Душевная жестокость, психический садизм, желание унизить другого человека и обидеть его распространены, пожалуй, еще больше, чем физический садизм. Данный вид садистских действии наименее рискованный, ведь это же совсем не то, что физическое насилие, это же "только" слова. С другой стороны, вызванные таким путем душевные страдания могут быть такими же или даже еще более сильными, чем физические. Мне не нужно приводить примеров такого садизма. Их — тьма в человеческих отношениях. Начальник — подчиненный, родители — дети, учителя — ученики и т. д., и т.п. Иными словами, он встречается во всех тех ситуациях, где есть человек, который не способен защитить себя от садиста. (Если слаб и беспомощен учитель, то ученики часто становятся садистами.) Психический садизм имеет много способов маскировки: вроде бы безобидный вопрос, улыбка, намек... мало ли чем можно привести человека в замешательство. Кто не знает таких мастеров-умельцев, которые всегда находят точное слово или точный жест, чтобы кого угодно привести в смятение или унизить. Разумеется, особого эффекта достигает садист, если оскорбление совершается в присутствии других людей[211].
Иосиф Сталин, клинический случай несексуального садизма
Одним из самых ярких исторических примеров как психического, так и физического садизма был Сталин. Его поведение — настоящее пособие для изучения несексуального садизма (как романы маркиза де Сада были учебником сексуального садизма). Он первый приказал после революции применить пытки к политзаключенным; это была мера, которую отвергали русские революционеры, пока он не издал приказ. При Сталине методы НКВД своей изощренностью и жестокостью превзошли все изобретения царской полиции. Иногда он сам давал указания, какой вид пыток следовало применять. Его личным оружием был, главным образом, психологический садизм, несколько примеров которого я хотел бы привести. Особенно любил Сталин такой прием: он давал своей жертве заверения, что ей ничто не грозит, а затем через один или два дня приказывал этого человека арестовать. Конечно, арест был для несчастного тем тяжелее, чем более уверенно он себя чувствовал. Сталин находил садистское удовольствие в том, что в тот момент, как он заверял свою жертву в своей благосклонности, он уже совершенно точно знал, какие муки ей уготованы. Можно ли представить себе более полное господство над другим человеком? Приведу несколько примеров из книги Роя Медведева:
Незадолго до ареста героя гражданской войны Д. Ф. Сердича Сталин произнес на приеме тост в его честь, предложил выпить с ним "на брудершафт" и заверил его в своих братских чувствах. За несколько дней до убийства Блюхера Сталин на собрании говорил о нем в самых сердечных тонах. Принимая армянскую делегацию, он осведомился о местонахождении и самочувствии поэта Чаренца и заверил, что с ним ничего не случится, однако через несколько месяцев Чаренц был убит выстрелом из-за угла.
Жена заместителя Орджоникидзе А. Серебровского сообщает о неожиданном звонке Сталина вечером 1937 г. "Я слышал, что Вы ходите пешком? — сказал Сталин. — Это не годится, люди придумывают разную чушь. Пока Ваша машина в ремонте, я пошлю Вам другую". И действительно, на следующий день Кремль предоставил в распоряжение Серебровской машину. Но через два дня ее мужа арестовали, не дожидаясь даже его выписки из больницы.
Знаменитый историк и публицист Ю. Стеклов был в таком смятении от многочисленных арестов, что он записался на прием к Сталину. "С удовольствием приму Вас", — сказал Сталин. Как только Стеклов вошел, Сталин его успокоил: "О чем Вы беспокоитесь? Партия Вас знает и доверяет Вам, Вам нечего бояться". Стеклов вернулся домой к своим друзьям и родным, и в тот же вечер его забрали в НКВД. Само собой разумеется, первая мысль его друзей была обратиться к Сталину, который, по-видимому, не предполагал, что происходит. Было намного легче верить в то, что Сталин ничего не знал, чем в то, что он был изощренный злодей. В 1938 г. И. А. Акулов, бывший прокурор, а позднее секретарь ЦК, упал, катаясь на коньках, и получил опасное для жизни сотрясение мозга. Сталин позаботился, чтобы приехали выдающиеся иностранные хирурги, которые спасли ему жизнь. Акулов после долгой, тяжелой болезни вернулся к работе и вскоре после этого был расстрелян.
Особенно изощренная форма садизма состояла в том, что у Сталина была привычка арестовывать жен — а иногда также и детей — высших советских и партийных работников и затем отсылать их в трудовые лагеря, в то время как мужья продолжали ходить на работу и должны были раболепствовать перед Сталиным, не смея даже просить об их освобождении. Так, в 1937 г. была арестована жена президента СССР Калинина[212]. Жена Молотова, жена и сын Отто Куусинена, одного из ведущих работников Коминтерна, — все были в трудовых лагерях. Неизвестный свидетель сообщает, что Сталин в его присутствии спросил Куусинена, почему тот не пытается освободить сына. "По всей видимости, для его ареста были серьезные причины", — ответил Куусинен. По словам этого свидетеля, Сталин ухмыльнулся и приказал освободить его сына. Посылая жене передачи, Куусинен даже не подписывал адреса, а просил сделать это свою прислугу. Сталин арестовал жену своего личного секретаря, в то время как тот продолжал работать у него.
Не нужно обладать слишком буйной фантазией, чтобы представить себе, в каком унижении жили эти функционеры, если они не могли оставить свою работу и не могли просить об освобождении своих жен и сыновей: более того, они должны были поддакивать Сталину, допуская, что арест их близких небезоснователен. Либо у этих людей совсем не было чувств, либо они в моральном отношении были полностью сломлены и потеряли всякое чувство собственного достоинства. Яркий пример тому — Лазарь Каганович и его поведение в связи с арестом его брата Михаила Моисеевича, который до войны был министром авиации.
Он был одним из могущественнейших людей в окружении Сталина, он сам нес ответственность за репрессии многих людей. Однако после войны он впал у Сталина в немилость, а группа арестованных по обвинению в тайной организации "фашистского подполья" решила наказать Кагановича, объявив его в ходе следствия своим помощником. Она построили совершенно фантастическую версию, согласно которой Михаил Моисеевич (еврей!) должен был, по-видимому, после занятия Москвы немцами возглавлять прогитлеровское правительство. Когда Сталин услышал то, что ему было нужно, он позвал Лазаря Кагановича, чтобы сказать ему, что его брату грозит арест по обвинению в связи с фашистами. "Ничего не поделаешь, — ответил Лазарь, — раз это необходимо, прикажите его арестовать!" Когда Политбюро обсуждало этот случай, Сталин похвалил Лазаря за принципиальность — ведь он не возражал против ареста своего брата. Затем Сталин добавил: "Не нужно спешить с арестом. Михаил Моисеевич уже многие годы в партии, и нужно еще раз основательно проверить все обвинения". Микоян получил задание устроить очную ставку М. М. с тем, кто написал на него донос. Встреча происходила в кабинете Микояна. Привели человека, который в присутствии Кагановича высказал свое обвинение и еще добавил, что перед войной намеренно построили несколько авиационных заводов так близко к границе, чтобы немцы смогли их легко занять. Когда Михаил Каганович услышал это обвинение, он попросил разрешения выйти в туалет — маленькую комнату рядом с кабинетом Микояна. Вскоре оттуда раздался выстрел.
Другой формой проявления садизма Сталина была абсолютная непредсказуемость его поведения. Были случаи, когда людей, арестованных по его приказу, после пыток и тяжелых обвинений снова освобождали, а через несколько месяцев (или лет) они снова назначались на высокие посты, и притом без всяких объяснений.
Выдающейся иллюстрацией поведения Сталина является его отношение к старому товарищу Сергею Ивановичу Кавтарадзе, который когда-то в Санкт-Петербурге помог ему спастись от тайных агентов.
В 20-е гг. Кавтарадзе вступил в оппозицию Троцкого и расстался с ней только после того, как троцкистский центр рекомендовал своим членам прекратить всякую оппортунистическую деятельность. После убийства Кирова Кавтарадзе, сосланный как бывший троцкист в Казань, заверял Сталина в письме, что он ни в коем случае не ведет работы против партии. Тотчас же Сталин освободил его из ссылки. Вскоре после этого во многих газетах появилась заметка Кавтарадзе, в которой он описывал случай из подпольной работы, которой он занимался вместе со Сталиным. Сталину статья очень понравилась, но Кавтарадзе больше не писал заметок по этому поводу. Он даже не вступил опять в партию, скромно жил и работал в печати. В конце 1936 г. он и его жена были неожиданно арестованы, их пытали и приговорили к расстрелу. Его обвинили (вместе с Буду Мдивани) в подготовке покушения на Сталина. Вскоре после оглашения приговора Мдивани был расстрелян. Кавтарадзе, напротив, долгое время держали в камере смертников. Оттуда его однажды привели в кабинет Лаврентия Берия, там он увидел свою жену, которая так сильно постарела, что он ее едва узнал. Обоих отпустили. Вначале они жили в гостинице, затем получили две комнаты в коммунальной квартире и долго искали работу. Внезапно Сталин проявил к нему, Кавтарадзе, внимание — сначала пригласил к себе на обед, а через некоторое время он вместе с Берия нанес визит семье Кавтарадзе. (Этот визит поверг всю квартиру в волнение. Одна из соседок упала в обморок, когда она, как она выразилась, вдруг увидела, что "на пороге стоитпортрет Сталина".) Когда Кавтарадзе бывал у него на обеде, Сталин сам, наливая ему суп в тарелку, рассказывал анекдоты и много вспоминал. Однажды на одном из таких обедов Сталин подошел к нему и сказал: "И все-таки ты хотел меня убить!"[213]