Смекни!
smekni.com

Для широкого круга заинтересованных читателей (стр. 44 из 140)

Проблема накопления капитала практически отсутству­ет. Это не значит, что все абсолютно равны материально: кто-то — богаче, кто-то — беднее, но границы этих раз­личий очень подвижны. Отношение зуни к материальным ценностям наглядно характеризует такой пример: каж­дый с удовольствием одолжит свое украшение другу или любимому соплеменнику, если тот его об этом попросит. Браки, как правило, очень стабильны, хотя развод не является проблемой. Это не значит, что отсутствуют ссо­ры на почве ревности. Женщина, естественно, не подчи­няется мужчине. Люди часто делают друг другу подарки, но (в отличие от известных обществ, где царит дух сопер­ничества) это делается не ради демонстрации своего иму­щественного превосходства и уж конечно не для того, чтобы унизить того, кому преподносится дар. При этом совершенно отсутствует сравнение подарков или расчет на взаимность. Благосостояние семьи поддерживается при­лежным индивидуальным трудом каждого из ее членов; использование чужого труда здесь неизвестно. Имеется частная собственность на недвижимое имущество, но ссо­ры являются большой редкостью и быстро улаживаются.

Систему зуни можно понять, если исходить из того факта, что материальные вещи здесь сравнительно низко ценятся, а основные жизненно важные интересы имеют религиозную природу. Другими словами, главной ценнос­тью в обществе считается сама жизнь и все живое, а отнюдь не вещи и не обладание собственностью. Важнейшее место в этой системе занимают песни, молитвы, ритуалы и танцы. Священнослужители пользуются огромным ува­жением, хотя они и не выполняют функций цензора или судьи. Религиозная сфера считается гораздо более важ­ной, чем светская (чем экономика, хозяйство, прибыль). Это доказывает тот факт, что судебные тяжбы по имуще­ственным вопросам разбирает чиновник, который по срав­нению со священником имеет довольно низкий социальный статус.

Наименьшую ценность для зуни представляет, вероятно, такая категория, как личный авторитет. Хорошим чело­веком считается человек "дружелюбный, мягкий, уступ­чивый и добросовестный". Мужчины никогда не применя­ют свою силу. Даже в том случае, если жена изменила мужу, о насилии не может быть и речи. Во время инициа­ции юношей подвергают испытанию (страхом), но эти об­ряды никогда не превращаются в настоящую пытку, как это бывает в других культурах. Убийство в принципе ис­ключено. Как сообщает Рут Бенедикт, за все время ее исследований она не встретила ни одного человека, кто мог бы вспомнить случай убийства. Самоубийство осуж­дается. Мифы и легенды никогда не рассказывают об ужа­сах и опасностях. В связи с проблемами секса здесь не возникает никаких неприятностей: никто не испытывает угрызений совести по поводу своей сексуальности, а цело­мудрие не встречает одобрения. Половая сфера составля­ет часть счастливой жизни, но лишь только часть ее, а вовсе не является единственным источником удовольствия (как это считается в некоторых агрессивных обществах). Иногда кажется, что с сексуальной сферой связаны неко­торые страхи, но при ближайшем рассмотрении это ока­зывается страхом мужчины перед женщиной и половыми связями. Так, Голдман обращает внимание на роль муж­ского страха в матриархальных системах (особенно бояз­ни кастрации).

При этом речь идет скорее о том страхе, который муж­чина испытывает по отношению к женщине, чем о страхе перед карающим отцом (как считал Фрейд).

Воистину замечательная картина счастливой жизни, в которой отсутствует насилие; этой жизни чужд дух агрессивности, а радость сотрудничества и дружелюбия являет­ся нормой. Может ли такую картину изменить тот факт, что в этом обществе все же встречаются ревность и ссоры? Если требовать от общества абсолютно идеального состоя­ния, при котором реализуется полный отказ от воинствен­ности и враждебности, то ни одно общество нельзя будет назвать миролюбивым и свободным от насилия. Правда, подобные требования можно, вероятно, охарактеризовать как достаточно наивную позицию. Ведь даже самые неаг­рессивные люди при определенных обстоятельствах могут обозлиться, особенно если они наделены холерическим тем­пераментом. Но это вовсе не значит, что у них вся струк­тура характера (вся личность) является агрессивной (де­структивной). Можно даже больше сказать: в такой куль­туре, где на выражение гнева наложено табу (как в куль­туре зуни), некоторая доза гнева иногда прорывается в форме личной ссоры. Но считать такие одноразовые про­явления драчливости симптомом глубокой и мощной, по­стоянно вытесняемой агрессии может лишь тот, кто дог­матично стоит на позициях концепции врожденной агрес­сивности человека.

Такая интерпретация основывается на ошибочном тол­ковании бессознательной мотивации, которую открыл Фрейд. При этом прослеживается следующий ход рассуж­дений: если предполагаемая черта характера проявилась, то ее наличие явно и несомненно; если же она полностью отсутствует, то само это отсутствие доказывает ее суще­ствование: ведь она, наверняка, вытеснена и потому, чем меньше она заметна, тем больше понадобилось усилий на ее вытеснение, т. е. тем больше ее роль в глубине бессоз­нательного.

Таким способом можно доказать все, что угодно, а от­крытие Фрейда используется в чисто догматических це­лях. Что касается серьезного подхода к методу, то любой психоаналитик в принципе допускает гипотетическое на­личие какого-то влечения в вытесненной форме лишь то­гда, когда эмпирические факты свидетельствуют об этом вытеснении (сны, фантазии, ошибки, описки и т. д.). Но в реальном анализе отдельных личностей и целых куль­тур этот принцип, к сожалению, очень часто игнорирует­ся. Люди исходят из достаточности самой теоретической

посылки о возможностях вытесненных влечении и не дают себе труда искать эмпирические факты. Подобный анали­тик часто действует без злого умысла, ему в голову не приходит, что он всего-навсего ищет то, что содержится в его теоретической схеме. Подобного подхода надо избе­гать, в том числе и при оценке антропологических фак­тов, и не торопиться констатировать те или иные наклон­ности и черты там, где они ничем не подтверждены.

В случае с племенами зуни нет никаких оснований счи­тать отсутствие явной враждебности результатом усилен­ного вытеснения агрессии. И потому у нас нет никаких сомнений в том, что здесь мы имеем дело с социальной системой жизнеутверждающего коллективистского харак­тера, полностью свободной от агрессивности.

Есть еще один способ игнорирования фактов в пользу существования неагрессивных обществ. Он состоит в том, что такие свидетельства либо просто игнорируются, либо утверждается, что они не имеют серьезного значения. Так, например, Фрейд в знаменитом письме к Эйнштейну пи­сал о примитивных миролюбивых обществах следующее: "На земле существуют счастливые уголки, где природа в полной мере дает человеку все, что ему требуется; и там должны жить кроткие народы, которым неизвестны и чуж­ды и агрессия, и насилие. Мне самому это трудно предста­вить, и я хотел бы побольше узнать об этих счастлив­цах". Я не знаю, как бы Фрейд отнесся к этим "счастли­вым существам", если бы узнал о них побольше. Мне ка­жется, что он никогда серьезно не стремился получить о них больше информации.

Племя манус (система В)

Племя манус, описанное детально в работах Маргарет Мид, — это пример той системы, которая явно отличается от общества типа А уже хотя бы потому, что главной целью и ценностью здесь считается личный успех в хозяй­ственной деятельности, а не искусство, не религиозные ритуалы и не радость жизни, как таковой.

С другой стороны, система манус существенно отлича­ется и от системы типа С, примером которой для нас бу­дет племя добу. Манус в основном не отличаются ни хитростью, ни коварством, грубость и жестокость встречают­ся очень редко.

Манус живут у моря, в лагунах вдоль южного берега Большого острова Адмиралтейства. Их поселения состо­ят из домов, построенных на сваях. Они ловят рыбу, из­бытки которой продают своим соседям, земледельцам и ремесленникам, в обмен на необходимые предметы, кото­рые производятся в более отдаленных районах архипела­га. Всю свою энергию они направляют на достижение эко­номического успеха, причем тратят на это так много сил, что многие мужчины умирают, едва дожив до средних лет. Действительно, редко случается, чтобы мужчина до­ждался рождения первого внука. Такой трудовой порыв, почти одержимость, объясняется не только тем, что успех для них — главная ценность, а еще и тем, что они сты­дятся своих неудач. Если кто-то не в состоянии вернуть долг, это рассматривается окружающими как позор; если кто-то не в состоянии накопить некоторый капитал, он попадает в категорию людей без социального статуса. И как только кто-нибудь оказывается не в состоянии зани­маться хозяйственной деятельностью, он утрачивает вся­кое уважение, завоеванное предшествующим трудом.

В воспитании молодежи главное внимание уделяется таким ценностям, как физическое здоровье, совесть и бо­гатство. Индивидуализм целенаправленно стимулируется тем, что родственники соревнуются между собой за лю­бовь ребенка, стараясь перетянуть его на свою сторону. Таким образом ребенку с ранних лет прививается высо­кая самооценка. Законы брака достаточно суровы и соот­ветствуют в целом буржуазной морали XIX в. Главными преступлениями считаются скабрезность, сексуальные про­ступки, клевета и неуплата долгов. Порицается недоста­точная готовность помочь родственнику, а также запу­щенное хозяйство в своем собственном доме. Только одна фаза в жизни мужчины не подчинена духу напряженного труда и соревнования — это период юности, до женить­бы. Неженатые молодые мужчины объединяются в своего рода братство, они живут все вместе в специальном об­щем доме, деля друг с другом хлеб, орехи, табак и налож­ницу (чаще всего пленницу). Так они ведут веселую празд­ную жизнь за рамками общества в целом. Вероятно, это