Перед зданием суда собралось около 3 тыс. шахтеров с транспарантами “Наша забастовка законна”, “Суд над шахтерами - конец перестройки”, “Руки прочь от рабочего движения”, “Рабочее НЕТ партократии и бюрократии”. После окончания суда была проведена манифестация: колонна прошла от дома юстиции к зданию Воркутинского горкома КПСС (Заполярье. 1989. 21.11).
16 ноября Воркутинский горком осудил коммунистов, принявших участие в ноябрьской политической забастовке (Заполярье. 1989.17.11). Членам ВГРСК власти предложили вернуться на свои рабочие места.
17 ноября в Москве состоялась встреча Н.Рыжкова с представителями угольных регионов. Делегатов от “Воргашорской на нее не допустили, поскольку их не оказалось в списке, хотя список воркутинской делегации составлял И.Гуридов. Политические требования на ней не обсуждались, как и вопрос о законности воркутинской стачки и преследованиях ее участников. Воргашорцев Н.Рыжков принял на следующий день отдельно. В результате этих переговоров шахте была предоставлена самостоятельность.
17 ноября на шахте “Юр-Шор” в знак протеста против судебного решения о наказании участников забастовки объявил голодовку рабочий участка конвейерного транспорта С.Вальков. 18 ноября к нему присоединились еще 11 человек. К этому моменту шахта уже приступила к работе, хотя отгрузка еще не велась.
18 ноября по итогам переговоров в Москве состоялась конференция стачкомов. Делегаты проголосовали за продолжение забастовки: 9 -”за”, 3 - “против”. Однако в большинстве коллективов это решение не поддержали. 19 ноября большинство шахт уже работали, бастовали три шахты и еще две не отгружали уголь.
В этой ситуации генеральный директор ОВУ запросил правительство относительно санкции на принятие мер против забастовщиков. В ответ пришла телеграмма за подписью зампредседателя Совмина СССР и председателя ВЦСПС. В ней указывалось, что “в порядке исключения” администрация предприятий вправе не применять наказаний участников забастовки в октябре-ноябре 1989 г.
21 ноября была прекращена голодовка шахтеров “Юр-Шор”. Забастовку продолжала лишь “Воргашорская”, добивавшаяся самостоятельности.
Парадоксально, но на этом подъеме стачечного движения, городской рабочий комитет, проявивший тенденцию к умеренному оппортунизму, стал терять как контроль над шахтерами, так и свой авторитет. Все больше коллективов отзывали из него своих представителей. К концу года в ВГРСК осталось лишь 6 человек (Молодежь Севера.1989.24.12). Затем его численность сократилась до 2 чел. Однако в дальнейшем он был все же воссоздан за счет членов комиссии по контролю за выполнением постановления N608.
В ночь с 25 на 26 ноября в Воркуту доставили пакет правительственных документов. 28 ноября после ознакомления с ними общее собрание коллектива Воргашорской” приняло резолюцию о недоверии правительству:
“1.Правительство в очередной раз не выполнило взятые на себя обязательства, не выполнило пункты требований 1,2,3,4, а также нет никаких ответов на наши политические требования...
4. Коллектив шахты “Воргашорская” выражает свое недоверие правительству и требует его отставки. Персональную ответственность за обман трудящихся и сложившуюся вследствие этого ситуацию несут Рыжков Н.И., Воронин А., Рябев Л.Д.
5. Коллектив шахты “Воргашорская” отмечает, что представители ВГРСК С.Алахвердиев, Уткин В.Б., Шейхахмедов А.М., Щирский, Филенко не отражают интересы трудящихся г.Воркуты, заняли на переговорах соглашательскую позицию и тем самым способствовали невыполнению наших законных требований правительством...
7. Требуем предоставить ш.”Воргашорская” полную экономическую и юридическую самостоятельность с выходом из состава объединения “Воркутауголь” (Сеничкин 1996).
29 ноября председатель стачкома “Воргашорской” Иван Гуридов вернулся из Москвы и привез решение правительства о предоставлении самостоятельности шахте. После проведения референдума забастовка была прекращена и шахта приступила к работе с 0 часов 1 декабря.
20-24 декабря 1989 г. ВЦИОМ провел опрос участников ноябрьской забастовки (323 чел.) на шахтах “Воргашорская” и “Южная”. 86% выборки составили рабочие, 14% - ИТР. 30% рабочих и 50% ИТР охарактеризовали прошедшую забастовку как чисто экономическую; 57% считали, что забастовка имела экономический и политический характер; 60% опрошенных полагали, что конфликт оказался столь длительным по вине правительства, 25% рабочих и 30% ИТР винили в этом руководство отрасли. Лишь 2% рабочих и 9% ИТР сочли, что виноваты сами шахтеры - яркий показатель боевого единодушия. 76% рабочих и 66% ИТР согласились, что шахтам необходима хозяйственная самостоятельность, поддержав, таким образом, один из ключевых лозунгов забастовки, особенно на “Воргашорской”. Однако по этому вопросу позиция была не столь уж единодушной. В оценках результатов опрошенные не продемонстрировали согласия. 45% согласились с тем, что некоторые требования удовлетворены, 25% - что не добились практически ничего. Весьма скептически опрошенные отнеслись и к тем уступкам, на которые центральные власти все же пошли: 12% полагали, что власти забудут о своих обещаниях, 60% - что требования будут выполнены только частично. Тем не менее, боевой пыл не прошел: 46% считали, что надо возобновить забастовку, если требования не будут выполнены, меньшинство - 38% - были менее категоричны: “Там видно будет”. Опрос показал высокий уровень отчуждения работников шахт от властей: 93% рабочих и 55% ИТР были не согласны с решением судов. Власти утратили почти всякое доверие. Только 5% отметили, что больше всего доверяли профсоюзным и партийным органам, 7% - народным депутатам, в то же время 80% - забастовочным комитетам. Обращает на себя внимание существенное различие в позициях рабочих и ИТР: в то время как обе группы в целом проявляли оппозиционность по отношению к властям, последняя группа в значительно меньшей степени поддерживала рабочий радикализм (Вестник рабочего движения. 1990.8.02.N7).
КРИЗИС ОФИЦИАЛЬНОГО ПРОФСОЮЗА
В ходе забастовки шахтеров в июле 1989 г. гипотеза о государственном характере профсоюзных органов была подтверждена в масштабах целой угледобывающей отрасли. В результате рабочее движение вышло из-под контроля партийных, профсоюзных и административных органов. Перед профсоюзом угольщиков встала дилемма: либо открыто отмежеваться от бунтующих рабочих и официально превратиться в государственную структуру (что-то в роде отделов администрации по работе с персоналом), либо отмежеваться от государства и попытаться доказать шахтерам, что профсоюз в состоянии быть органом защиты их интересов. Профсоюз выбрал второй вариант, хотя его реализация потребовала и смены лидеров, и изменения стиля мышления профсоюзного актива и новых руководителей.
31 июля 1989 г. состоялось внеочередное заседание президиума Воркутинского территориального комитета профсоюза рабочих угольной промышленности. На нем рассматривался вопрос о неотложных мерах, связанных с требованиями шахтеров, шахтостроителей и др. Поскольку часть стачечных комитетов выразила недоверие профкомам и потребовала их переизбрания, а городской стачком высказал недоверие теркому профсоюза, то на конференции было решено провести досрочно отчетно-выборные собрания и конференции в первичных профсоюзных организациях. Они начались с уже в июле: сначала в профгруппах и цехкомах, затем - в первичках (Заполярье. 1989. 4.08). Особенностью этой отчетно-перевыборной кампании стало активное участие в ней стачкомов. Немало членов рабочих (стачечных) комитетов оказались избранными в профкомы.
В октябре 1989 г. состоялась 22-я отчетно-выборная конференция территориального комитета профсоюза рабочих угольной промышленности. На конференции присутствовал сам председатель ЦК профсоюза М.А.Сребный.
На вакантное место председателя теркома претендовали два кандидата: секретарь теркома В.А.Молчанов и председатель ВГРСК В.Г.Гобрусев. Победил первый. Попытка городского стачкома взять в свои руки профсоюз провалилась. Лидеры стачечного движения этого не предвидели. Как признался сам В.Гобрусев в интервью корреспонденту республиканской газеты “Красное знамя”, “если говорить честно, то это для меня неожиданность” (1989.24.09.). В.Гобрусев был избран на гораздо менее значимую должность секретаря теркома. На ней проработал один год. Этот маленький штрих весьма симптоматичен: игра по правилам митинговой демократии и традиционным нормам демократического представительства, как правило, приводила к разным результатам. Это вполне объяснимо: многие молчаливые наблюдатели митинговых страстей, были более активны в выборах делегатов профсоюзных конференций, депутатов органов власти. Кроме того, профсоюзные организации Воркуты включали не только рабочих-шахтеров, но и ИТР, управленцев, работников социально-бытовых учреждений, входивших в состав объединения «Воркутауголь».
КРИЗИС ПАРТИИ
КПСС в советском обществе официально провозглашала себя его «направляющей и руководящей силой». В период динамичного развития страны этот статус давал многие дивиденды. Известная шутка той эпохи гласила: “Прошла весна, настало лето. Спасибо партии за это!” Советскому народу во всех классах и на всех перекрестках внушалось, что каждый добавленный к его зарплате рубль, полученная квартира, асфальт на улице и т.д. - это результат “заботы партии о неуклонном росте материального благосостояния трудящихся”.
Однако у такого статуса есть и свой минус: если в туалете не работает сливной бачок, то виновата в этом та же партия. В 1980-е гг. баланс успехов и провалов неуклонно сдвигался в сторону последних. Ухудшение снабжения, рост очередей и падение темпов решения жилищной проблемы, обесценение рубля - все это автоматически вело к усилению недовольства “ведущей и направляющей силой”. Поэтому не удивительно, что шахтерские настроения, а затем и выступления 1989 г. быстро приобрели антипартийную направленность, которая поначалу скрывалась.