Вот еще один существенный вопрос: «Если исследователи психических феноменов настолько скрупулезны в своих изысканиях, какое именно «доказательство» может полностью убедить их в том, что они общаются именно с прежде жившим на Земле человеком, а не с кем-нибудь другим?
В двух других моих книгах, «Ничего столь странного» и «Неизвестное, но известное» я привел несколько случаев из моей собственной медиумической практики, выдержавших самую строгую проверку. Поскольку эта книга посвящена несколько другой теме, не включающей в себя вопрос доказательства, я приведу здесь лишь один случай, который большинство исследователей сочли полностью безупречным.
19 марта 1917 года миссис Хью Тальбот, вдова, посетила сеанс медиума миссис Глэдис Леонард, контролером у которой была бестелесная личность по имени Феда. Кроме миссис Леонард, присутствовали и другие участники. Вот что рассказывает об этом сеансе сама миссис Тальбот:
Феда дала очень точное описание внешности моего мужа, а потом заговорил и он сам. Между нами состоялась весьма необычная беседа. Очевидно, он изо всех сил старался дать доказательство своей личности и убедить меня, что это был именно он, а не кто-то другой. В конце концов у меня действительно не осталось иного выбора, кроме как признать, что это он и есть. Все что он говорил, сам или через Феду, было ясно и понятно. Случаи из прошлого, известные только ему и мне, личные принадлежности, тривиальные сами по себе, но представлявшие для него особый интерес, о котором я знала- были описаны тщательно и точно, в мельчайших подробностях. Они спрашивал меня опять и опять, верю ли я, что говорю именно с ним. Он заверил меня, что смерть-это в действительности вовсе не конец, и что жизнь продолжается и после смерти. По его словам новая жизнь не столь уж отличается от земной. Он чувствовал себя так, как будто совсем не изменился... Неожиданно Феда начала подробно описывать некую книгу. Она сказала, что эта книга была переплетена в темную кожу и попыталась указать мне ее размер... «Это не совсем книга, она была не напечатана, а написана от руки». Я долго не могла связать это описание ни с чем конкретным. Наконец, я вспомнила записную книжку моего мужа в красном кожаном переплете, которую он называл «бортжурналом»... Я спросила: «Это книга красного цвета?» Последовало некоторое молчание. «Возможно», был ответ, «но кажется, она была темнее». Затем Феда сказала: «Он не уверен, двенадцатая или тринадцатая это страница, ведь прошло так много времени, но он хочет, чтобы вы нашли книгу и посмотрели эту запись. Ему интересно узнать, есть ли в ней еще тот отрывок, который его интересует». Я встретила эту просьбу без особого энтузиазма, поскольку она казалась мне бесцельной. Я хорошо помнила эту книгу, и неоднократно просматривала ее, чтобы решить, стоит ли ее сохранять. Кроме записей, относящихся к кораблям и работе моего мужа, насколько я помнила, там было еще несколько заметок и какие-то стихи. Но главная причина, по которой я не хотела продолжать разговор на эту тему, заключалась в том, что я была не уверена, смогу ли я все еще отыскать эту книгу. Я могла ее выбросить, или же вместе с другими вещами сложить в дальнюю кладовую, где ее вряд ли удастся найти...Но Феда становилась все более и более настойчивой: «Он не уверен в цвете, он не знает. Есть две книги: вы сможете опознать ту, которую он имеет в виду, по лингвистической таблице, расположенной в ее начале...Пожалуйста, посмотрите на двенадцатую или тринадцатую страницу. Если отрывок все еще там, он будет ему очень интересен после этой беседы. Он хочет, чтобы вы непременно пообещали ему сделать это.» В тот же день вечером, после ужина, моя племянница, обратившая на эту просьбу гораздо больше внимания, чем я и моя сестра., уговорила меня немедленно заняться поисками книги... Я пошла к книжному шкафу, и через некоторое время, прямо на верхней полке, я нашла две старых книги для записей, принадлежавших моему мужу. в которые я никогда не заглядывала. Одна из них, в потрепанном кожаном переплете черного цвета, по размеру соответствовала описаниям, данным на сеансе. Я рассеянно открыла ее, пытаясь вспомнить, куда же я дела именно ту книгу, которую я искала. К моему изумлению, мой взгляд упал на заголовок: «Таблица семитских и сирийско-арабских языков». Это была та самая лингвистическая таблица!
Миссис Тальбот открыла тринадцатую страницу книги, и нашла там записанную рукой ее мужа выдержку из книги «После смерти», написанной анонимным автором и опубликованной Блэквудом:
«По шепоту, по любопытным и сочувственным взглядам которые, как полагали, я не мог услышать и увидеть, я понял, что нахожусь на пороге смерти...мой ум начал ощущать не только предчувствие предстоящего счастья, но и действительное счастье, в котором я пребывал в эти минуты. Я увидел давно забытые образы своих товарищей по играм, школьных приятелей, друзей моей юности и зрелости, и все они улыбались мне- не с сочувствием, в котором я больше не нуждался, а с добротой и пониманием, которое могут чувствовать лишь те люди, которые счастливы взаимно. Я увидел мою мать, моего отца- всех, кого я пережил. Они не разговаривали со мной, но все же каким-то образом сообщали мне чувство неизменной и непоколебимой любви. Когда они появились передо мной, я постарался понять, в каком состоянии находится мое тело... то есть я напрягся, пытаясь соединить свою душу с телом, лежащим на постели в моем доме...попытка не удалась. Я умер.»
Глава 8. Мои собственные наблюдения за порогом смерти. Йогананда. Специальное обращение к тем, кто пережил недавнюю утрату
На одном из восьми сеансов, когда Рут(Джоан) Файнли говорила из потустороннего мира через Флетчера, она сказала: « Форд - сам для себя распорядитель церемоний. Он здесь с нами- как вы называете, на нашей плоскости бытия...Форду настолько интересно то, о чем здесь говорят, что он переходит к нам и пребывает здесь со своими старыми друзьями, уступая другим свое тело. Существуют развоплощенные личности, которые имеют приблизительно ту же самую энергетическую структуру и когда им предоставляется возможность, сами передают сообщения Флетчеру».
Услышав это, один из участников моего сеанса поинтересовался, могу ли я вспомнить что-нибудь о своих экскурсиях в «мир иной», как это делала во время медиумического транса Рут Файнли, когда она еще жила на Земле. Мне пришлось дать отрицательный ответ. Если я и совершал в эти промежутки какие-либо путешествия в иные реальности, они полностью лежали за пределами моей сознательной памяти. Транс для меня был просто глубоким сном без сновидений.
Это вовсе не означает, что у меня не было опыта сознательного пребывания на «другой стороне». Одно из самых ярких впечатлений моей жизни связано как раз с таким путешествием в высшие сферы жизни. Несколько лет назад я пережил опыт, который навсегда перенес мои воззрения о жизни после смерти из плоскости веры в плоскость наглядной и очевидной реальности. Хотя я рассказывал об этом эпизоде и раньше, он настолько согласуется с обсуждаемой нами темой, что я должен вновь повторить его.
Я был тяжело болен. Врачи считали, что я не выживу, но оставаясь верными своему долгу, они продолжали делать все что могли. Я лежал в госпитале, и моим друзьям было сказано, что я не переживу предстоящей ночи. Не чувствуя ничего кроме некоторого любопытства, я услышал, как доктор сказал медсестре: «Сделайте ему укол, ему нужен отдых». Казалось, я понял, что это означает, но не был испуган. Мне было просто интересно, как долго еще я протяну. После этого я обнаружил, что плыву в воздухе над своей кроватью. Я мог видеть свое тело, но не испытывал к нему никакого интереса. В моей душе было чувство мира и покоя. Затем я погрузился в пустоту, в которой не было времени. Когда ко мне вернулось сознание, я обнаружил, что лечу через пространство, безо всяких усилий и не чувствуя своего тела, как это было раньше. Я увидел зеленую долину, со всех сторон окруженную горами, озаренную вокруг сияющим светом и цветами неописуемых оттенков. Отовсюду ко мне шли люди- люди, которых я раньше считал «умершими». Я знал их всех. О многих я не вспоминал уже долгие годы, но каждый, к кому я когда-то был привязан, были здесь, чтобы приветствовать меня. Узнавалась скорее сама личность, а не ее физические признаки. Их возраст изменился: те, кто умер в пожилом возрасте, были молоды, а те, кто оставили Землю детьми, повзрослели. Я часто бывал в заграничных поездках, где меня встречали друзья, знакомившие меня с местными обычаями и достопримечательностями, которые интересны каждому приезжему человеку. Так же было и теперь. Никогда еще мне не устраивали такого великолепного приема. Мне показали все, что, как им казалось, мне следовало посмотреть. Мои впечатления об этих местах остались такими же четкими и ясными, как и память о тех странах, где мне довелось побывать в земной жизни. Красота восходящего солнца, увиденного с вершин Швейцарских Альп, Голубой грот Капри, горячие пыльные дороги Индии, столь же сильно отпечатались в моей памяти, как и духовный мир, в котором, я знаю, я был. Время не затмило эти воспоминания. Они остались настолько же яркими и реальными, как и все остальное, что я когда-либо знал. Меня удивило, что я не встретил некоторых людей, которые, как мне казалось, должны быть здесь. Я спросил о них. В тот же миг перед моим взором как будто бы опустилась тонкая прозрачная пелена. Свет потускнел, а цвета потеряли свой блеск и яркость. Я больше не мог видеть тех, с кем я говорил до этого, но сквозь полупрозрачную дымку увидел людей, о которых я спрашивал. Они тоже были вполне реальными, но по мере того, как я смотрел на них, мое тело стало как будто тяжелеть, а ум наполнился мыслями о земном. Я понял, что вижу более низкую сферу бытия. Я позвал их. Казалось, они услышали меня, но я не получил ответа. Затем все это исчезло, и передо мной возникло существо, излучающее свет и мудрость и выглядевшее как символ вечной юности и доброты. Оно сказало мне: «Не беспокойся о них. Они всегда могут прийти сюда, когда захотят, если только пожелают этого больше всего». Каждый был занят своим делом. Все беспрестанно работали над выполнением каких-то таинственных задач, и казалось, были очень счастливы. Некоторые из тех, с кем я был тесно связан в земной жизни, казалось, теперь не проявляли большого интереса ко мне. Другие, кого я знал лишь поверхностно, стали здесь моими спутниками. Я понял, что это правильно и естественно. Наши взаимоотношения здесь определялись законом духовной близости и подобия. В какой-то момент- здесь я не чувствовал времени- я оказался перед ослепительным белым зданием. Когда я вошел туда, меня попросили подождать в огромном холле. Мне сказали, что я должен оставаться здесь, пока по моему делу не будет принято какое-то решение. Через широкие дверные проемы я смог разглядеть два длинных стола, за которыми сидели люди и говорили- обо мне. Чувствуя вину, я начал заново перебирать свою жизнь. Картина получилась не слишком замечательная. Люди, сидящие за длинными столами, тоже просматривали запись моей жизни, но те вещи, которые беспокоили меня больше всего, казалось, не слишком их интересовали. Традиционные «грехи», о которых меня предупреждали с самого детства, едва ими упоминались. Больше внимания обращалось на такие вещи, как себялюбие, эгоизм, глупость. Слово «расточительность» повторялось вновь и вновь, но не в смысле обычной невоздержанности, а в бесполезной растрате энергии, талантов и благоприятных возможностей. На другую чашу весов ложились некоторые простые добрые поступки, которые все мы совершаем время от времени, не придавая им большого значения. «Судьи» пытались понять главную направленность моей жизни. Они упомянули от том, что «он еще не закончил того, что как он знает, должен закончить». Казалось, в моей жизни была цель, которую я все еще не успел завершить. Моя жизнь имела свой план, который я неправильно понял. «Они собираются отправить меня назад»- подумал я , и от этой мысли мне стало неуютно. Я так никогда и не узнал, кем были эти люди. Они несколько раз упоминали о «записи». Возможно, имелась в виду «Запись Акаши», известная древним посвященным- великая вселенская хроника, на которой фиксируются все происходящие события. Когда мне было сказано, что я должен вернуться в свое тело, я стал сопротивляться - настолько невыносима была мысль о возвращении в ту разбитую и больную физическую оболочку, оставленную мной в госпитале Корал Гейблз. Я стоял перед дверью, понимая, что пройдя через нее, окажусь там же, где был раньше. Я решил, что не пойду. Подобно капризному ребенку, я стал бороться и упираться ногами в стену. После этого я почувствовал, что стремительно лечу через пространство. Я открыл глаза и увидел лицо медсестры. Оказалось, я находился в коме более двух недель.