И. А. Бунина и И. С. Шмелева Трохименко Светлана (стр. 2 из 3)
Это произведение является центральным в творчестве писателя: из чужой и «роскошной» Франции с необыкновенной остротой и отчетливостью1 Русская литература XX века. 11 класс.: Учеб. Для общеобразоват. учеб. заведений. – В 2 ч. Ч. 1/ В. В. Агеносов и др. М.: Дрофа, 1996, с. 459 – 460.
2 Письмо от 19/6 сентября 1923 г. Цит. По кн.: Куприна К. А. Куприн – мой отец. М., Художественная литература, 1979, с. 240 – 241.
видится Шмелеву «прекрасная», старая, императорская Россия,
с устоявшимся укладом жизни и традициями, Россия, в которой осталось его детство, родная Москва, Замоскворечье. Многие литературоведы сходятся во мнении, что «Лето Господне» - роман-миф: мифическое прошлое, связанное с православием, тесно переплетается с настоящим героев и помогает им жить. Именно эта глубокая духовная связь русского дворянства подчеркивается на протяжении всего произведения, и вся любовь автора к русскому народу отражается в описании этого «круглого мира, маленькой вселенной».
Первым был написан очерк «Наше Рождество. Русским детям»: «Ты хочешь, милый мальчик, чтобы я рассказал тебе про наше Рождество. Ну, что же…» Уже с первых строк Россия, где все чудесно, сказочно, волшебно, противопоставляется неуютной и чужой Франции: «Снежок ты знаешь? Здесь он – редко, выпадет – и стаял. А у нас повалит – свету, бывало, не видать, дня на три! Все завалит. <…> Перед Рождеством на Конной площади в Москве – там лошадями торговали – стон стоит. А площадь эта… – как бы тебе сказать?.. – да попросторней будет, чем <…> знаешь, Эйфелева-то башня где?..» Россия, о которой повествуется в романе, рождается прямо на глазах читателя, преображенная шмелевским словом, источником которого были горячая любовь ко всему национальному и православная вера.
Книги Шмелева, в которых он воссоздавал мир истинно русских дворянских и купеческих поместий, лечили и спасали от нестерпимой тоски и боли не только его самого. В кругах русской эмиграции Шмелев был одним из наиболее любимых писателей. Однако трудно представить «усадебную прозу» без повестей и рассказов еще одного писателя-эмигранта И. А. Бунина, дворянина по происхождению, вынужденного так же, как и Шмелева, уехать за границу и прожить там до конца своей жизни.
Родившись в обедневшей дворянской семье, Бунин с самого детства воспитывался матерью, Людмилой Александровной Чубаровой, и приглашенным в дом для обучения детей студентом Ромашковым. Молодой учитель оказал большое влияние на будущего писателя: по воспоминаниям самого Бунина, долгие зимние вечера с чтением книг и увлекательными рассказами оказались незабываемыми на всю последующую жизнь Ивана Алексеевича. Книга стихов английских поэтов и «Одиссея» Гомера были, по его словам, чуть ли не первыми книгами в его жизни, которые пробудили желание самому писать стихи и создавать рассказы.
Первый литературный опыт Бунин получил, обучаясь в гимназии. Это были очерки о людях из народа: «Нефедка», «Два странника», «Федосевна» и другие, - и все они проникнуты горячим участием к «закрепощенным жизнью». В дальнейшем эту тему юный писатель продолжил в рассказе «Танька» о маленькой нищей деревенской девочке. Все друзья и современники И. А. Бунина отмечали его необычайную «силу милосердия и сострадания к слабым», которая нашла отражение в его ранних рассказах.
Во время первой русской революции писатель уехал в Италию, где писал в своем дневнике об огромной душевной боли, скуке, томлении и «пассивном» ожидании какого-то «чуда», которые были обусловлены его любовью к родине. С упреком в адрес критиков Бунин писал: «Если бы я… Русь не любил, не видал, из-за чего же бы я сходил с ума все эти годы, из-за чего страдал так беспрерывно, так люто?»1 В 20-х годах вместе с женой он переехал во Францию, где, по его же словам, так и «не привился»: Бунин не примкнул ни к одной из эмигрантских литературных группировок, не участвовал в «глупых» идейных склоках, а продолжал писать, создавать «Темные аллеи» и «Жизнь Арсеньева».
Главной особенностью всех рассказов И. А. Бунина («Антоновские яблоки», «Суходол», «На хуторе», «Золотое дно» и др.) является то, что все они объединены общей темой исторической и родовой памяти; в них автор в большей степени любуется не «народной», как у Шмелева, а «дворянской» Россией и обращает внимание на внутренний мир персонажей. Кроме того, ни в одном из бунинских произведений нет такой религиозности героев,1 Саакянц А. А. Вступит. ст. к кн. Жизнь Арсеньева. М., Правда, 1989, с. 13
которая присуща рассказам Шмелева. Так, например, все произведения Бунина 90-х годов («Танька», «На хуторе») XIX века повествуют о жизни одного или двух центральных персонажей, потомков древних дворянских родов, которые доживают свой век в разорившихся, пришедших в упадок и запустение поместьях. В рассказе «На хуторе», например, главный герой, «мелкопоместный Капитон Иваныч», говорит: «Будет все по-прежнему, будет садиться солнце, будут мужики с перевернутыми сохами ехать с поля…, будут зори в рабочую пору, а я ничего этого не увижу, да не только не увижу – меня совсем не будет! И хоть тысяча лет пройдет – я никогда не появлюсь на свете, никогда не приду и не сяду на этом бугре!»1 Подобные реплики звучали и в других рассказах Бунина, и они противоречат позиции главного героя романа «Лето Господне» И. С. Шмелева: он убежден, что «старичок Горкин …, пожалуй, умрет скоро…, но он воскреснет». Все умрут, но потом встретятся; «и Васька, который умер зимой от скарлатины, и сапожник Зола, певший с мальчиками про волхвов», - все они «встретятся ТАМ», но будут другими, изменившимися, «светленькими, как беленькие души».
Следует отметить также ещё одну существенную разницу в произведениях Бунина и Шмелева. У И. С. Шмелева повествование ведется от лица маленького мальчика Вани, поэтому весь роман представляет собой поток сознания, переполненный чувствами и эмоциями. Так при описании постного рынка он вспоминает: «…И синяя морошка, и черника – на постные пироги и кисели. А вот брусника, в ней яблочки. Сколько же брусники!..» Казалось бы, что может быть будничней поездки на рынок, но и грибной рынок – «как праздник». Маленький Ваня, открывая мир предметов, в обычной свекле видит «кроваво-красный арбуз», в соленых огурцах – золото. Даже битые скорлупки от яиц необычны: «розовые, красные, синие, желтые, зеленые… в луже светятся». Впечатление чего-то волшебного, чудесного и живого создается в тексте с помощью многочисленных олицетворений:1 Бунин И. А. Собрание сочинений: В 4 т., М., Правда, 1988. / Т. 1, с. 192
герою хочется, чтобы шары пожили дольше, поэтому он выпускает их погулять на воле; в детской на обоях оживают журавли и лисы. Восприятие ребенка преображает все вокруг, поэтому весь усадебный быт окрашен Шмелевым теплыми красками и наполнен приглушенными звуками. Мальчика всегда «ослепляет светом», льющимся в комнату из окна. Ключевым становится слово «золотой»: «золотая полоса», «золотники», «золотые окна», «золотая искра» и т. д. Прислушиваясь, Ваня сначала слышит, как капель еще «шуршит по железке за окошками, постукивает сонно, мягко», но это уже «весеннее, обещающее – как-кап…». Но со временем звуки нарастают, и «теперь уже везде капель …, уже тараторит по железке, попрыгивает-пляшет, как крупяной дождь… капли сыплются часто-часто, вьются, как золотые нитки». Радужное восприятие окружающего мира передается читателю при чтении глав, посвященных Рождеству, в которых быт русского дворянства показан через описание поста, предрождественского и праздничного стола.
Шмелев показывает, как во всеобщей атмосфере согласия, приветливости и доброжелательности проходят последние приготовления к Сочельнику, означавшему прежде всего семейный ужин. Здесь – и сочиво, и блины, и рыбные блюда, и заливное, и студень из свиных и говяжих ножек, и молочный поросенок, начиненный кашей, и свиная голова с хреном, и жаркое, и колядки, и медовые пряники, ломанцы с маком и медом, взвар. Глазами маленького Вани читатель видит приготовление к Рождественскому сочельнику и проникается трепетом и сладостным ожиданием праздника: «Бывало, ждешь звезды, протрешь все стекла. На стеклах лед, с мороза. Вот, брат, красота-то!.. Елочки на них, разводы, как кружевное. Ноготком потрешь – звезды не видно? Видно! Первая звезда, а вон - другая…».
«Рождество… Чудится в этом слове крепкий морозный воздух, льдистая чистота и снежность. Самое слово это … видится голубоватым.» Рождество… Праздник для всех христиан, за рождественским столом все равны, поэтому накрывают обед «для разных». Главный герой романа Шмелева с удовольствием вспоминает, как лакомился сладкой кутьей, рябчиками, свининой, пирожками с ливером и солониной, с каким наслаждением пил по-особому вкусный и приятный на морозе горячий сбитень с калачиком.
Такая детальность описания создает эффект, что все в романе пропитано бытом: гудит великий торг Постного рынка, на маслянице – щедрые блины, рождественские и пасхальные столы буквально ломятся от яств.
Усадебный мир Шмелева изобильный, счастливый: «народ-богатырь» пьет, ест, гуляет, веселится, а если работает, то с радостью, причем во всеобщей атмосфере счастья и радости стираются грани между богатыми и бедными. Приближение русского дворянства к народу – основная задача, которую ставил перед собой И. С. Шмелев, создавая свой роман.
Что касается изображения усадебного мира И. А. Буниным, то следует отметить, что повествование ведет уже не ребенок, а зрелый человек, на чьих глазах происходит «запустение дворянских поместий», поэтому в каждой строке чувствуется ностальгия по ушедшим годам, рассказы пропитаны грустью и печалью. Так, например, рассказ «Антоновские яблоки» долго рассматривался критиками исключительно как «выражение элегической тоски писателя-дворянина по своему уходящему в прошлое сословию». Однако взгляд на усадебный уклад жизни в «Антоновских яблоках» отнюдь не ограничивается пристрастием к дворянству; это подтверждаю строки из рассказа: « И помню, мне порою казалось на редкость заманчивым быть мужиком. Когда, бывало, едешь солнечным утром по деревне, все думаешь о том, как хорошо косить, молотить, спать на гумне в омежах, а в праздник встать вместе с солнцем».