Смекни!
smekni.com

Для широкого круга заинтересованных читателей (стр. 73 из 140)

Другой подход усматривает в садизме прежде всего сек­суальный феномен во фрейдистском смысле, первородное влечение либидо (как Фрейд его понимал еще на первой стадии своего научного развития). Согласно этому взгля­ду, даже те садистские желания, которые внешне не свя­заны с сексуальностью, все равно имеют сексуальную мотивацию, только на бессознательном уровне. Немало уси­лий пришлось затратить остроумным аналитикам, чтобы доказать, что либидо — движущая сила жестокости даже тогда, когда невооруженным глазом никакой сексуальной мотиваций обнаружить невозможно.

Я не собираюсь оспаривать, что сексуальный садизм (вместе с мазохизмом) представляет собой одну из наибо­лее распространенных форм сексуальной перверсии. У муж­чин, страдающих таким извращением, он является усло­вием получения удовлетворения. Это извращение имеет несколько вариантов — от желания причинить женщине физическую боль (например, избиение) до желания уни­зить (связать или любым другим способом заставить под­чиняться). Иногда садист нуждается в том, чтобы причи­нить партнеру сильную боль, а иногда ему достаточно ми­нимальной ее степени, чтобы уже получить удовольствие. Нередко садисту хватает одной фантазии для достижения сексуального возбуждения... Известно немало случаев, когда мужчина нормально общается со своей женой и той даже в голову не приходит, что для получения сексуаль­ного удовольствия муженек прибегает к помощи своей са­дистской фантазии. При сексуальном мазохизме ситуация диаметрально противоположная. Возбуждение достигается ценой собственных страданий: боли, избиения, насилия и т. д. Садизм и мазохизм как сексуальные извращения встречаются часто. По всей видимости, у мужчин чаще, чем у женщин, проявляется садизм (по крайней мере, в нашей культуре). В отношении мазохизма мы не располагаем надежными данными.

Прежде чем перейти к обсуждению проблемы садизма, мне кажутся уместными некоторые замечания, связанные с понятием "извращение".

Некоторые политические радикалы (как, например, Гер­берт Маркузе) взяли моду преподносить садизм как одну из форм выражения сексуальной свободы человека. Рабо­ты маркиза де Сада заново перепечатываются радикаль­ными политическими журналами как иллюстрации к этой "свободе". То есть признается утверждение де Сада о том, что садизм — это одно из возможных выражений челове­ческих страстей и что свободный человек должен иметь право на удовлетворение всех своих желаний, включая садистские и мазохистские... коль скоро это доставляет ему удовольствие.

Это довольно сложная проблема. Если считать извра­щением любую сексуальную практику, которая не ведет к производству детей, т. е. секс ради секса, то, разумеется, очень многие встанут горой (и по праву) и будут защи­щать эти "извращения". Но ведь такое довольно старо­модное определение извращения отнюдь не является един­ственным определением.

Сексуальное желание даже тогда, когда оно не сопро­вождается любовью, в любом случае является выражени­ем жизни, обоюдной радости и самоотдачи.

В отличие от этого, сексуальные действия, характери­зуемые тем, что один человек стремится унизить партне­ра, заставить его страдать, — и есть извращение, и не потому, что эти действия не служат воспроизводству, а потому, что вместо импульса жизни они несут импульс удушения жизни.

Если сравнить садизм с той формой сексуального пове­дения, которую часто называют извращением (а именно с различными видами орально-генитального контакта), то разница видна невооруженным глазом. Сексуальная бли­зость так же мало похожа на извращение, как и поцелуй, ибо ни то, ни другое не имеет цели обидеть или унизить партнера.

Утверждение о том, что удовлетворение своих жела­ний есть естественное право человека, с точки зрения дофрейдовского рационализма вполне понятно. Согласно это­му рационалистическому подходу человек желает только то, что ему полезно, и потому желание есть наилучший ориентир правильного поведения. Но после Фрейда такая аргументация выглядит достаточно устаревшей. Сегодня мы знаем, что многие страсти человека только потому и неразумны, что они ему (а то и другим) несут не пользу, а вред и мешают нормальному развитию. Тот, кто руковод­ствуется разрушительными влечениями, вряд ли может оправдать себя тем, что он имеет право крушить все во­круг, ибо это соответствует его желаниям и доставляет наслаждение. Сторонники садистских извращений могут на это ответить, что они вовсе не выступают в защиту жестокости и убийств; что садизм — только один из способов сексуального поведения, что этот способ не лучше и не хуже других, ибо "о вкусах не спорят"... Но при этом упускается из виду один важнейший момент: человек, который, совершая садистские действия, достигает сексу­ального возбуждения, обязательно является носителем садистского характера, т. е. это настоящий садист, че­ловек, одержимый страстью властвовать, мучить и уни­жать других людей. Сила его садистских импульсов про­является как в его сексуальности, так и в других несек­суальных влечениях. Жажда власти, жадность или нар­циссизм — все эти страсти определенным образом прояв­ляются в сексуальном поведении. И в самом деле, нет такой сферы деятельности, в которой характер человека проявлялся бы точнее, чем в половом акте: именно пото­му, что здесь менее всего можно говорить о "заученном" поведении, о стереотипе или подражании. Любовь челове­ка, его нежность, садизм или мазохизм, жадность, нар­циссизм или фобия — словом, любая черта его характера находит отражение в сексуальном поведении.

Кое-кто утверждает, что садистские извращения даже полезны для "здоровья", так как они обеспечивают без­обидный выпускной клапан для тех садистских тенден­ций, которые присущи всем людям. Ну что же, подобные рассуждения вполне логично было бы завершить таким выводом, что надзиратели в гитлеровских концлагерях мог­ли бы .вполне благосклонно и дружелюбно относиться к заключенным, если бы у них была возможность получить разрядку для своих садистских наклонностей в сексе.

Примеры сексуального садизма и мазохизма

Следующие примеры сексуального садизма и мазохизма взяты из книги Полины Реаж "История О.", которая, по-видимому, не нашла так много читателей, как соответ­ствующие классические сочинения маркиза де Сада.

Она стонала... Пьер прикрепил ее руки цепочкой к пере­кладине кровати. После того как она была скована таким образом, она снова поцеловала своего любовника, который стоял на кровати рядом с нею. Он сказал ей еще раз, что он ее любит, затем он спустился с кровати и позвал Пьера. Он смотрел, как она безуспешно пыталась защитить себя от ударов, он слышал, что ее стоны становились все громче и громче, в конце она просто кричала... Когда у нее брызнули слезы, он отослал Пьера. Она еще нашла силы сказать, что любит его. Затем он поцеловал ее залитое слезами лицо, ее тяжело хрипевший рот, развязал ее, уложил на кровати и ушел.

Ее зовут О. Она не смеет проявить собственную волю. Ее любовник и его друзья должны полностью управлять ею. Она находит свое счастье в рабстве, а они свое — в абсолютном господстве. Следующий отрывок хорошо по­казывает этот аспект садо-мазохистского поведения. (Сле­дует добавить, что ее любовник, чтобы полностью управ­лять ею, поставил, кроме всех прочих, еще и такое усло­вие, что она должна подчиняться не только ему, но и его друзьям. Один из них — сэр Штефен.)

Наконец она приподнялась — как будто бы то, что она хотела сказать, ее душило, — она освободила верхние застежки своей блузы так, что стала видна ямочка на груди. Затем она встала, ее руки и колени дрожали.

"Я вся твоя, — сказала она наконец, обращаясь к Рене. — Я буду принадлежать тебе так, как ты этого хо­чешь..."

"Нет, — перебил он ее, — нам! Повторяй за мной. Я принадлежу вам обоим. Я буду точно такой, как вы оба хотите..."

Пронизывающие серые глаза сэра Штефена смотрели на нее в упор, как и глаза Рене. Она потерялась в них и мед­ленно повторяла предложения, которые он ей говорил, но только от первого лица, как будто бы она твердила правила грамматики. "Ты предоставляешь право мне и сэру Штефену..." Речь шла о праве владеть и распоряжаться ее телом, как бы и где бы они того ни пожелали... о праве заковать ее в цепи, бить, как рабыню или пленницу, за малейшую ошиб­ку или проступок или просто ради удовольствия; о праве не обращать внимания на ее стоны и крики, если дело дойдет до истязаний.

Садизм (и мазохизм) как сексуальные извращения пред­ставляют собой только малую долю той огромной сферы, где эти явления никак не связаны с сексом. Несексуаль­ное садистское поведение проявляется в том, чтобы най­ти беспомощное и беззащитное существо (человека или животное) и доставить ему физические страдания вплоть до лишения его жизни. Военнопленные, рабы, побежден­ные враги, дети, больные (особенно умалишенные), те, кто сидит в тюрьмах, беззащитные цветные, собаки — все они были предметом физического садизма, часто включая жесточайшие пытки. Начиная от жестоких зрелищ в Риме и до практики современных полицейских команд, пытки всегда применялись под прикрытием осуществле­ния религиозных или политических целей, иногда же — совершенно открыто ради увеселения толпы. Римский Ко­лизей — это на самом деле один из величайших памятни­ков человеческого садизма.

Одно из широко распространенных проявлений несек­суального садизма — жестокое обращение с детьми. Только в последние 10 лет эта форма садизма была довольно под­робно изучена в целом ряде исследований, начиная с клас­сического произведения Ц. X. Кемпе и других. С тех пор было опубликовано много работ[210], и исследования продол­жаются во всех странах. Из них следует, что шкала зверств по отношению к детям очень велика — от нанесения не­значительных телесных повреждений до истязаний, пы­ток и убийств. Мы практически не знаем, как часто встре­чаются подобные зверства, так как данные, имеющиеся у нас в распоряжении, доходят до нас из общественных источников (например, из полиции, куда поступают звон­ки из больниц или от соседей). Но ясно одно, что количе­ство зарегистрированных случаев представляет сотую часть от общего числа. Наиболее точные данные были сообще­ны Гиллом (речь идет о данных только по одной стране). Я хотел бы привести здесь только некоторые из них. Де­тей, которые стали жертвами насилия, можно разделить на несколько возрастных групп: первая — от года до двух лет; вторая — от трех до девяти (число случаев удваива­ется); третья группа — с девяти до пятнадцати (частота снова понижается, пока не достигается исходный уровень, а после шестнадцати лет постепенно совсем исчезает). Это означает, что в наиболее интенсивной форме садизм про­является тогда, когда ребенок еще беззащитен, но уже начинает проявлять свою волю и противодействует жела­нию взрослого полностью подчинить его себе.