Первоначальное христианское требование крестить только взрослых людей было отвергнуто вскоре после получения Церковью официального статуса при Константине Великом, когда через крещение человек не просто становился членом Христовой Церкви, но и гражданином «христианской» державы. Однако сопротивление детокрещению никогда не покидало Церковь. Еще до того, как оно вылилось в организованную Радикальную Реформацию в 1925 году в Цюрихе, этих же идей придерживались многие предшественники реформаторов.
«Одной из таких групп были донатисты (III в. по Р.Х.) в Северной Африке, большинство которых остались верными принципу крещения взрослых верующих. Между VIII и XIII веками в Северной Италии возникла группа, известная как патарины, осуждавшая практику крещения младенцев как ошибочную. Влияние патаринов было особенно велико в Милане. Беранжар Турский, скончавшийся в 1088 г., критически относился к преобладавшим тогда магическим концепциям таинств. За это он был осуждён как еретик в Льеже... Некоторые петробрусиане в XII веке также отвергали крещение младенцев, говоря о необходимости крещения только взрослых верующих. Вальденсы изложили свою веру в крещение верующих в двенадцатой статье своего исповедания... В XIV веке Джон Уиклиф и его последователи – лолларды – отвергали крещение младенцев. В конце XV - в начале XVI веков богемские братья, последователи Яна Гуса, подвергались преследованиям за отрицание необходимости крещения младенцев. Таким образом, можно сделать вывод о том, что существовала определённая преемственность среди небольших групп, которые, вероятно, придерживались новозаветной концепции возрождения и крещения верующих. Эта преемственность существовала вплоть до начала протестантской Реформации» (История баптизма. Вып. 1. Одесса. 1996. – с. 21).
Разумеется, движение за сознательное крещение не везде было чистым. Часто оно было засорено различными человеческими заблуждениями, тем не менее даже таким способом оно заявляло о себе в смутные времена общецерковного отступления от евангельских истин. Никак нельзя оправдать выражение протеста против церковных злоупотреблений в виде вооруженной борьбы несмотря на то, что часто это была лишь ответная мера. Например, движение патаринов призвало взяться за оружие в борьбе с папской империей лишь после того, как Католическая церковь осудила родственное ему учение альбигойцев. После того, как на совете в Аиби, созванном епископом Герандом в 1176 году, были осуждены альбигойцы, последовало открытое восстание и во всей этой области начались беспорядки.
В 1522 году с противниками детокрещения столкнулся и Лютер в лице Никлоса Шторха, Томаса Дрекселя и Марка Штюбмера, хотя последние и смешали это учение с рядом неевангельских учений. Примечательно, что один из первых лидеров Реформации Ульрих Цвингли до того, как принял идею государственной церкви, также был анабаптистом, т.е. признавал крещение исключительно по вере. Когда же он отошел от этих позиций, против него выступили Конрад Гребель и его сторонники в Цюрихе. Вследствие возрождения учения о сознательном церковном членстве анабаптисты учили о том, что каждый член Церкви является лицом, способным нести личную ответственность за свои убеждения и поступки, включая и дисциплинарную. В лице последователей Менно Сименса идея сознательного членства в Церкви, осужденная в лице донатизма, была подхвачена баптистами, пятидесятниками, адвентистами и другими протестантскими церквами. Рост влияния этого движения в мире только доказывает правоту евангельского тезиса о крещении «по вере», а значит и невозможности оправдания через крещение.
Чем же православие оправдывает практику детокрещения? Упоминанием в Писании выражений типа «уверовал сам и весь дом его» (Ин. 4:53; Деян. 10:6; 11:14; 16:15, 31; 1 Кор. 1:16; 2 Тим. 4:19). Если это было бы так, тогда почему о детокрещении сказано столь мало и неясно. Почему Христос вместо того, чтобы крестить приводимых к Нему детей, их только благословил? В древности в понятие «дом» входили и взрослые дети, даже имеющие собственные семьи. По этой причине Иисус говорил: «Всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит» (Мф. 12:25; ср. Мк. 3:25; 10:29; Лк. 8:39; 10:5; 16:27). Наконец, при внимательном изучении контекста мест Писания, на которые ссылаются апологеты детокрещения, можно обнаружить далеко недетский возраст тех, кто входит в понятие «дом его». Так, дом Корнилия был в состоянии «собраться» из других домов (Деян. 10:27), «слушать слово» (Деян. 10:33, 44) и «предстоять перед Богом (Деян. 10:33). Каким же был этот дом по возрастному цензу, говорят слова: «Корнилий же ожидал их, созвав родственников своих и близких друзей» (Деян. 10:24). Кстати, обычно на специально устроенных встречах не присутствовали дети. Дом стража также был в состоянии «возрадоваться» от полученного спасения (Деян. 16:34). Павел и Сила «проповедовали Слово Господне ... всем бывшим в доме его» (Деян. 16:32). Дому Онисифорову можно было передать письменное приветствие. Высокое положение царедворца, Лидии и начальника тюрьмы в Филиппах свидетельствует об их довольно зрелых годах, так что их даже младшие дети были, скорее всего, в сознательном возрасте, которым считался по еврейскому обычаю двенадцатилетний. Судя потому, что слова «дом» и «домашние» могут включать в себя в контексте крещения исключительно взрослых родственников, ссылка на них не содержит в себе достаточной убедительности. Когда же этот довод предоставляется в качестве единственного, да еще и противоречит евангельскому представлению о крещении как о сознательном действии крестящегося, его трудно признать в качестве серьезного аргумента.
Правда, Рубский приводит и богословское обоснование практики детокрещения: «Нелогично предполагать, что до Христа младенец мог быть членом Завета Божия, а после пришествия Христа это вдруг оказалось невозможным». Похоже, уважаемому священнику совершенно неизвестны библейские основания замены ветхозаветной корпоративной концепции спасения на новозаветную индивидуальную. Впрочем, даже в Ветхом Завете обряд обрезания никогда не был гарантом спасения. Наверное, Рубский запамятовал следующие слова апостола Павла: «Ибо не тот Иудей, кто таков по наружности, и не то обрезание, которое наружно, на плоти; но тот Иудей, кто внутренно таков, и то обрезание, которое в сердце, по духу, а не по букве: ему и похвала не от людей, но от Бога» (Рим. 2:28-29). «Блажен человек, которому Господь не вменит греха. Блаженство сие относится к обрезанию, или к необрезанию? Мы говорим, что Аврааму вера вменилась в праведность. Когда вменилась? по обрезании или до обрезания? Не по обрезании, а до обрезания» (Рим. 4:8-10). «Ибо не все те Израильтяне, которые от Израиля; и не все дети Авраама, которые от семени его, но сказано: в Исааке наречется тебе семя. То есть не плотские дети суть дети Божии, но дети обетования признаются за семя» (Рим. 9:6-8).
Еще одним оправданием, согласно Рубскому, детокрещения в православии служит аргумент природной болезни (по Августину греховности), которую якобы нужно очистить крещением в детском возрасте. Если эта испорченность (или как ее называет Рубский «прародительская зараза») все равно не вменяется человеку, то зачем ее и очищать. В ответ на это возражение Рубский заявляет, что это нарушает принцип условности спасения. Однако даже в православной догматике принята доктрина о предузнании Богом веры или неверии людей, которая непосредственным образом относится к данному вопросу. Повторим еще раз аргумент о бесполезности крещального омытия «природной болезни»: крещение не дарует христианину бессмертия. Если же значение самого термина «болезнь» Рубский начнет переиначивать, можно напомнить ему его же слова: ««Что с человеком ни делай, а он упорно ползёт на кладбище», – говорил М. Жванецкий. Независимо от того вменяется это ему в вину, не вменяется или "вменяется не окончательно". Младенцы больны этой же болезнью». Если евангельские христиане не связывают со спасением вопрос природного совершенства человека, то православным это утверждение создает явные проблемы.
Если проблема природной испорченности может быть разрешима при помощи детокрещения, тогда как понимать слова Иоанна Златоуста: «Если же души праведных в руке Божией, то и души детей, так как они не сделались ещё злыми» (Толкование на Евангелиста Матфея. Беседа 28, пар. 3)? Об этих словах известного отца Церкви православные вспоминают лишь тогда, когда обсуждают вопрос невозможности принятия или преподания крещения каким-либо лицам по объективным причинам. В остальных же случаях можно услышать даже чрезмерное полагание на обряд, что, например, видно в словах Кирилла Иерусалимского: «Тот кто хотя бы добр был по делам, но не получил запечатления водою и Духом, не войдет в Царство Небесное» (Огласительное поучение, 3.2). Отсюда недалеко и до взгляда Августина на полномочия крещения: «Некрещенные младенцы идут в ад!»
Рубский также говорит и о том, что протестантский взгляд на крещение оставляет вне спасения ветхозаветных праведников, не имевших новозаветного учения о сознательной вере: «В Церкви ли некрещёные: Авраам, Исаак и прочие? Безусловно (см. Мф. 8:11). Вошли ли в Церковь "язычники, не имевшие закона, но по природе законное делавшие"? (Рим. 2:14) Ответ тот же. Значит, есть и иной путь в Церковь – дохристианский. Им и ныне спасение возможно и для тех, для которых благовестие Нового Завета по объективным причинам не может быть расслышано, но при этом культивирование низшего в себе не стало естественным. К этой категории, без сомнения, относятся и дети...» Согласно словам апостола Павла, приведенным выше, спасение и в Ветхом Завете находилось в зависимости от веры человека, хотя и дела тогда играли в нем определенную роль. Следовательно, вера требовалось и для них, по этой причине евреи совершали обряд «инициации» детей или приобщения их к обществу народа Божьего, но даже этого нет в современном православии. По этой причине приравнивать младенцев к ветхозаветным праведникам не совсем корректно.