Смекни!
smekni.com

Для широкого круга заинтересованных читателей (стр. 70 из 140)

Поскольку кровь является "соком жизни", то нередко прилив жизненных сил напрямую связывают с выливани­ем чужой крови. На ритуальных оргиях в честь Вакха и богини Геры обязательным было поедание сырого мяса и выпивание крови. А на Крите во время праздников Дио­нисия было принято зубами рвать мясо туш только что заколотых и еще живых животных. Подобные ритуалы встречаются также в культе многих хтонических* богов и богинь. Бурке утверждает, что арийцы, вторгшиеся в Ин­дию, презирали аборигенов (Dasyu-Inder) за то, что те спо­собны были есть сырое мясо людей и зверей. Это отвраще­ние они выразили, назвав аборигенов "сыроедами"[200].

О ритуальных кровопролитиях нам напоминают обычаи ныне живущих примитивных народов при определенных религиозных церемониях. Так, у индейцев хаматса на се­веро-западе Канады есть обычай, когда во время религи­озной церемонии у человека откусывают кусочек мяса руки, ноги или груди[201]. Поскольку кровь считается полез­ной для здоровья, то и сегодня встречаются разные фор­мы "терапии", связанные с видом крови. В Болгарии, на­пример, человеку, пережившему сильный страх, дают съесть трепещущее сердце только что убитого голубя, — считается, что это поможет преодолеть страх. Даже в рим­ском католицизме сохранился древний обычай называть церковное вино кровью Христа. И, конечно, было бы не­допустимым упрощением связывать этот ритуал с де­структивными инстинктами и не видеть в нем жизне­утверждающего начала.

Современный человек связывает кровопролитие только с деструктивностью. С точки зрения "реализма" это так и есть. Но если взять не сам по себе акт кровопролития, а проследить его значение в глубинных пластах человече­ской психики, то можно прийти к совершенно иным ассо­циациям: пролив кровь (свою или чужую), человек сопри­касается с энергией жизни.

На архаическом уровне этот акт сам по себе был уже достаточно сильным переживанием, а когда кровь проли­валась к тому же во имя богов, то это было актом вели­чайшего поклонения. И здесь вовсе не обязательно дол­жен был присутствовать разрушительный мотив. Сход­ные соображения, возможно, имеют отношение и к людо­едству.

У представителей теории врожденной деструктивности каннибализм фигурирует нередко чуть ли не как основ­ной аргумент. Они указывают на то, что в пещере Чжоукоудянь находили черепа, из которых мозг был изъят через основание черепа. Предполагали, что это делалось ради поедания мозгов, которое якобы было присуще лю­доедам. Такая возможность, конечно, не исключена, но она скорее соответствует мировоззрению современного по­требителя. Гораздо убедительнее выглядит объяснение, согласно которому мозг использовался в ритуально-маги­ческих целях. Такую точку зрения высказал А. Бланк, который установил большое сходство между черепом си­нантропа и человека, найденного в Монте-Чирчео спустя почти полмиллиона лет. Если эта интерпретация верна, то и в отношении ритуального каннибализма и ритуаль­ного кровопролития можно сделать аналогичное предпо­ложение.

Ясно, что у "примитивных" племен нового времени (в последние два-три столетия) был широко распространен каннибализм вовсе не ритуального свойства. Но все, что мы знаем о доисторических охотниках, а также о харак­тере еще и ныне живущих примитивных охотников, гово­рит о том, что они не были убийцами и потому маловеро­ятно, чтобы они были каннибалами. Л. Мэмфорд по этому поводу ясно формулирует свою мысль: "Так как прими­тивный человек не был способен к таким проявлениям жестокости, как пытки и массовое уничтожение людей, то вряд ли мы имеем право обвинять его в убийстве собрата ради собственного пропитания". Таким образом, я только хотел предостеречь читателя от того, чтобы любое разрушительное поведение слишком поспешно объявлять следствием врожденной деструктив­ности, вместо того чтобы выяснить для себя, как часто за таким поведением стоят религиозные и другие вовсе не разрушительные мотивы. Ибо в противном случае стира­ется грань между ритуальным кровопролитием и настоя­щей жестокостью и не получает должной оценки подлин­ная деструктивность, к анализу которой мы сейчас пере­ходим.

Спонтанные формы

Деструктивность[202] встречается в двух различных формах: спонтанной и связанной со структурой личности. Под пер­вой формой подразумевается проявление дремлющих (нео­бязательно вытесняемых) деструктивных импульсов, ко­торые активизируются при чрезвычайных обстоятельствах, в отличие от деструктивных черт характера, которые не исчезают и не возникают, а присущи конкретному инди­виду в скрытой или явной форме всегда.

Исторический обзор

Богатейшие и ужасающие документы относительно спон­танных форм деструктивности нам дают летописи циви­лизованных народов. История войн является хроникой безжалостных убийств и пыток, жертвами которых стано­вились и мужчины, и женщины, и дети. Часто возникает впечатление какой-то вакханалии — когда разрушитель­ную лавину не в силах удержать никакие моральные или рациональные соображения. Убийство было еще самым мягким проявлением деструктивности. Оно не считалось жестокостью и не утоляло "жажду крови"; мужчин каст­рировали, женщинам вспарывали животы, пленных са­жали на кол, распинали или бросали на растерзание львам. Трудно даже перечислить все виды жестокости, изобретен­ные человеческой фантазией. Мы сами были свидетелями, как во время разделения Индии сотни тысяч индусов и мусульман в бешенстве убывали друг друга, а в Индоне­зии в ходе проведения антикоммунистической "чистки" в 1965 г. были истреблены от 400 тысяч до миллиона дей­ствительных или мнимых коммунистов вместе со многими китайцами. Далее мне придется описывать такие примеры человеческой жестокости, которые всем хорошо известны и которые обычно упоминаются всеми теми, кто хочет доказать, что деструктивность является врожденной.

Причины деструктивности будут рассмотрены позднее при описании садизма и некрофилии. Здесь же я только приведу примеры деструктивности, не связанной со струк­турой характера. Хотя эти спонтанные взрывы разруши­тельности тоже не проявляются безо всякой причины. Во-первых, всегда имеются внешние обстоятельства, стиму­лирующие их, как, например, войны, религиозные или политические конфликты, нужда и чувство обездоленнос­ти. Во-вторых, есть также субъективные причины — вы­сокая степень группового нарциссизма на национальной или религиозной почве (например, в Индии) или склон­ность к состояниям транса (как в определенных районах Индонезии) и т. д. Спонтанные проявления агрессивности обусловлены не человеческой природой, а тем деструктив­ным потенциалом, который произрастает в определенных постоянно действующих условиях. Однако в результате внезапных травмирующих обстоятельств этот потенциал мобилизуется и дает резкую вспышку. По-видимому, без провоцирующих факторов деструктивная энергия народов дремлет. Поэтому в данном случае вряд ли можно гово­рить о постоянном лоточнике энергии, который наблюда­ется в деструктивном характере.

Деструктивность отмщения

Агрессивность из мести — это ответная реакция индивида на несправедливость, которая принесла страдания ему или кому-либо из членов его группы. Такая реакция отличает­ся от обычной оборонительной агрессии в двух аспектах. Во-первых, она возникает уже после того, как причи­нен вред, и потому о защите от грозящей опасности уже говорить поздно. Во-вторых, она отличается значительно большей жестокостью и часто связана с половыми извра­щениями. Не случайно в языке бытует выражение "жаж­да мести". Вряд ли нужно объяснять, насколько широка сфера распространения мести (как у отдельных лиц, так и у групп). Известно, что институт кровной мести существу­ет практически во всех уголках земного шара: в Восточ­ной и Северо-Восточной Африке, в Верхнем Конго, в За­падной Африке, у многих племен Северо-Восточной Ин­дии, в Бенгалии, Новой Гвинее, Полинезии и (до недавне­го времени) на Корсике. Кровная месть является священ­ным долгом: за убийство любого представителя семьи, племени или клана должен понести кару тот клан, к. ко­торому принадлежал убийца. Институт кровной мести де­лает кровопролитие бесконечным. Ведь наказанием за пре­ступление становится тоже убийство, которое в свою оче­редь ведет к новому витку мести, и так без конца. Теоре­тически кровная месть является бесконечной цепью, и она действительно приводит нередко к истреблению целых се­мей или больших групп. Кровная месть в порядке исклю­чения встречается даже среди очень миролюбивых наро­дов, например у гренландцев, которые не знают, что такое война, но знают кровную месть и не испытывают по этому поводу каких-либо страданий.

Не только кровная месть, но и все формы наказания — от самых примитивных до самых совершенных — явля­ются выражением мести. Классической иллюстрацией это­го служит lex talionis (закон возмездия: око за око, зуб за зуб) Ветхого завета. Угрозу наказывать детей за вину от­цов до третьего и четвертого поколения следует рассмат­ривать как выражение мести Бога, заповеди которого были нарушены, хотя одновременно мы видим попытку смяг­чить эту угрозу в форме обещания творить "милость до тысяч родов любящим Меня и соблюдающим заповеди Мои". Ту же самую мысль мы встречаем у многих других народов — например, у якутов есть закон, который гла­сит: "Если пролилась кровь человека, она требует искуп­ления". У якутов потомки убитого мстят потомкам убий­цы до девятого колена.

Нельзя не согласиться, что кровная месть и закон о наказании выполняют определенную социальную роль в обеспечении стабильности общества. Если эта функция отсутствует, то жажда мести находит иное выражение. Так, проиграв войну 1914-1918 гг., немцы были охвачены же­ланием мести и хотели во что бы то ни стало отплатить за несправедливые условия Версальского договора... Извест­но, что даже ложная информация о злодеяниях может вызывать сильнейшую ярость и жажду мести. Так, Гит­лер, прежде чем напасть на Чехословакию, приказал рас­пространять слухи о жестоком отношении к немецкому меньшинству на территории Чехословакии. Массовое кро­вопролитие в Индонезии в 1965 г. началось после сообще­ния о зверском убийстве нескольких генералов, которые были противниками Сукарно.