асоци­альное поведение, менее всего свойственны "доцивилизо­ванному" человеку. Короче говоря, все то, что составляет суть "естественного человека" Гоббса, у первобытных лю­дей встречается значительно реже!

Прежде чем перейти к анализу этих материалов, хочу привести еще несколько замечаний об охотниках эпохи палеолита. В частности, М. Д. Салинс пишет следующее:

В ходе селективного приспособления к опасностям камен­ного века человеческое общество преодолело (или оттеснило назад) склонность приматов к эгоизму, лидерству и также к жесточайшему соперничеству. На место вражды пришли кров­нородственные отношения, кооперация; солидарность стала важнее сексуальности, а мораль — важнее власти. Преодоле­ние природного начала человеческих приматов имело гранди­озное значение на заре человечества, ибо оно обеспечило эво­люционное будущее всего вида.

У нас есть прямые данные о жизни доисторических охот­ников: культ животных, в частности, говорит о том, что приписываемая им врожденная деструктивность — это чи­стой воды миф. Так, еще Мэмфорд обратил внимание на то, что в наскальной живописи (на рисунках в пещерах), посвященной жизни охотников, не встречается сюжет сра­жения между людьми[105].

И хотя к аналогиям следует прибегать с известной осто­рожностью, все же данные о существующих примитив­ных охотниках и собирателях производят очень большое впечатление. Вот что сообщает нам крупнейший специа­лист в этой области Колин Тёрнбал:

У двух известных мне групп почти полностью отсутству­ет физическая или эмоциональная агрессивность, что объясняется отсутствием войн, вражды, наветов, колдовства или шаманства. Я также не убежден, что охота сама по себе является агрессивной деятельностью. Чтобы научиться де­лать что-то, надо это увидеть. А сам процесс охоты не но­сит агрессивного характера. И когда человек осознает, что в этом процессе он истощает природные ресурсы, он факти­чески сожалеет о совершаемом "убийстве". И кроме того, при убийстве такого типа нередко наблюдается явное со­чувствие. Лично я из общения с охотниками вынес впечат­ление, что это очень дружелюбные люди и что, бесспорно, суровый образ жизни, который они ведут, вовсе не позво­ляет делать вывод об их агрессивности[106].

Никто из участников дискуссии не смог возразить Тёрнбалу. Самое подробное изложение антропологических дан­ных о примитивных охотниках и собирателях мы нахо­дим в работе Э. Р. Сервиса "Охотники". В этой моногра­фии рассмотрены все подобные общности за исключением оседлых групп на северо-западном побережье Северной Аме­рики, которые жили в особо благоприятных условиях (с точки зрения природы). Не вошли в монографию также такие объединения охотников и собирателей, которые вымерли после контакта с цивилизацией, и притом так быстро, что мы располагаем весьма ограниченными зна­ниями о них[107].

Главный признак племени охотников и собирателей — это их кочевой образ жизни, обусловленный способом до­бычи пропитания и ведущий к слабой интеграции семей­ных связей внутри социальной группы (племени). В отли­чие от цивилизованного человека (которому необходимы дом, машина, электричество, одежда и т. д.) у примитив­ных охотников потребности минимальные: "пища и ми­нимум предметов домашнего обихода".

В каждой семье работа распределяется сообразно воз­расту и полу, но постоянного разделения труда нигде не наблюдается. Пища состоит частично из мяса (вероятно, на 1/4), а основную часть составляют семена, коренья, фрукты, орехи и ягоды; их собирают женщины. Меггит пишет: "Преобладание растительной пищи — один из главных признаков хозяйственной жизни охотников, рыболо­вов и собирателей". Только эскимосы питаются исключи­тельно мясом и рыбой, причем рыбу ловят чаще всего женщины.

Для охоты мужчины объединяются, что является ес­тественным следствием весьма низкой технической осна­щенности племенных общностей. "Ввиду простоты техно­логий и необходимости контроля за окружающей средой многие охотничьи племена имеют в буквальном смысле слова очень много свободного времени". Об экономиче­ских отношениях Сервис пишет следующее:

По опыту своей собственной экономической системы мы привыкли считать, что человеческие существа имеют "есте­ственную склонность к торговле и спекуляции". Мы считаем, что отношения между индивидами или группами строятся на принципе получения максимальной прибыли при посредни­честве ("дешево купить и дорого продать"). Однако примитив­ным народам это совершенно несвойственно, скорее наоборот. Они "отказываются от вещей", восхищаются щедростью, рас­считывают на гостеприимство и осуждают бережливость, как эгоизм.