Вступая на путь такого заключения, мы интерпретируем и синтезируем имеющиеся косвенные данные а, b, с ... n и т.д. Интерпретируя же и синтезируя их, мы неизбежно опираемся на уже ранее установленные в данной области знания типологические обобщения, причинные связи, закономерности, общие понятия и т.д.2 Только опираясь на них, мы умозаключаем о том, были события у, z и т.д. или нет и если были, то в каком виде. Таким приемом в самых широких границах пользуются история культуры3, палеонтология, историческая зоология и ботаника, геология и др. науки. И такой прием, строго говоря, мы не можем назвать описанием. Его можно назвать воспроизведением или конструированием событий прошлого. Основное и принципиальное отличие этого приема от описания в узком смысле состоит в том, что здесь мы допускаем переход от данных событий к событиям искомым. Все построения, которые мы получаем таким приемом, имеют поэтому всегда характер лишь вероятных и потому гипотетичны.
Однако нетрудно видеть, что именно то, что отличает воспроизведение или конструирование от простого описания, сближает его с прогнозом, так как и в случае прогноза мы совершаем переход от событий данных к событиям неизвестным.
515
Но между ними существует и различие. Основное отличие конструирования от прогноза сводится к тому, что в первом случае речь идет о событиях, которые уже имели (или не имели) место в прошлом, а во втором - о событиях, которые еще только наступят (или не наступят) в будущем. Различие это, несомненно, существенно. Не говоря уже о том, что события будущего имеют совершенно иное влияние на мотивы нашего поведения, проблема прогноза как проблема предвосхищения будущего представляется неизмеримо более сложной и трудной, чем проблема конструирования. В случае конструирования между исследователем и событием прошлого всегда существует как бы непрерывная нить промежуточных пережитых событий. Поэтому исследователь прошлого может пользоваться как косвенными данными эпохи, к которой относится изучаемое событие, так и данными промежуточного времени, если это ему нужно, для уяснения событий интересующего его периода. В случае прогноза между исследователем и предсказываемым событием все еще существует разрыв, который еще ничем не заполнен и который исследователю нужно преодолеть, умозаключая от данных ему событий к событиям будущего. Но как бы ни было велико это различие воспроизведения и прогноза, ясно, что между ними существует логическое родство. Воспроизведение есть своего рода ретроспективный прогноз.
Таким образом, в составе нашего знания обширное место занимают элементы, которые логически весьма близки к прогнозу. Это имеет огромное значение, так как по крайней мере в принципиальном отношении устраняет долю оснований для того недоверия, которое мы питаем к прогнозу, и ставит его на определенное место в системе нашего знания в каждый данный момент. И если мы видели, что проблема прогноза по сравнению с проблемой конструирования прошлого обладает своими специфическими трудностями, то одновременно мы не должны забывать другую основную ее особенность, рисующую ее в ином свете. События прошлого невозвратны. И единственный путь пополнить и уточнить наше знание о них лежит в нахождении новых источников и усовершенствовании методов их использования. Наоборот, в случае прогноза, самый ход времени и событий рано или поздно покажет, был ли этот прогноз верным или ошибочным. Отсюда в прогнозе мы имеем знание, которое всегда является как бы рабочей гипотезой, без которой мы, однако, не можем обойтись в практике.
516
Если предыдущее изложение сближает прогноз с теми областями знания, где имеет место переход от событий данных к событиям неизвестным и не данным, то та отмеченная выше при определении прогноза третья черта, которая существенна для него, а именно - обоснованность перехода от данного к предполагаемому, проводит принципиальную грань между ним и квазипредвидением будущего, которое условно можно обозначить как пророчество. Пророчество мы рассматриваем как предвидение событий, вытекающее не из изучения действительности и связей между явлениями, а из особой сверхъестественной силы проницательности человека. Поскольку пророчество предполагает эту сверхъестественную одаренность прорицателя, оно является чудом. Так как с научной точки зрения чудо невозможно, то по существу невозможно и пророчество1. Все, что здесь возможно и что на первый взгляд приближается к пророчеству, - это случайное угадывание грядущих событий. Но если даже имеет место такое угадывание событий, оно возможно лишь на основе некоторого знания действительности, хотя бы и несистематизированного. Когда мы говорим о прогнозе, основанном па данных знаниях, то здесь не имеется в виду никакого чуда. Здесь имеется в виду предсказание событий, которое основывается на систематическом изучении действительности и потому возможно в той мере, в какой это изучение позволяет умозаключить от того, что существует, к тому, что наступит2. Это приводит нас к анализу предпосылок прогноза.
3
Нетрудно видеть, что все предыдущее изложение исходит из мысли, что предвидение в каких-то пределах возможно. Но если оно и возможно, то оно опирается на определенные предпосылки.
517
К чему же сводятся эти предпосылки? Поскольку прогноз состоит в обоснованном умозаключении от данных событий к событиям неизвестным и еще не наступившим, он возможен лишь в том случае, если между событиями действительности существует необходимая причинная связь1.
Если бы между событиями не существовало необходимой связи, прогноз был бы невозможен, так как в этом случае мы не имели бы никаких оснований от данных нам событий а, b, с ... n заключать о возможном возникновении событий х, у, z. Но вместе с тем стало бы невозможным и вообще знание о мире, в том числе и о мире социально-экономических явлений. Хотя, как будет видно ниже, наше фактическое знание и не сводится исключительно к установлению причинных связей между событиями, тем не менее оно или опирается на предпосылку этой связи, или стремится к ее установлению.
В то же время знание и развитие науки на основе признания причинной связи суть неоспоримый факт. И этот факт является лучшим аргументом в пользу того, что необходимая причинная связь между событиями существует и что, во всяком случае, мы имеем основание исходить из посылки существования этой связи2. Строгую причинную зависимость явлений исследователь выражает формулой: при прочих равных условиях всюду, где есть А, есть и В; причем А может слагаться из а, b, с и т. д., а В - из х, у, z и т.д.; за А может следовать только В, и В может последовать только за A3. Этой формулировкой в конечном счете исключается как множественность причин, так и множественность следствий4. Причинная связь имеет всеобщий характер: нет явления, которое не имело бы своей причины или своих причин. Тем самым отрицается существование случайных явлений, если под ними понимать, как это иногда делается, явления, возникающие в силу действия абсолюта - свободной воли, или воли, действующей без необходимости.
518
По вопросу о свободе воли философы спорили и продолжают спорить. Но одно совершенно бесспорно: там, где мы допускаем действие свободной воли, не остается места для научного исследования и научного прогноза1.
Итак, возможность прогноза опирается на предпосылку существования всеобщей причинной связи событий. Но достаточно ли этой предпосылки? Чтобы ответить на поставленный вопрос, необходимо несколько пристальнее всмотреться в характер причинной обусловленности событий.
Приведенная выше формула причинной связи, утверждая, что при прочих равных условиях за А все еще будет следовать В, совершенно не утверждает, что эти прочие условия остаются неизменными и что, следовательно, за A действительно все еще появляется именно В и только В. В действительности именно равенства этих прочих условий в строгом и точном смысле слова нет.
Все явления космоса в конечном счете более или менее близко связаны между собой. В противовес мнению Курно и др.2 нужно признать, что независимых причинных рядов, независимых серий событий в действительности не существует. Не имея возможности подробного анализа этого вопроса, заметим, что, допуская причинную связь событий, нельзя достаточно последовательно обосновать идею независимых причинных рядов. Следовательно, нельзя и исходить из их существования. Отсюда допустить, что прочие условия остаются неизменными, - это значит допустить, что в два различных момента времени общая констелляция мировых событий в точности повторяет одна другую. Вероятность этого бесконечно мала и не может служить основанием для научных построений. Поэтому в действительности, если однажды при данных условиях мы имеем событие А, то во всякий другой момент мы всегда имеем уже не просто событие А, а обязательно в каждом отдельном случае или А + А1 или А - А1 где А1 обозначает совокупность изменений в окружающих условиях, связанных с А. Соответственно если в первом случае в качестве следствия А мы будем иметь В, то во всех других случаях мы будем иметь уже не просто B, а
519
обязательно или В + Х1 или В - X1 где X1 обозначает осложнения в следствиях в силу указанных осложнений в причинах.
Это не значит, что было неверно первое положение о причинной связи между А и В. Это значит лишь, что подверглись изменению условия, в которых рассматривается связь между А и В. Так как установить это изменение условий в точности, как правило, невозможно, то очень часто этот пробел в познании переносят на самую действительность и утверждают, что существует множественность причин и следствий1.