Береговой так поясняет центристскую позицию в своей работе «Истинный смысл Жертвы Христовой», хотя и не делает все надлежащие из нее выводы: «В искупительном подвиге Христа Спасителя открылись и Божественное правосудие, с одной стороны, и любовь и милость Божия к человеку — с другой. Любовь и милость открываются в том, что Христос, говоря словами ап. Павла (Рим. 5:8), "умер за нас, когда мы были еще грешниками". А правда в том, что Бог примирился с человеком и простил его, но лишь после того, как очистил его Кровью Иисуса Христа, открыв ему путь праведности. Иначе говоря, Бог, будучи Существом благим и непричастным к какому-либо греху, не мог примириться с человеком, не мог простить его прежде, чем изменится сам человек... Во Христе для каждого человека открывается путь примирения с Богом и оправдания через личное усвоение плодов искупительного подвига Спасителя».
Очень похоже на убеждение восточных протестантов, но не совсем. По их мнению, Христос не просто купил на Голгофе возможность человеку начать новую жизнь («открыл путь праведности»), Он еще и рассчитался за его старые долги и обещал рассчитаться по неумышленным, неопытным или неосторожным в будущем. И православные и евангельские христиане понимают свое оправдание как «усвоение плодов искупительного подвига Спасителя», однако для первых эти плоды – подаваемая Богом сила для нравственного преображения грешника, а для вторых – еще и прощение грехов как предварительное условие обретения такой силы. Если благодать у православных может действовать и бессознательно, то у протестантов восточного вероисповедания – только сознательно и полной зависимости от отношения самого человека к Богу и ко греху. Мало того, восточные протестанты утверждают, что получение оправдания связано именно с началом освящения, которое они относят к крещению во взрослом состоянии, а не с его концом.
Понимание подлинного баланса Божьих качеств поддерживается при помощи утверждения, что определенные изменения должны происходить как в Боге, так и в человеке еще до момента их встречи. Так Бог повернулся лицом к грешнику благодаря Жертве Христа, но применяется она к последнему только при условии его самоосуждения и взывания о помощи в молитве покаяния и веры. С человеческой же точки зрения очень важно, примет ли Бог его покаяние без того, чтобы изменить Свое отношение к людям. Иными словами, Бог ожидает от грешника покаяния, а грешник от Бога милости, превосходящей справедливость. Только при этих двух условиях (одного с Божьей стороны, а другого с человеческой) может наступить возрождение, под которым следует понимать вхождение в испорченную природу кающегося грешника Духа Святого и начало освящающей работы в нем. Бесспорно, что Дух Святой действует в грешнике и до его обращения к Богу, однако это был лишь слабый уровень воздействия, поскольку Богу не было предоставлено место полноправного Хозяина в жизни грешника.
Примечательно, как совмещает между собой юридический и органический (реальный) аспекты искупления Макарий Египетский: «Господь в пришествие Свое соблаговолил пострадать за всех, искупить всех Своею кровию и небесную закваску благости вложить в верные души, униженные грехом, а таким образом, при постепенном их преспеянии и возрастании, совершить уже в них всякую правду заповедей и все добродетели, пока не заквасятся они в добре, пришедши во едино, и не будут, по изречению Павлову, «един дух с Господем» (1 Кор. 6:17); когда пороку и лукавству невозможно уже будет прийти даже на мысль в душе, всецело заквашенной Божественным Духом, как сказано: «любы не мыслит зла, и так далее» (1 Кор. 13:6). Без небесной же закваски, то есть силы Божественного Духа, душе невозможно приобщиться Господней благости и достигнуть жизни» (Небесная закваска, Беседа 24, 3). Макарий здесь говорит о многом: об универсальном значении искупления, об индивидуальном применении его спасительных плодов для «верных душ» (разумеется, подготовленных не делами, а верой), об этом применении как начале процесса освящения в виде «вложения небесной закваски» в души людей, о дальнейшем «постепенном их преспеянии и возростании».
Перед нами налицо два аспекта искупления: момент вхождения в сердце уверовавшего человека прощающей грехи и наделяющей его новой природой благодати Божьей и процесс дальнейшего преображения уже примиренного с Богом христианина в образ Христа. От первого зависит второе, но не наоборот: вначале вложение «закваски», затем ее брожение. «Если человек, находящийся под влиянием страстей, не приступит к Богу, отрекшись от мира, с упованием и терпением не уверует, что приимет некое необычайное для собственного его естества благо, то есть силу Духа Святого, и не уканет от Господа свыше в душу жизнь божественная; то не ощутит он истинной жизни, не отрезвится от вещественного упоения, озарение Духа не возблистает в омраченной душе, не воссияет в ней святый день, и не пробудится она от самого глубокого сна неведения, чтобы истинно познать ей Бога, Божиею силою и действием благодати» (Небесная закваска, Беседа 24, 5). Условность получения и пребывания в состоянии сознательного послушания благодати видится монахом Макарием таким образом: «Ибо, если человек не сподобится по вере приять благодать, то неблагопотребен и неспособен он для Царствия Божия. И наоборот, кто, прияв благодать Духа, ни в чем не совращается, не оскорбляет благодати нерадением и худыми делами, и таким образом, подвизаясь долгое время, не преогорчит Духа; тот возможет улучить вечную жизнь» (Небесная закваска, Беседа 24, 6).
Разумеется, момент возрождения человека является юридическим актом примения с Богом, а процесс преображения – органическим его следствием. Первое применяет к человеку прощающую, а второе – преображающую благодать. Обе являются равноправными плодами искупительного подвига Иисуса Христа. Признав детокрещение, православие отодвинуло момент возрождения человека в сторону его детства и оторвало его от личного восприятия даров благодати. Первоначально же момент возрождения был непосредственно связан с личной верой кающегося человека, как это и засвидетельствовано в Новом Завете. Первые христиане верили в то, что спасенным человек становится не путем достижения какого-то уровня своих заслуг перед Богом или Церковью, а исключительно верою приняв Божье прощение, даруемое ему незаслуженно (даром).
Восточные христиане склонны считать, что Смерть Христа имела и юридический, и моральный (реальный) аспекты. Эти аспекты взаимосвязаны между собой как прощение с обретением способности жить новой жизнью. Без первого было бы невозможным достигнуть второго. При таком подходе Справедливость и Любовь Бога приводятся в состояние баланса.
Чтобы простить человека Богу вовсе не требовалось брать Его вину на Себя, однако Он сделал это для того, чтобы донести до него Свою любовь. Фактически, Голгофскую Жертву требовала и Справедливость, и Любовь. Справедливость – чтобы оправдать Божье правосудие перед диаволом (отцы Церкви ошибочно считали Голгофу расплатой с дьяволом), им злоупотреблявшим. Любовь – чтобы таким образом привлечь к Себе грешника, которому сатана внушил то, что Бог состоит лишь из одной Справедливости, и пощады от него не ждать. Если бы Жертва Христа не была принесена, пострадала бы Любовь, если бы произошло безусловное прощение, пострадала бы Справедливость. Жертва искупления Христа удовлетворила требования обоих моральных качеств Бога, хотя в конечном итоге Любовь в Боге превзошла Справедливость. К Богу нельзя относиться фамильярно, но и нельзя бояться как абсолютного диктатора. И это самая драгоценная истина в доктрине искупления.
Таким образом в Божьем естестве эти два качества выполняют взаимообусловленные, но различные по своему выражению роли. Правовым образом описывается наше объективное положение перед Богом, а моральным – субъективное и личное применение к себе всех последствий искупления. По этой причине Бог в Смерти Христа не только показал нам пример наивысшего послушания воле Бога (и здесь по-своему прав П. Абеляр), но и даровал нам силы для осуществления этого идеала – «быть причастниками Божеского естества» (2 Пет. 1:4; см. Рим. 8:29). В Адаме человек лишился возможности «обожения» («теозиса»), во Христе он получил ее обратно, теперь оно только и стало возможным.
Таким образом, признав ценность Предания в области богословских принципов (доктрин), восточные протестанты уклоняются от обвинения в том, что их учение не имеет исторической преемственности и возникло лишь четыреста лет назад. Католицизм, православие и протестантизм – это понятия, неизвестные первым христианам. В каждое из них мы вкладываем определенное догматическое содержание, которое по существу не связано со временем наиболее организованной стадии своего развития. Например, проблематичность представления о предопределении к злу интересовала Моисея, Иова, Павла, а не только Иоанна Кассиана в Средние века или Меланхтона в период Возрождения. Равным образом возражения против детокрещения в римско-католической церкви выдвигались задолго до появления анабаптистов. О некоторых из них мы можем даже и не догадываться.
Важно понимать, что не сразу христианские доктрины приобрели самый зрелый и систематический вид. В истории церкви существовало некоторое развитие не столько содержания самих доктрин, сколько их понимания богословами. Например, доктрина об искуплении в ее систематическом виде возникла сравнительно поздно, однако нельзя считать, что она не содержалась в самом Писании. Писание в тезисной форме содержит то, что может быть выражено более распространенно. Например, в книге «О смерти крестной» православного теолога Г. Флоровского по вопросу применения спасения содержится признание важности как Божьей стороны, так и человеческой: