Конечно, монергизм Августина сильно повлиял и на протестантизм, в частности на кальвинизм (Реформатская и Пресвитерианские Церкви), хотя и разделившегося на супралапсарианское и инфралапсарианское направления. Кальвин выразил его так: «Ожесточение в той же степени находится в руках и воле Бога, как и милосердие» («Институты», кн. 3, гл. 23, пар. 1). Тем не менее среди реформаторов было много носителей неискаженного учения о спасении еще до появления теологии Арминия, которая начала ясно связывать предведение Божье с условностью спасения, а не с двойным предопределением или избранием. Так, августинизм критиковали с евангельских позиций такие богословы, как Конрад Вимпина, Жером Больсек, Себастьян Кастеллио, Мартин Буцер, Филипп Меланхтон, Мартин Хемниц.
Как видим, традиционное мнение Церкви о том, что спасение предлагается Богом лишь тем, кто проявляет покаяние и веру, подверглось нападению сразу с двух противоположных сторон. Эти две ереси не только не исчезли в последующей истории Церкви, но и подверглись развитию, несмотря на то, что первая была осуждена на Вселенском соборе в 431 году в лице учения последователя Пелагия Юлиана Эккланского (сам Пелагий сделал уступки в сторону ортодоксального учения восточных епископов), а вторая на западном поместном в 529 году в лице доктрины о двойном предопределении Августина без названия его имени. Таким образом первоначальное христианское единство по основополагающей доктрине спасения было потеряно. Истина стала проповедоваться не во всей Церкви, а лишь в верной евангельской истине ее части, из-за чего ею была потеряна полная степень Богодухновенности, которая была предоставлена ей на условии сохранения первоначальных вероисповедных утверждений в полном церковном (вселенском) составе.
Если апостольская власть создавать Писание не была передана последующим поколениям христиан в силу собственной ее исключительности, исчезнувшей вместе со смертью апостолов, то фиксация Богодухновенной деятельности Раннего Предания оказалась в зависимости от потери единства между самими христианами по кардинальным вопросам христианского богословия. Последующие так называемые Вселенские соборы не были отражением мнения всей Церкви и потому их решения стали содержать истину лишь в частичном виде или избирательно. В число еретиков стали попадать даже правоверные иерархи, например, ошибочно осужденный на Третьем Вселенском соборе в Ефесе Константинопольский патриарх Несторий. Кстати, в настоящее время доведено, что Несторий не учил и о двух Личностях Христа, а лишь об одной, между тем его обвинили в том, чему он фактически не учил.
Таким образом до начала пятого века Богодухновенность Предания распространялась не на часть верующих, а на всю Церковь, поэтому решения ее Соборов до этого времени следует считать авторитетными в вопросах вероучения. В этот период истории Церкви не нужно было определять, какое из существовавших в то время преданий являлось истинным Преданием. Все Соборное Предание было таковым. В последующее время Церковное Предание лишилось первоначальных своих полномочий, так что Реформации нужно было возвращать Церковь не только к началу христианской эры, но и к состоянию на уровень четвертого века.
Восточные протестанты не могут согласиться с тем, чтобы Предание регламентирует буквально все стороны жизни Церкви, поскольку это путь в сторону узаконивания ошибок. Об этой опасности говорят и сами православные иерархи, призывая признавать лишь доктринальную ценность Предания. Таковы слова православного специалиста по Преданию, священника Преображенского: «Открывается неудовлетворительность Предания там, где дело только о факте, а не об учении веры. Правило веры, содержащее члены (пункты) христианского учения, было также принято по Преданию, но его верность подтверждается тем, что везде, где проповедано Евангелие оно было одно и тоже. Имея жизненную важность, оно было ревностно соблюдаемо церковью. Но предание касательно исторических подробностей, имея более обыкновенный характер, свободно обращалась и изменялась в устах отдельных людей».
Протестантский автор С.В. Санников в своем исследовании «О православии и его учении» (см. Готовимся к крещению. Катехизатороские беседы. Одесса. 2004, с. 402-404) перечисляет ряд преданий, вступающих в противоречие с Писанием:
«Священное Писание, утверждая, что всякий муж, молящийся с покрытою головой, постыжает свою голову, не делает из этого правила каких-либо исключений (1 Кор. 11:4) и не относит его только к мирянам. Но священнослужители Православной церкви совершают молитвы только в специальных уборах, как бы намеренно противореча Евангелию, и обосновывают это Священным Преданием. Другим классическим примером антиевангельского Предания является 48-е правило Трулльского (6-го Вселенского) собора, которое требует от кандидата в епископы развода со своей женой, хотя Христос категорически запретил разводы, кроме вины прелюбодеяния (Мф. 19:6). Правда, этим правилом в настоящее время практически никто не пользуется, но именно этот факт как раз и подчеркивает зыбкость и неопределенность догматического основания Православной церкви. Эта неопределеннось позволяет служителям церкви в нужный исторический момент «забыть» неудобные или невыгодные Предания, называя их литургическими, а не догматическими. Например, согласно 10-му правилу VI-го Вселенского собора, христианин три раза пропустивший богослужение в храме, подлежит отлучению. Согласно 2-му правилу этого же Собора, отлучению подлежит человек, пользующийся услугами евреев. Эти и многие другие бессмысленные правила никто не отменял, но никто и не пользуется ими в настоящее время. Следовательно, на практике не все Священное Предание признается Православной церковью».
Полное отрицание доктринальной части, особенно Раннего, Предания восточные христиане считают весьма опрометчивой позицией, поскольку именно оно стояло у истоков отбора книг Нового Завета в канон, а также помогло Церкви защититься от ряда ересей (напр. гностицизма) в первые столетия своей истории, когда этого канона не существовало в ясно обозначенном виде. Такое положение принуждает протестантов признать Богодухновенность доктринальных утверждений, по крайней мере, первых двух Вселенских соборов, что негласно и принято в западном протестантизме. Однако в отличие от недавно вышедшей западнопротестантской систематической теологии Т. Одена, восточные протестанты богословской нормой признают "всеобщий консенсус" не первого тысячелетия, а первых максимум четырех веков.
Таким образом, евангельское отношение к Преданию состоит в признании определенной его ценности для выяснения вопросов, не освященных в Писании достаточно ясно. Например, в Св. Писании есть места в пользу как кальвинистского, так и арминианского богословия, однако поскольку в раннем Предании до Августина принцип неотразимости благодати никто не исповедовал, это свидетельство является ценным для арминианского богословия евангельских христиан. Примечательно, что восточные церкви не признали осуждение католиками полупелагианского учения Иоанна Кассиана на Оранжском соборе в 529 году, поскольку последнее выражало раннепатристическое мнение. Хотя последнее и имело некоторые недостатки, оно было ближе к современной арминианской протестантской мысли, которая имеет богословские параллели по вопросу синергизма, например, с учением Макария Египетского (ум. 390) на Востоке и убеждениями Бернарда Клервосского на Западе позднее. При всей ценности такого Предания, оно является явно вторичным источником богословия, и евангельские христиане прибегают к нему лишь в исключительных случаях.
Теперь нам нужно сказать еще несколько слов о мнимом единстве Позднего Предания. Церковное Предание, начиная с константиновского времени, никогда не было единым, поэтому и не может поддерживать православный постулат о единстве Церкви. Модернистский православный богослов Юрий Еловиков в своей интернет-публикации «Есть ли у Бога мать?» приводит интересное высказывание митрополита Антония Сурожского, опубликованное в газете «Русская мысль» № 4327 за 2000 год: «Отец Георгий Флоровский мне как-то сказал: знаете, нет ни одного Отца, у которого нельзя найти ереси, за исключением Григория Богослова, который был такой осторожный, что ничего лишнего не сказал… Так что у всех найдут что-нибудь. Но тогда возьми то, что сказано и что тебе кажется неверным, продумай и скажи своё; причем не обязательно раскритикуй, а скажи: вот, на основании того, что я слышал, какие мысли мне приходят, и посмотрим, как они дополняют или исправляют другое… Я думаю, что очень важно, чтобы сейчас мы мыслили и делились мыслями – даже с риском, что мы завремся, – кто-нибудь нас поправит, вот и всё. Помню, как я был смущен, когда Николай Зернов пятьдесят лет назад мне сказал: «Вся трагедия Церкви началась со Вселенских соборов, когда стали оформлять вещи, которые надо было оставлять ещё гибкими». Я думаю, что он был прав, – теперь думаю, тогда я был в ужасе. Это не значит, что Вселенские соборы были не правы, но они говорили то, до чего они дожились. И с тех пор богословы тоже до чего-то дожились». Интересно, что мнения о еретичности большинства отцов Церкви задолго до Флоровского придерживался на католическом Западе Фома Аквинский.
Далее Еловиков говорит и об ограниченности знаний отцов Церкви: «Я не хочу ничего плохого сказать о святых отцах – они, конечно, были самыми достойными представителями человечества своего времени. Надо всегда помнить, что Библия вечно молода, потому что «Иисус Христос вчера и сегодня и во веки тот же» (Евр. 13:8), а святые отцы устаревают. Библия учит нас жить в духе своего времени: «Всему своё время, и время всякой вещи под небом» (Еккл. 3:1). Более того, Иисус Христос учит «понимать» время (Мф. 16:3; Лк. 12:56)» (курсив автора). Примечательно, что о себе Еловиков пишет следующее: «Сам я православный и в своих текстах строго следую Слову Божию, но расхожусь во взглядах с РПЦ». Может потому он и расходится во взглядах с РПЦ, что следует Слову Божьему.