Смекни!
smekni.com

Для широкого круга заинтересованных читателей (стр. 66 из 140)

Каковы же предпосылки для развития страстей, обу­словленных характером?

Следует помнить, что когда мы говорим о страстях, то речь идет не об отдельных чертах (элементах), а о неко­тором синдроме. Любовь, солидарность, справедливость и рассудительность выступают в конкретных людях в раз­ных сочетаниях и пропорциях. Все они являются прояв­лением одной и той же продуктивной направленности лич­ности, которую я хотел бы назвать "жизнеутверждающим синдромом". Что касается садомазохизма, деструктивнос­ти, жадности, зависти и нарциссизма, то все они также имеют общие корни и связаны с одной принципиальной направленностью личности, имя которой "синдром нена­висти к жизни". Там, где есть один из элементов синдро­ма, там найдутся почти всегда и остальные элементы (в разных пропорциях). Это не означает, что каждый чело­век является воплощением либо одного, либо другого син­дрома. Такое бывает лишь в виде исключения. В действи­тельности же среднестатистический человек являет собой смешение обоих синдромов. И только интенсивность каж­дого из них имеет решающее значение для реализации человека, его поведения и его способности к самоизмене­ниям.

Нейрофизические предпосылки

Что касается нейропсихологической основы для развития страстей (того и другого типа), то надо исходить из того, что человек не являет собой готовое ("законченное") суще­ство. И дело не только в том, что мозг его при рождении еще недостаточно развит, а важно то, что он перманентно находится в состоянии неустойчивости, ему вечно недо­стает равновесия: инстинкты уже не работают (в той мере, как у животных), а разум еще недостаточно проницателен и нередко приводит к ошибкам. И таким образом, человек сам предстает перед нами как вечно изменяющееся суще­ство, как процесс, которому нет конца.

В чем же роль его нейрофизиологического аппарата? Главная его часть — это мозг. Мозг человека превосходит мозг приматов не только размерами, но и качеством и структурой нейронов, что дает ему способность к позна­нию. А познавательные способности связаны с целеполаганием, которое в конечном счете определяет возможности роста физически и психически здорового индивида.

Итак, человеческое мышление может ставить себе цели, которые должны привести к удовлетворению его разум­ных потребностей, и человек способен организовать свое общество так, чтобы оно помогало реализации поставлен- ных целей. Но сам человек не являет собою совершенное, законченное существо, он еще не готов, полон противоре­чий. Человека можно обозначить как существо, находя-

щееся в активном поиске оптимальных путей своего раз­вития, причем поиск этот нередко терпит крушение из-за отсутствия благоприятных внешних условий.

Гипотеза о том, что человек пребывает в состоянии ак­тивного поиска путей самосовершенствования, подтверж­дается данными нейроисследований. Достаточно привести слова такого крупного специалиста, как Дж. Херрик:

способность человека к саморазвитию обеспечивается его разумом, который дает ему возможность самостоятельно опре­делиться в рамках культуры и строить свою человеческую судьбу в соответствии с выбранной для себя моделью культу­ры. Эта способность является характерным признаком соб­ственно человеческого рода, научным критерием человека от всех других живых существ.

У Ливингстона по данному вопросу есть ряд очень мет­ких замечаний:

Сегодня точно известно, что между разными уровнями струк­турной организации нервной системы существуют связь и внут­ренняя зависимость. Каким-то совершенно таинственным обра­зом возникает синхронное функционирование всех этих уров­ней, которое приводит к целесообразному поведению и до­стижению цели путем последовательного нанизывания це­почки промежуточных целей, которые по мере своей реали­зации устраняют с пути все преграды (противодействующие силы). Цели целостного организма всегда видны очень четко, и с точки зрения внутренней целостности все постоянно на­правлено на достижение этих целей (Курсив мой. — Э. Ф.).

О потребностях, выходящих за рамки только физиоло­гии, Ливингстон пишет следующее:

На молекулярном уровне некоторые на определенные цели ориентированные системы можно идентифицировать, опознать с помощью физико-химических методов. Другие целенаправ­ленные системы на уровне распределительных систем голов­ного мозга можно опознать с помощью нейрофизиологиче­ских методов.

На обоих этих уровнях определенные участки (элемен­ты, части) системы связаны с инстинктами, которые ищут удовлетворения и потому определяют наше поведение. Все эти структуры, связанные с целеполаганием по происхожде­нию, локализованы в ткани протоплазмы. Многие из этих структур имеют узкую специфику и сосредоточиваются в осо­бых неявных образованиях в рамках эндокринной системы. Организмы, находящиеся на более высокой ступени эволю­ции, имеют влечения, которые не ограничиваются биологи­ческими потребностями (в безопасности, пропитании, сексе и продолжении рода)... Они обладают также возможностями для удовлетворения таких потребностей, которые связа­ны не только с адаптивным поведением (которое само по себе очень важно для успешного приспособления к изменчи­вым условиям окружающей среды); речь идет о возможно­сти удовлетворения особых стремлений, связанных с энерги­ями особого рода и служащих достижению далеко идущих экстраординарных целей, выходящих за рамки простого вы­живания организма (Курсив мой. — Э. Ф.).

И далее Ливингстон пишет:

Головной мозг является продуктом эволюции, как и зубы и скелет. Однако к мозгу мы предъявляем большие требова­ния и высокие ожидания ввиду его способности к конструкти­вной адаптации, проникновению в суть вещей. Нейрофизио­логи, как и другие специалисты, вполне могли бы видеть одну из главных своих целей в том, чтобы помочь человеку осо­знать себя, достигнуть прозрения — понимания своих благо­родных устремлений, высоких помыслов и чувств. Ведь глав­ной отличительной особенностью человека является его уни­кальный мозг, с его памятью и многими другими способно­стями: к восприятию и обучению, к общению и фантазирова­нию, к самосознанию и творческой активности.

Ливингстон считает, что вера, взаимное доверие, со­трудничество и альтруизм "вмонтированы" в структуру нервной системы и их источником является внутренняя потребность души[189]. Внутренняя удовлетворенность ни в коем случае не ограничивается инстинктами, утверждает Ливингстон.

Внутреннее успокоение тесно связано с положительными -эмоциями, прежде всего с чувством удовлетворенности, ко­торое соответствует состоянию молодого и сильного, здоро­вого организма"; это чувство возникает как на базе врожден­ных, так и благоприобретенных понятий о ценностях, оно может стать результатом радостных событий, приятного волнения от встречи с чем-то новым. Внутреннее успокоение возникает, когда ученый получает положительный резуль­тат в своем исследовании или когда просто человек находит ответ на интересующий его вопрос; еще одним важным ис­точником удовлетворения является приобретение (или рас­ширение) свободы — индивидуальной или коллективной. Значение внутренней удовлетворенности настолько велико, что она дает человеку силы для преодоления невероятных лишений, дает возможность выжить и сохранить веру в те идеалы и ценности, которые, быть может, стоят даже доро­же самой жизни.

Позиция Ливингстона кардинально отличается от взгля­дов старых инстинктивистов. И он в этом не одинок. Его подход разделяют многие другие молодые исследователи (которых я еще буду цитировать), которые не задумыва­ются над тем, какая зона мозга "продуцирует", "несет ответственность" за такие высокие стремления личности, как честность, альтруизм, взаимное доверие и солидар­ность; они рассматривают мозг как целостную систему, которая с точки зрения эволюции служит делу выжива­ния организма.

В этом аспекте интересна теория К. фон Монакова. Он предполагает существование биологической совести (Syneidesis), назначение которой состоит в том, чтобы обес­печить организму максимальную способность к адапта­ции, чувство безопасности, радость и стремление к совер­шенствованию. Он утверждает, что состояние под назва­нием Klisis (радость, счастье) достижимо лишь тогда, когда все функционирование организма направлено на его раз­витие, — а отсюда возникает желание к повторению (про­должению) данного поведения. В противоположность это­му поведение, препятствующее оптимальному развитию организма, вызывает у субъекта состояние Ekklesis (горе­сти, депрессии, упадка), и это вынуждает его воздержи­ваться от подобного поведения, чтобы избежать неприят­ных ощущений.

Ф. фон Фёрстер доказывает, что чувства любви и со­переживания являются имплицитными свойствами моз­га. При этом он опирается на теорию восприятия и спра­шивает, как возможно общение между двумя людьми, ведь предпосылкой языка является одинаковый (общий) опыт. Из того факта, что окружающий мир существует для человека не сам по себе, а лишь в его отношении к человеческому наблюдателю, Фёрстер делает вывод, что предпосылкой для общения является наличие у обоих субъектов "одинакового представления об окружающем мире", ведь они разделены только кожей. Но с точки зрения своей структуры оба субъекта идентичны. Если они уяснят это и извлекут из этого пользу, то тогда А будет знать то же, что знает А1, ибо А идентифицирует себя с А1 — и тогда наступает тождество между Я и Ты... Совершенно ясно, что самый крепкий союз возникает на базе идентификации — самым убедительным про­явлением этого служит любовь[190].