Чтения (стр. 50 из 52)
Конечно, идея Пролога и принцип использования местного языка в литургии не были византийской или Кирилло-Мефодиевской монополией. Дмитрий Оболенский напоминает нам, что сама эта идея выдвигалась также одним из их современников, английским королем Альфредом, стоявшим за представление “книг, знать которые всего более необходимо, на языке, который мы все понимаем.” Но остается истинным то, что византийская Церковь считала доказанным принцип языкового плюрализма. Этот плюрализм одобрялся также и в литургических текстах, особенно в гимнографии дня Пятидесятницы, которая использовалась Константином и Мефодием в их полемике с “ересью трех языков” в Венеции и Моравии. (Согласно “Жизни Константина,” эта ересь поддерживалась франкским духовенством, утверждавшим, что христиане могут правильно совершать богослужения только на трех языках: еврейском, греческом и латинском, — языках надписи на кресте Христовом).
Разумеется, византийцы не всегда были здесь последовательны. Можно вспомнить часто цитирующиеся слезные заметки греческого архиепископа Феофилакта Охридского о его болгарской пастве, которую он описывает как “чудовищ” и как “нечистых рабов-варваров, пахнущих овчиной.” Такого рода тексты отражают снобизм, зачастую преобладавший в византийских образованных и аристократических кругах, но не подразумевают формального отречения от принципа литургического перевода. Тот же самый Феофилакт был автором жития св. Климента Охридского, ученика Кирилла и Мефодия и великого продолжателя их работы по “культуризации” славянской Македонии.
Не было бы преувеличением утверждать, что византийская христианская цивилизация переходила к славянам в первую очередь через литургию, и только потом — через перевод других текстов: правовых, богословских и научных. Наиболее очевидно это в примере с русскими. Известное описание обращения Владимира в Повести временных лет больше всего касается внешних форм богослужения и дисциплинарных вопросов. Богослужение мусульман видится неприятным, германцев — страдающим от недостатка красоты, а греков в Святой Софии — переносящим на самые небеса. Более того, как в Повести, так и в многочисленных полемических сочинениях, направленных против латинян, аргументы, связанные с литургией — примечательно рельефны, в особенности вопрос об опресноках, пресном хлебе, используемом в евхаристии западными христианами. Нет никакого сомнения, что в громадной массе антилатинских полемических работ, пришедших в Россию из Византии, литургические доводы понимались легче, чем те, что касались тонких вопросов богословия. Русские прекрасно усвоили урок о том, что литургия есть подлинное выражение веры, драгоценное и неизменяемое сокровище, а также уверились в том, что получили эту литургию в совершенной и письменно закрепленной форме, и что дословная верность греческому оригиналу составляла саму ее сущность.
Какие бы проблемы ни создала со временем эта позиция, особенно на Московской Руси, несомненно, что из всех конфессий средневекового христианского мира византийское православие было единственной, которая de facto соединяла вполне строгую практику литургического единообразия с принципом невозбранности переводов одних и тех же литургических текстов на языки различных народов. Латинский Запад, менее настойчивый в обрядовом единообразии, сохранил языковую монолитность до нынешних времен, тогда как другие — невизантийские — восточные обряды были сильно ограничены культурой отдельной этнической группы (армянской, коптской, сирийской, эфиопской и т. д.). Особый случай — Грузия. Ее национальная литургическая традиция, первоначально связанная с Антиохией, была в конце концов заменена византийской в грузинском переводе. Культурная и религиозная привлекательность Византии была, очевидно, неотразима для тех народов, которые, подобно грузинам, оставались в сфере халкидонского Православия и поэтому принадлежали к византийскому “содружеству.” Но эта неотразимость не подразумевала языковой или культурной адсорбции, потому что языковой плюрализм в принципе всегда допускался и применялся не только в областях, удаленных от Константинополя, но также в весьма видных церковных центрах, близких к столице, таких, как Афон.
Итак, литургия, без сомнения, воистину была не только существенным фактором повседневной жизни византийского общества, но и путем, которым византийская христианская цивилизация сохранялась и передавалась по всему Среднему Востоку и Восточной Европе. Она была также выражением единства в вере и в политическом взгляде на мир, и это выражение было чем-то большим, нежели только символ. Она не только подразумевала ежедневное поминовение патриарха различными митрополитами константинопольской юрисдикции; имя византийского императора также возвещалось на литургии. Хорошо известное письмо патриарха Антония великому князю московскому Василию, написанное в 1393 г. и просящее поминать византийского императора в России, иллюстрирует употребление византийскими церковными дипломатами литургической аргументации для поддержания византийской политической идеологии на Московской Руси. Понятно, что в последние десятилетия Империи это было крайним средством, остававшимся в их распоряжении. Тем не менее, даже и позднее это средство продолжало быть действенным.
Цель этого краткого очерка — лишь подчеркнуть важность литургии как источника понимания византийской цивилизации и оправдать важность темы не только для тех, кто профессионально изучает литургию, и для богословов, но также и для историков искусства, литературы, общества и для политологов. Я верю, что нет никакой необходимости подчеркивать центральное положение Литургии для тех из нас, кто вовлечен в насаждение православного христианства в Америке. В самом деле, наше использование византийской традиции может стать успешным, если мы поймем ее дух и основной пафос, не делая из нее идола.
Перевод с английского Н. Полякова
“Альфа и Омега” №1(4)’1995, сс.95–108
[1] Шмеман А., прот. Введение в литургическое богословие. Париж, 1961. С. 22-23.
[3] Киприан (Керн), архим. Литургика. Гимнография и эортология. М.. 1997, С. II.
[4] Сагарда Н. И., проф. Древнецерковная богословская наука на греческом Востоке в период расцвета (IV - V вв.). СПб., 1910. С. 5.
[5] Шмеман А., прот. Указ. соч. С. 32.
[6] Киприан (Керн), архим. Евхаристия. Париж, 1947. С. 28.
[7] Св. Дионисий Ареопагит. О церковной иерархии. Гл. 3, 1.
[8] Св. Ириней Лионский. Против ересей. Кн. IV , гл. 18, 5.
[9] Св. Кирилл Иерусалимский. Творения. Изд. 2. С. Посад. 1893.
[10] Писания св. отцов и учителей Церкви, относящиеся к истолкованию православного богослужения. Т. I. СПб., 1855. С. 3-260.
[11] Там же. С. 265-291 («О божественном священнодействии»).
[12] Там же. С. 293-354 («Тайноводство»).
[13] Там же. С. 375—426 («Последовательное изложение церковных служб и обрядов и таинственное умозрение об их значении»).
[14] Писания св. отцов... Т. 3. СПб.. 1857. С. 291-426 («Изъяснение Божественной Литургии»).
[15] Писания св. отцов... Т. 2. СПб.. 1856. С. 11-545, I - XI («Разговор о святых священнодействиях и таинствах церковных»); Т. 3. СПб. С 5-186 («Толкований о храме, священнослужителях, священных одеждах и священнодействиях).
[16] Труд митр. Гавриила был переиздан в 1826 г. Кнево-Печерской Лаврой (177 листов).
[17] Первое издание в 4-х частях вышло в 1803 г. на слав. яз. в Москве. В 1909 г. в С.-Петербурге этот труд был издан в 18-й раз (9-е издание на рус. яз.). Проф. Голубцов А. называет «Новую скрижаль» книгой классической для своего времени. См.: Из чтений по археологии и литургике. Ч. 2. С. Посад. 1918. С. 3.
[19] Архим. Гавриил. Руководство по литургике. С. 14-15.
[21] Катанский А., проф. Очерк истории Литургии нашей Православной Церкви СПб., 1868. С. 13-90.
[25] Дмитриевский А. А., проф. Церковный устав (Типик). Отзыв на труд Мансветова. СПб., 1888. С. 96 (Оттиск из Христ. Чт. № 9-10. С. 480-576).
[26] Глубоковский Н. Н. Указ. соч. С. 65. В частности, Красносельцев является автором таких трудов, как «Сведения о некоторых литургических рукописях Ватиканской библиотеки» (Казань, 1885. IV. 375 с.), «Типик церкви св. Софии в Константинополе» ( IX в.). Одесса, 1892. 101 с. О других многочисленных научных трудах, в том числе и по литургике, сообщается в сборнике, посвященном его памяти: «Поминки по Н. Ф. Красносельцеве (+11. IX. 1898). Одесса, 1899.
[27] Богослужение в Русской Церкви в XVI в. Ч. 1. Службы круга седмичного и Годичного и чинопоследования таинств. Историко-археологическое исследование. Казань, 1884.
[28] Дмитриевский А. Путешествие на Восток и его научные результаты (в ТКДА за 1889-1890 гг.; отд. изд. К., 1890. 193. IV с.). Его докторская диссертация «Описание литургических рукописей, хранящихся в библиотеках Православного Востока» издавалась с большими затруднениями: т. I. К.. 1895; т. II. К., 1901. а т. III только в 1917 г. Собранный материал позволял продолжить издание. Дмитриевский подготовил IV и V тома, но им не суждено было увидеть свет. См.: Б. И. Сове. Русский Гоар и его школа. БТ 4. С. 59.