Таким образом, реформа хозяйственного механизма, направленная на повышение эффективности производства, в начале 1989 года подвела угольные шахты Воркуты к конфликтной ситуации. Выход из нее мог быть двоякий: либо рабочие соглашаются не получать то, что в соответствии с существующими нормами они заработали, либо государство отступает от своего курса и отпускает маховик скрытой инфляции, обеспечивая рост зарплаты не увязанный с ростом производительности труда, что было чревато еще большей пустотой и без того почти пустых магазинных полок.
“ИЗ ИСКРЫ ВОЗГОРИТСЯ ПЛАМЯ...”
В конце 1980-х гг. много факторов работало на формирование предгрозовой атмосферы. Грядущая буря еще не просматривалась, однако для взрыва метана в шахте не нужны предчувствия. Нужна концентрация горючего газа и искра. А искры стали лететь все чаще...
В январе 1989 г. на воркутинской шахте "Промышленная" коллективу не выплатили 160 тыс. руб. Произошло это из-за того, что было нарушено нормативное соотношение между ростом производительности труда и заработной платы. Так, возник узел социальных противоречий. Однако руководство шахты разъяснило рабочим, что это их деньги, но выплатить их нельзя. Им было предложено два варианта: либо перечислить деньги в фонд социального развития на строительство жилья или детского сада, либо повысить производительность труда и тогда получить эти деньги. Коллектив удалось успокоить и убедить принять один из вариантов. В феврале 1989 г. производительность труда выросла, и рабочие получили часть заработанных ими денег. Однако становилось все труднее столь полюбовно разрешать подобные конфликты.
В начале 1989 г. на 7-м добычном участке на шахте "Юнь-Яга" испортились отношения начальника участка и рабочих. Начальник, выйдя на пенсию, стал, по мнению рабочих, мало уделять внимания своим обязанностям, перестал беспокоиться о поддержании зарплаты рабочих, кроме того, все чаще им допускалась грубость по отношению к ним. Переполнила чашу терпения машина, которую с легкой руки начальника распределили в нарушение правил: один рабочий, когда подошла его очередь, отказался покупать машину; по действовавшим правилам, машина должна была достаться следующему очереднику, однако она была продана председателю Совета трудового коллектива шахты. Возмущенные рабочие участка потребовали от руководства участка заменить начальника. Председатель цехкома попытался вступиться за него, но его тут же переизбрали. И директор был вынужден согласиться с требованием коллектива.
УВЕРТЮРА “СЕВЕРНОЙ”
Настоящей увертюрой шахтерского движения стала забастовка на шахте “Северная” весной 1989 г. Правда, в то время никому в голову не приходило, что это именно увертюра массового движения, а не случайный и локальный конфликт.
В 1988 г. шахта "Северная" перешла на хозрасчет. В декабре 1988 г. план шахты был выполнен на 100 процентов. В то же время некоторые добычные участки план перевыполнили. Эта ситуация повторилась в январе и феврале. За перевыполнение была положена премия по результатам работы шахты в целом. Шахта же не могла отгружать уголь, так как не было для этого вагонов. Кроме того, себестоимость добытой тонны составляла 48 рублей, а продажная стоимость - 12 рублей. Поэтому в соответствии с новыми условиями хозяйствования, 13 коллективам выплатили деньги, исходя из стопроцентного выполнения плана, несмотря на его фактическое перевыполнение. Поэтому выплачиваемая зарплата была меньше ожидавшейся на 40-50 рублей (на сумму премий) (Труд.1989.10.03).
Тогда ее руководство решило выйти из положения, используя внутренние резервы: были снижены расценки на добытый уголь. (Соц.индустрия. 1989.10.03). Начальник девятого участка В.В.Муренко так охарактеризовал нововведение: “ Нормы выработки невыполнимы. Их составляли те, кто сидит в кабинете. Участок хромает, а ведь он дает третью часть шахтной угледобычи”. (“Красное знамя. 1989. 10.03).
Девятый участок на "Северной" был в особом положении: в течение полутора месяцев он должен был готовить себе лаву. При выполнении норм эта работа оплачивалась, исходя из среднего заработка предшествующего периода. В декабре-феврале средний заработок упал в силу того, что им не была выплачена заработанная за перевыполнение плана премия. Таким образом, одно ущемление прав рабочих влекло за собой другое.
Коллектив участка обратился в Совет трудового коллектива шахты с просьбой принять во внимание их сложное положение и выплатить полную зарплату. Однако СТК отказал, сославшись на отсутствие средств. Тогда представители участка пошли в горком партии. Там поручили разобраться в конфликте техническому директору объединения А.Субботину и директору по экономике А.Цурупе.
На 1 марта на шахте назначили собрание для принятия окончательного решения по требованиям 9-го участка. Рабочие были оповещены об этом. В этот день из больницы вышел директор шахты Н.Тищенко, болевший в течение полутора месяцев. Он попросил перенести собрание на 2 марта, чтобы иметь время лично во всем разобраться. По согласованию с начальником участка собрание перенесли на 15 часов 2 марта.
2 марта 1989 г. рабочие 9-го участка, взяв с собой усиленный паек (“тормозки”) и дав телеграмму в Центральный Комитет КПСС с извещением о начале забастовки, спустились в шахту. Одним из организаторов забастовки был Н.Кисляков - парторг участка. На этом же участке работал и типичный представитель советской рабочей аристократии Ю.П.Бронников - Герой Социалистического труда, член бюро обкома партии. Правда, он участия в забастовке не принял.
Рабочие девятого участка сформулировали свои требования, которые были переданы вверх по инстанции и вывешены на листе ватмана в вестибюле шахты. Они включали следующие позиции:
1. Произвести выплату действительной зарплаты за декабрь 1988 г. и январь-февраль 1989 г.
2. Установить твердые расценки на добытый уголь. Решить вопрос о выплате за работу в вечерние и ночные часы. Переход из лавы в лаву оплачивать по среднему заработку.
3. Пересмотреть норму выработки, так как она завышена.
4. Произвести выплату разницы действительной стоимости лавы 512-с и фактически выплаченной зарплаты.
5. Сократить управленческий аппарат шахты в связи с постановлением Совета Министров СССР на 40%.
6. Участок N9 выражает свое недоверие директору и экономической службе шахты в связи с технической безграмотностью и несоответствием занимаемой должности и требует их перевыборов.
На листе ватмана от руки был приписан и седьмой пункт: “Ликвидировать аппарат объединения “Воркутауголь” на 100%”. (Красное знамя. 1989. 10.03). Рабочие, поддерживавшие эти требования, подписывались тут же под ними. Во время забастовки были сформулированы и другие требования: "Отменить действующее постановление Совета Министров о соотношении между ростом заработной платы и производительности труда", "Предоставить шахтам подлинную юридическую и экономическую самостоятельность", "Отчислять 20% заработанной сверх плана прибыли для распоряжения СТК", "Передать углесбытовые организации предприятиям", "Ликвидировать объединение "Воркутауголь" (ф.2216,оп.57,д.18, л.6).
Таким образом, локальный производственный конфликт из-за рутинного сбоя в системе заработной платы, с одной стороны, был объективно тесно завязан на макроэкономические процессы, а с другой – недовольные рабочие, борясь за устранение мелкой локальной несправедливости, вышли на исходный вопрос всех русских революций: «Кто виноват?» На этапе увертюры шахтерского движения таковым оказался аппарат шахты и объединения.
Руководство шахты, города было, конечно, напугано: забастовки тогда были известны лишь понаслышке. Для локализации конфликта в бастующей лаве были отключены телефоны, прервана связь с шахтерским поселком. Однако, несмотря на принятые меры, число участников конфликта расширялось. Под землю по очереди спустились все остальные четыре смены участка. В результате к утру третьего марта в шахте находилось уже 107 чел. На втором этаже быткомбината 3 марта собрались жены бастующих с детьми (Труд. 1989. 10.03).
3 марта в шахту к бастующим спустились генеральный директор объединения “Воркутауголь» и первый секретарь Воркутинского горкома КПСС В.Г.Курских. Они пытались уговорить рабочих прекратить забастовку, обещая решить поставленные проблемы, но им уже не верили и требовали более высокого начальства.
В Воркуту 4 марта вылетел Министр угольной промышленности СССР М.И.Щадов со своими заместителями, председатель ЦК профсоюза рабочих угольной промышленности М.А.Сребный, секретарь ЦК профсоюза А.Ф.Чеботарев, команда из Коми обкома КПССС во главе с первым секретарем обкома В.И.Мельниковым. Событие рассматривалось уже как экстраординарное. Так, заместитель министра угольной промышленности СССР А.К.Беликов в интервью корреспонденту газеты “Труд” сказал: О забастовке “узнал сразу же, второго марта. Я был тогда в Новокузнецке. Прибыл в Москву и вместе с министром четвертого марта мы вылетели в Воркуту. Приземлились ночью и сразу же вместе с руководителями обкома партии - на шахту. Спустились под землю, говорили с шахтерами, предлагали им подняться и спокойно все обсудить наверху. Но люди уже были взвинчены и не хотели, не получив конкретные ответы, покидать шахту. Ну что делать, в пять утра приехали в гостиницу, час поспали - и снова в шахту”. (Труд. 1989. 10.03).
Не видя перспектив победы, 107 бастующих шахтеров 4 марта в 11 часов 55 мин. объявили голодовку. Появились признаки поддержки и на других участках - там отказались работать еще 58 человек. (Труд. 1989. 10.03).
Пятого марта в 10 часов утра в актовом зале административно-бытового корпуса шахты “Северная” планировалась встреча работников с министром М.Щадовым. Однако бастующие отказались подняться и лишь направили к министру своих представителей. Тогда встречу решили перенести на более позднее время. Но в вестибюле уже собралось много людей: шахтеры других участков, жены бастующих, их дети, корреспонденты и т.п. Были здесь и активисты воркутинской “Солидарности”. Поскольку встреча была перенесена, то руководство шахты решило провести митинг с участием представителей министерства, обкома и горкома КПСС, видимо, надеясь склонить общественное мнение в сторону осуждения бастующих.