Джон Рид, который близко наблюдал революции в России и Мексике, заметил: "В период острых кризисов человек не всегда правильным образом реагирует на происходящие события. Люди самых трезвых суждений, которые в обычное время никогда не принимали тех или иных фактов, не получив предварительно доказательства, верили самым диким слухам, не имевшим под собой никакой почвы". Много исследований посвящено аномально высокой внушаемости больших масс населения Германии после поражения в Первой мировой войне. Массовое обеднение и деморализация привели к патологическим изменениям общественного сознания и к необычному легковерию, которые сделали его беззащитным против самой грубой манипуляции со стороны фашистов.
Даже на благополучном Западе с целью повысить эффективность манипуляции поведением масс прибегают к обеднению части населения. Посмотрите, как отреагировала правящая элита на студенческие волнения 1968 г. Было очевидно, что те события поставили под угрозу гегемонию буржуазной идеологии. Духовные запросы молодежи переросли возможности западной "индустрии образов". Перед элитой, грубо говоря, было два пути: или пойти навстречу возросшим запросам, сделать общество более открытым и справедливым - или снизить, "придушить" запросы, создав социальные трудности. То есть, сдвинуться "вправо" и преобразовать часть общества в программируемую толпу. И было решено "придушить" запросы.
Исследования массового сознания во Франции 70-х годов показали, что примерно треть французов в своих ценностных ориентациях сдвинулась к циничному прагматизму, нацеленному на "выживание". Исследователи назвали этот новый стиль жизни, овладевший молодыми горожанами и распространенный во всех социальных слоях, "лисий реализм". Его характеризовали как "оборонительный динамизм", основанный на страхе перед кризисом и не ставящий созидательных целей.
Аналогично, с начала 70-х годов в США удалось внедрить в сознание масс принцип: "не ожидать слишком многого от жизни и удовлетворяться тем, что есть". Чтобы снизить притязания и бунтарский дух, попросту затруднили людям жизнь (новый экономический курс получил название "рейганомика"). Один из студенческих лидеров США сказал в 1977 г.: "В 60-е годы было нетрудно быть идеалистичным и выступать за социальные перемены и все такое. Я думаю, что сегодняшние студенты до смерти напуганы своим будущим". Показательны ответы на вопрос о главной цели при поступлении в колледж в США. Если в 1970 г. 39% студентов назвали "Достижение финансового благополучия" в числе главных, то в 1984 г. так ответили 71%. В одном из опросов на заводах Форда рабочий-автомобилестроитель сформулировал свою позицию так: "Я просто приспособился к этому. Я думаю, что можно приспособиться ко всему. Все зависит от обстоятельств. Я женат и должен платить за дом по закладной. Я просто закрываю глаза и терплю. Я думаю о детях и о следующей премии, которую должен получить. Так и все остальные... Что можно поделать?". Так что и на Западе приходится "терпеть". И дело не в уровне, на котором приходится "терпеть", а в изменении сознания - высокие помыслы 60-х годов удалось из голов вытеснить.
Длительный эмоциональный стресс, разрушающий защитные механизмы сознания, достигается с помощью резкого обеднения больших масс населения (особенно когда для этого нет видимых объективных причин вроде войны или стихийных бедствий). В недавнем докладе ВЦИОМ со ссылками на многие исследования в разных частях мира сказано: "Среднее падение личного дохода на 10% влечет среди затронутого населения рост общей смертности на 1% и рост числа самоубийств на 3,7%. Ощущение падения уровня благосостояния является одним из наиболее мощных социальных стрессов, который по силе и длительности воздействия превосходит стрессы, возникающие во время стихийных бедствий".
В СССР и России с 1990 г. стали назревать экономические трудности, быстро ухудшавшие личное благосостояние людей. В 1992 г. они приобрели обвальный характер, и произошло массовое обеднение населения России. Оно было, вероятно, незапланированным подарком для манипуляторов. Как и в других подобных случаях, внушаемость людей резко повысилась, их психологическая защита дала трещину (в дополнение к той, что была открыта в годы перестройки". На основании исследований, проведенных в 22 регионах России в течение 1990, 1993 и 1994 гг., директор Центра социологических исследований Российской академии государственной службы В.Э.Бойков выдвигает важный тезис: "В настоящее время жизненные трудности, обрушившиеся на основную массу населения и придушившие людей, вызывают в российском обществе социальную депрессию, разъединяют граждан и тем самым в какой-то мере предупреждают взрыв социального недовольства". Придушившие людей! Лучше не скажешь.
Одним из результатов обеднения был разрыв множества человеческих связей (хотя параллельно шел процесс возникновения других необходимых для выживания солидарных связей). В общем, происходила частичная атомизация, хаотизация общества. Главный специалист Министерства по делам национальностей пишет в академическом журнале: "Новая экономическая действительность всколыхнула глубинные пласты психики на личностном и групповом уровнях, сделала необходимой смену гражданского статуса соборного, коллективного индивида на статус самостоятельной, автономной личности". Витиевато и туманно, но верно: в советское время человек был соборной личностью, а группы (народы) соединялись в систему кооперативным способом, сотрудничая. "Реформа" мощно разъединяет людей и народы и лишает их возможности для коллективных действий и коллективной психологической защиты.
Курс на резкое обеднение людей еще в последние советские годы получил идеологическую поддержку - экспертов для этого было достаточно. Экономист Л.Пияшева криком кричала: "Не приглашайте Василия Леонтьева в консультанты, ибо он советует, как рассчитать "правильные" цены и построить "правильные" балансы. Оставьте все эти упражнения для филантропов и начинайте жестко и твердо переходить к рынку незамедлительно, без всяких предварительных стабилизаций".
Не раз приходилось замечать, что читатели книг - люди, принадлежащие в основном к благополучной части населения - психологически защищаются от реальности, стараясь не думать о страданиях той части, по которой больнее ударила реформа. Это - аутизм, создание ложного благополучного образа. На деле обеднение было абсолютным, оно привело к резкому ухудшению здоровья людей, увеличению смертности и небывалому сокращению продолжительности жизни.
Что мы получили уже через три года реформы в питании, говорит документ режима, а не оппозиции - "Государственный доклад о состоянии здоровья населения Российской Федерации в 1992 году" (это был последний подробный доклад такого рода). В нем, в частности, сказано: "Существенное ухудшение качества питания в 1992 г. произошло в основном за счет снижения потребления продуктов животного происхождения. В 1992 г. приобретение населением рыбы составило 30% от уровня 1987 г., мяса и птицы, сыра, сельди, сахара - 50-53% Отмечается вынужденная ломка сложившегося в прежние годы рациона питания, уменьшается потребление белковых продуктов и ценных углеводов, что неизбежно сказывается на здоровье населения России и в первую очередь беременных, кормящих матерей и детей. В 1992 г. до 20% детей обследованных групп 10 и 15 лет получали белка с пищей менее безопасного уровня, рекомендуемого ВОЗ. Более половины обследованных женщин потребляли белка менее 0,75 г на кг массы тела - ниже безопасного уровня потребления для взрослого населения, принятого ВОЗ".
Потребление белка ниже безопасного уровня воздействует на нервную систему и уже этим психологическая защита человека ослабляется. В советское время в среднем человек получал 98 г белка в день, в 1996 г. в России среднее потребление городского жителя снизилось до 55 г. Но это - среднее. Поскольку обеднение произошло не равномерно, и у существенной части населения потребление мяса и рыбы не снизилось, значит, у наиболее обедневшей части мясо и рыба вообще исчезли из рациона и поступление белка в организм упало катастрофически у 40% населения, которое в 1996-97 гг. находилось за чертой бедности, потребление белка в среднем составляло 30 г в день на человека. Значит, из этих 40% значительная часть получала меньше абсолютного физиологического минимума (29 г) - эти люди умирали от разрушения организма.
Поразительно, что на этом фоне идеологи обращаются к советским стереотипам. И.Овчинникова в "Известиях" поучает: "В обозримом будущем, как ни прискорбно, [мы] не сможем удовлетворять свои потребности... Hадо перетерпеть, утешая себя тем, что отцы и деды терпели во имя светлого будущего, которое оказалось недостижимым, а мы - во имя того настоящего, какое может наблюдать всякий, кому доводилось переезжать... из Ленинградской области в Финляндию". Это утверждение не просто некогерентно и нелогично, оно за рамками этики. Причем здесь Финляндия, если мы в Ленинградской области имели 98 г белка? Почему мы должны брать пример с отцов и дедов, если вся перестройка была основана на постулате, что отцы и деды жили неправильно? И кто это мы, которые сегодня голодают? Входят в их число ведущие авторы "Известий"? И сколько продлится это обозримое будущее? Разве это говорили "Известия" в 1990 г., когда призывали ломать советское жизнеустройство? Но этих вопросов люди себе не задают - они просто глотают ласковые слова любимого автора.