В той богословской традиции, которая сложилась на данный момент в среде евангельских христиан постсоветских стран, признается преимущество авторитета Священного Писания над авторитетом Церкви и ее устного или письменного Предания (Гал. 1:8). Хотя для Бога важен также и носитель истины, но не настолько, как она сама, поскольку практические действия верующих могут противоречить их убеждениям. В своей деятельности Церковь может ошибаться (Втор. 32:51; Деян. 23:6; Гал. 2:11; ср. Мф. 23:3), но в учении ей этого права не дано (1 Тим. 3:15). По крайней мере, учить она должна верно. Если нарушены какие-либо обряды или организационные требования, это еще полбеды, но когда извращается сущность проповеди, тогда Церковь отходит от своего предназначения и ей необходимо покаяние и Реформация. Средневековая Церковь в лице римокатоличества была призвана Реформацией к покаянию не потому, что совершенно утратила чистоту вероучения, но потому, что смешала ее с человеческими заблуждениями. По этой причине протестанты унаследовали истинное Первоапостолькое учение, хотя и не через всю Церковь, а лишь через ее, выражаясь библейским языком, «верный остаток».
Таким образом восточные протестанты считают, что Богодухновенность Писания выше, чем Богодухновенность Предания, причем под последним они понимают лишь Раннее Предание. Почему же они не признают их равенства? Писание создавалось не общими усилиями церкви, а отдельными избранными Богом к этому служению людьми: пророками, апостолами, евангелистами. Церковное Предание не создавало Писание, а только определило его состав (канон) и хранит его понимание (доктрины). У Церкви были и есть свои служители или по выражения автора Книги Откровение «ангелы», однако их следует отличать от Двенадцати учеников Иисуса Христа и их ближайшего окружения (Деян. 21:22). Пророки и Апостолы обладали теми дарами, которыми не могли пользоваться остальные члены Церкви Христа. По этой причине Церковное Предание не может выходить за рамки, допускаемые Священным Писанием, но может подтверждать его, если не вступает с ним в противоречие. Следовательно, духовный авторитет Церковного Предания ниже, чем авторитет Писания.
Богодухновенность Церковного Предания имеет три условия: если оно не вступает в противоречие с Писанием, если оно относится только к раннему периоду в истории Церкви и если оно выражает исключительно христианские доктрины. В начальный период истории Церкви существовал особый авторитет в лице Раннего Предания, утвердивший канон Священного Писания. Правоверность этого Предания была засвидетельствована общим церковным мнением по доктринальным вопросам. В это время Церковь еще сохраняла доктринальное единство. Со временем это единство было утрачено, а также связанная с ним полная степень Богодухновенности Раннего Предания. По этой причине Церковь уже не могла формировать содержание последующего своего Предания, но ее власть была ограничена исключительно выполнением задачи сохранения первоначального Предания.
Иными словами, восточные христиане выдвинули тезис о существовании различий в степени Богодухновенности между авторитетом апостолов, написавших Новый Завет, авторитетом Раннего Предания, создавшего канон Писания и церковные толкования и авторитет последующей жизни Церкви, призванной хранить и то, и другое. Церковь в настоящее время не имеет права определять содержание или состав Писания, а также способ его толкования. Апостольская преемственность призвана хранить, а не изменять это первоначальное наследие. Конечно, дополнять можно лишь то, что не вступает в прямое противоречие с ранней церковной традицией, определенной по-евангельским принципам. Вопрос заключается в том, как понимать эту преемственность: организационно, богослужебно или доктринально. По этому вопросу евангельские христиане придерживаются последней возможности. Они убеждены, что именно чистота вероучения является основным признаком истинной Церкви и ее живой традиции (1 Тим. 3:15). Хотя она и столп, но столп, утвержденный на пророческом и апостольском основании (Еф. 2:20-22).
Таким образом, «основание» Церкви заложено раз и навсегда, а «строительство» еще продолжается. Эти две фазы в истории Церкви нужно хорошо различать. Никто из современных верующих не вправе претендовать на апостольские дары или дары, данные христианам первых веков, что, однако, ошибочно признают не только католики, но и православные христиане. И именно в этом вопросе, обе эти церкви нуждаются в Реформации. Нельзя сказать, что Богодуховенность Церкви, о которой Христос сказал, что ее «не одолеют врата ада» (Мф. 16:18), в какой-то момент истории была полностью утрачена и через определенное время оказалась снова восстановленной в лице Реформации. Утверждать это было бы неправильно. Более верным является убеждение в том, что апостольская преемственность сосредоточилась в жизни лишь верной части исторической Церкви, которую и унаследовала Реформация. Таким образом апостольская преемственность никогда не прерывалась с истории христианства. В самые трудные свои часы она была лишь смешана с различными исторически обусловленными заблуждениями, но не исчезла совсем.
Как видим, Василий Великий в «одной и той же силе для благочестия» утверждал равенство и взаимную дополнимость Предания и Писания. В его дни уже начало утрачиваться верное понимание временной ценности Предания в Церкви, подобно ветхозаветному закону по отношению к Евангелию, лишь выносившего Писание и передавшего ему все свои права. Отсюда в официальную церковь стали проникать взгляды о доктринальном равенстве Церковного Предания и Писания. Никто не задумался над тем, что в вопросах доктрин Писание является исчерпывающим источником, так что дополнить его содержание Преданию просто нечем. Оно могло лишь истолковывать то, что содержало в себе Писание, но не создавать или дополнять его.
Разумеется, Церковное Предание не должно было прекратить свое существование со временем создания канона Писания, но было сведено к сфере организационной, богослужебной и социальной. По этой причине протестанты относятся к Церковному Преданию двояко: первоначальное они признают безусловно как относящееся к доктринальному служению Церкви до установления канона Писания, а последующее лишь условно как относящееся к недоктринальной сфере служения Церкви. То есть они разграничивают Раннее и Позднее Предания.
Олег Козырев в своей интернет-публикации под названием «Десять ошибок и заблуждений по отношению к православным» (2004) о Предании пишет следующее: «Православные ссылаются на право церкви фиксировать и развивать некоторые учения, практики. Один из аргументов – именно соборы зафиксировали канонические книги Писания. Однако в самой этой фиксации содержится аргумент против, т.к. если бы Писания неизменно развивались, их не нужно было бы фиксировать. Между тем даже сами православные не зафиксировали круг книг или изречений, входящих в Предания, сформировав идею Предания как бы мистического, живущего внутри церкви».
Козырев фактически настаивает на том, что Предание должно быть закрытым, как и канон Священного Писания. Не об этом ли говорит Уайтфорд: «В противоположность римско-католической точке зрения на Предание, которое для них олицетворяется папством и допускает введение новых догматов, ранее неизвестных Церкви, православные не считают, что Предание растет или вообще как-то меняется»? Если в вероучительном значении православные сами признают только решения семи первых Вселенских соборов, тогда последним из них нужно и закрывать само Предание. В любом случае, православным христианам нужно различать между продолжающейся и завершенной разновидностями Предания, поскольку церковная традиция, сформированная до седьмого Вселенского собора, оказалась дополненной различными нововведениями после этого времени.
Закрытие толковательного значения Раннего Предания евангельские христиане относят к тому же самому времени, в которое был установлен канон Священного Писания – т.е. к концу четвертого века. Для обоснования этого вывода они усматривают следующие причины: 1) проникновение в Церковь ложных доктрин, подавляющих истину апостольского учения (спасение по делам, оправдание через соблюдение церковных таинств); 2) соединение Церкви с государством (использование политической силы для достижения духовных целей); 3) потеря доктринального единства из-за неоправданного осуждения, прежде всего, движений донатизма и несторианства (часть истинных христиан, учение которых отличалось от ортодоксального весьма незначительно, оказалась вне Единой Церкви).
Все эти три причины в IV-м веке составили одну большую проблему – переход отступления Церковного Предания от Первоапостольского учения в преобладающую фазу своего развития. Расчет на политическую силу, замена верности учению верностью обрядам и изгнание из своих рядов исповедующих «разномыслие» по мелким вопросам ограничили действие Духа Святого в Церкви Христа. Конечно, она не прекратила своего существования, как и не лишилась своего названия Лаодикийская Церковь, к которой были обращены слова оказавшегося уже вне ее Христа: «Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною» (Откр. 3:20). Это все еще была Церковь, но Церковь ставшая на путь отступления. У нее еще была истина, но эта истина была сильно перемешана с заблуждениями.
Церковь IV-го века лишилась часть Божественных полномочий из-за этого отступления. Но вместо того, чтобы сокрушаться о своих грехах она выдумала учение о том, что вопрос получения благодати Божьей не зависит от личной святости или нравственного облика священнослужителя, но от самих таинств и его положения. Это заблуждение утвердилось и стало нормой со времени снова-таки того же Августина. Потеря былой силы Церковью тех дней обнаруживается и путем сравнения трудов отцов Церкви первых четырех веков с последующими. Кто из отцов Церкви последующего времени мог бы сказать подобно Афанасию Александрийскому в его 39-м послании следующее: «Но поскольку упомянул я о еретиках, как о мертвых, о нас же самих, как имеющих ко спасению Божественные Писания, и боюсь, чтобы, как писал к Коринфянам Павел, некоторые… не начали внимать иным книгам, так называемым апокрифическим, то… употреблю, для оправдания моего дерзновения, образ словес евангелиста Луки и реку и я: …изволилось и мне… изложить, какие книги, принятые в канон, согласно Преданию, почитаются как Божественные, Богодухновенные…»?