Смекни!
smekni.com

Для широкого круга заинтересованных читателей (стр. 64 из 140)

Этот пациент в обычной жизни мог лишь иногда подо­зревать о своей депрессии, но в гипнотическом состоянии она стала очевидной. Он пытался компенсировать (субли­мировать) свою тоску в любовных авантюрах (так же точ­но, как для адвоката сублимация была в работе). Но эта компенсация удавалась лишь на уровне сознания. Она помогала пациенту избавиться от скуки и действовала до тех пор, пока пациент был занят делом. Но никакие суб­лимации не в силах изменить того факта, что в глубине субъективной реальности "торчком торчит" смертельная тоска и ничто не может ее не только устранить, но даже уменьшить.

Очевидно, сфера потребительских услуг, которая при­звана избавлять людей от скуки, не справляется со свои­ми функциями, раз человек ищет других способов избав­ления. Одним из способов является потребление алкого­ля. За последние годы появился еще один феномен, свиде­тельствующий о росте неудовлетворенности среднего клас­са. Я имею в виду групповой секс. По оценкам социоло­гов, в США около двух миллионов людей (в основном представители среднего класса и весьма консервативных политических взглядов) находят главный интерес в том, чтобы заниматься сексом в смешанных группах, среди ко­торых не должно быть супружеских пар. При этом глав­ное требование к участникам "действа" состоит в том, что они не должны допускать эмоциональных привязанностей к кому-либо из участников, ибо пары все время меняются партнерами. Социологи, изучавшие группы так называе­мых "свингеров", узнали, что до того эти люди были одер­жимы такой тоской, что им уже ничто не помогало (даже многочисленные телесериалы). Теперь они научились справ­ляться со своей депрессией с помощью постоянной смены сексуальных стимулов. Более того, они утверждают, что даже в собственных семьях отношения "улучшились", ибо появилась по крайней мере одна общая тема — сексуаль­ный опыт с другими партнерами. "Свингерство" — это один из более сложных вариантов прежнего супружеского промискуитета*, в этом нет ничего нового. Новым можно считать разве что запрет на чувства, а также неожидан­ную идею о том, что групповой секс может стать сред­ством "спасения усталых семей".

Еще один экстраординарный способ избавления от ску­ки — применение психотропных таблеток; этим начина­ют заниматься подростки-тинэйджеры, а многие люди при­нимают таблетки до глубокой старости. Особенно часто это случается с людьми, которые не имеют прочного со­циального статуса и интересной работы. Нередко потребители таблеток (особенно молодежь) — это люди с огромной потребностью настоящих переживаний, многие из них отличаются оптимизмом, честностью, независи­мым характером и тягой к приключениям. Однако по­требление таблеток не может изменить характер, и пото­му источник перманентной скуки остается неустраненным. Таблетки не способствуют развитию личности, которое достигается только упорным кропотливым трудом, сосредо­точенностью, умением взять себя в руки, сконцентриро­вать свое внимание.

Особо опасным следствием "некомпенсированной ску­ки" выступают насилие и деструктивность. Чаще всего это проявляется в пассивной форме: когда человеку нра­вится узнавать о преступлениях, катастрофах, смотреть жестокие кровавые сцены, которыми нас "пичкает" пресса и телевидение. Многие потому с таким интересом воспри­нимают эту информацию, что она сразу же вызывает вол­нение и таким образом избавляет от скуки. Но от пассив­ного удовольствия по поводу жестоких сцен и насилия всего лишь шаг к многочисленным формам активного воз­буждения, которое достигается ценой садистского и де­структивного поведения. Таким образом, существует лишь количественное различие между "невинным" развлечени­ем, направленным на то, чтобы поддеть собеседника (по­ставить его в неловкое положение), и участием, скажем, в суде линча. В обоих случаях субъект создает себе возбуж­дение, если его нет в готовом виде. Часто "скучающий субъект" устраивает "мини-Колизей", где он в миниатюре воспроизводит те ужасы, которые разыгрывались в Коли­зее. Таких людей ничего не интересует, у них нет почти никаких отношений с другими людьми. Ничто не может их взволновать или растрогать. Все эмоции у них в за­стывшем состоянии: они не испытывают радостей, зато не знают ни боли, ни горя. У них вообще нет чувств. И мир они видят в сером цвете и не понимают, что такое голубое небо. У них совершенно нет желания жить, и нередко они бы предпочли жизни смерть. Некоторые из них обострен­но сознают свое душевное состояние, но чаще всего этого не происходит.

Такая патология не так-то легко поддается диагности­ке. Самые тяжелые случаи психиатры квалифицируют как психотическую эндогенную депрессию. Мне такой диагноз представляется сомнительным, ибо здесь, по-моему, от­сутствуют некоторые характерные признаки эндогенной депрессии. Эти люди не склонны к самоанализу (к обви­нению себя), они не испытывают чувства вины и не заду­мываются о причинах своих неудач; кроме того, им не свойственно то характерное выражение лица, которое ти­пично для пациентов, страдающих ипохондрией (мелан­холией*)[184].

Наряду с тяжелыми случаями депрессивной скуки встре­чается один, еще более распространенный вид болезни, к которому ближе всего подходит диагноз хроническая "не­вротическая депрессия"[185]. В сегодняшней клинической прак­тике такая картина болезни встречается очень часто. Она отличается тем, что больной не только не осознает при­чин своей депрессии, но даже самый факт своей болезни. Такие больные обычно не замечают, что они чем-то подав­лены, но на самом деле это так, и это нетрудно доказать. В последнее время в лексикон психиатров вошли поня­тия: "замаскированная депрессия" или "депрессия с улыб­кой". Мне кажется, что эти понятия в образной форме хорошо характеризуют суть дела. Проблема диагностики осложняется еще и тем, что клиническая картина выяв­ляет ряд признаков, которые очень похожи на показатели "шизоидного" характера.

Я не хочу здесь вдаваться дальше в проблемы диагнос­тики, ибо это мало чем может нам помочь. Во всяком случае, не исключено, что у лиц, страдающих хрониче­ской, некомпенсированной скукой, речь идет о смешан­ном синдроме, состоящем из элементов депрессии и ши­зофрении; причем у разных пациентов они представлены с неодинаковой интенсивностью и в разных пропорциях. Для наших целей важна не столько точность диагноза, сколько тот факт, что именно у этих пациентов встреча­ются крайние формы деструктивности. При этом внешне они вовсе не производят впечатления подавленности или угнетенности. Они умеют приспосабливаться к своей сре­де и кажутся вполне счастливыми; многие из них достигают такого совершенства в приспособлении, что родите­ли, учителя и священники считают их не только вполне здоровыми, но и ставят в пример другим людям.

Однако встречается и совсем иной тип, его называют "криминальным": таких людей считают "асоциальными", хотя их внешний вид не имеет ничего общего с подав­ленностью или меланхолией. Обычно этим людям удает­ся вытеснить из своего сознания тоску; им больше всего хочется, чтобы их считали нормальными людьми. Когда они обращаются к психотерапевту, они обычно дают о себе весьма скромные данные, например, они жалуются на недостаток внимания, сосредоточенности в работе или учебе, а в целом из кожи вон лезут, чтобы произвести впечатление "нормальности". Нужно обладать большим опытом и наблюдательностью, чтобы под внешне благо­получной оболочкой обнаружить болезнь.

Доктор Эслер, который умел это делать блестяще, при обследовании Дома трудных подростков (трудновоспитуе­мых) у многих юношей зафиксировал состояние, которое он квалифицировал как "неосознанная депрессия"[186]. В даль­нейшем я приведу ряд примеров, которые подтверждают, что подобное состояние может быть причиной деструктив­ных поступков, причем нередко подобные действия явля­ются единственно возможной формой облегчения.

Молодая девушка, помещенная в клинику неврозов по­сле того, как она перерезала себе вены, объяснила свои действия тем, что ей хотелось удостовериться, что у нее вообще есть кровь. Это была девушка, которая не ощу­щала себя человеком и не реагировала ни на кого из лю­дей. Она считала, что у нее вообще нет чувств и способ­ность к адаптации ей не дана. (Тщательное клиническое исследование показало, что это не была шизофрения.) Ее индифферентность и неспособность к нормальным эмоци­ональным реакциям были настолько ужасны и сильны, что она не нашла другого способа удостовериться в том, что еще жива, как только пустив собственную кровь.

Этот случай отнюдь не является чем-то экстраординар­ным. Например, один из обитателей Дома трудных подрост­ков занимался тем, что бросал довольно крупные камни на покатую крышу своего гаража, а затем пытался пой­мать их головой, когда они оттуда скатывались. Он объяс­нил, что для него это была единственная возможность хоть что-то почувствовать. Он уже 5 раз пытался по­кончить с собой, причем он наносил себе сам ножевые раны в самые уязвимые места, а затем сообщал об этом дежурным, так что его успевали спасти. Он настаивал, что чувство боли давало ему возможность хоть что-то пережить.

Другой юноша рассказал, что он бегал по городу с ножом в руках и время от времени кидался на прохо­жих, угрожая расправой. Ему доставляло удовольствие, когда он видел смертельный ужас в глазах своих жертв. Иногда он приманивал собак и убивал их ножом прямо на улице "просто для развлечения". Однажды он при­знался: "Мне кажется, что собаки уже предчувствовали, что я должен вонзить свой нож". Этот же молодой чело­век признался, что однажды он пошел в лес за дровами вместе с учителем и его женой. В какой-то момент, ко­гда учителя не было рядом и женщина осталась одна, он "почувствовал неодолимое желание вонзить топор в ее голову". К счастью, женщина заметила какое-то стран­ное выражение его глаз и вовремя попросила у него то­пор. У этого семнадцатилетнего юноши было лицо ма­ленького мальчика; врач, который беседовал с ним во время консилиума, был очарован им и сказал, что не понимает, как такой ангел мог попасть в это отделение. На самом деле его обаяние было чисто внешним, специ­ально надетой маской.