Москва • "Наука" • 1995 (стр. 26 из 67)

5.3. Асинхронное развитие объектоотношений при неполном триангулировании

Как мы установили, существование доступного отца во многих отношениях облегчает тяжелый и богатый конфликтами процесс индивидуализации ребенка на втором и третьем году жизни. Он открывает ребенку возможность альтернативного опыта отношений; благодаря этому и своим отношениям с матерью ребенок может (и должен) начать воспринимать себя отдельно от матери; отношения родителей в то же время преподносят ему модель, утешающее в какой-то степени доказательство фундаментальной возможности существования независимо от матери и тем не менее сохранения с нею тесных отношений; наконец, отец помогает ребенку быть более гибким в его автономно-регрессивных конфликтах в отношении близости и отдаленности от матери, помогает ему так выражать свои сиюминутные желания и потребности, чтобы оставаться способным двигаться в пространстве между матерью и "также, однако, не только материнским" отцом и таким образом легко принимаются решения, и отношение к матери освобождается от ненужных дополнительных нагрузок. Если процесс индивидуализации состоялся, ребенок освободился от симбиозного единства с матерью и константа объекта построена, это означает, что приобретена способность построения и сохранения в одно и то же время многих зрелых и потому особенных объектоотношений.

Психическое отсутствие отца из-за смерти, развода, одиночества матери или, как в случае Симоны, из-за отхода отца от семьи или же из-за отсутствия отца по причине его профессиональной занятости представляет собой одну, но экстремальную вероятность того, как сильно может пострадать этот процесс взаимовнедрения индивидуализации и триангулирования. Но иногда все же бывает так, что этот, так называемый третий объект существует — и это не обязательно отец, — который так или иначе, если и не полностью, но все же исполняет функции триангулирования. Большое значение в проблемах детей развода имеет столь часто встречающаяся форма подобного "неполного триангулирования" семейной констелляции, в которой отец живет дома, поддерживает интенсивные отношения со своим двух-трехлетним ребенком, но живые либидинозные отношения с матерью отсутствуют. Это означает, что в треугольнике тройственности детского отношения к объекту:

отсутствует нижнее соединение. Такой отец остается тем не менее очень важным для развития объектоотношения у ребенка. Ребенок может отличать материнский объект от отцовского, находит в отце также защиту, в которой он так нуждается для освобождения от матери и в случае угрожающе-агрессивных конфликтов с матерью отец остается в его распоряжении. Что отсутствует, так это, во-первых, прогрессивно воздействующий опыт собственного исключения, когда мать и отец заняты друг другом. Во-вторых, отсутствует утешающая и дающая уверенность модель несимбиозного любовного отношения к матери и, наоборот, освобождение от симбиоза, который репрезентует отец, становится синонимом освобождения от отношений. Поскольку ребенок в основном общается или с отцом, или с матерью, то одновременные отношения с двумя объектами не только трудны для него, но два отношения становятся взаимоисключающими. Отсутствующее соединение между родителями заставляет ребенка постоянно опасаться за отношения с одним из них и приводит к тяжелопереносимым конфликтам лояльности. Такие дети, если и способны построить зрелые несимбиозные отношения с отцом, но не в состоянии, однако, довести до конца процесс индивидуализизации в объектоотношении к матери. Итак, развитие объектоотношений протекает асинхронно. Эти дети в определенной степени постоянно колеблются между неодинаково зрелыми формами объектоотношении к отцу и к матери со всеми относящимися к этому различными запросами, ожиданиями и аффектами. Остается отец физически и эмоционально досягаемым, ребенок способен при условии других благоприятных обстоятельств обрести определенное душевное равновесие. Прежде всего колебание между отцом и матерью помогает ему все же регулировать расстояние между собой и матерью так, чтобы связанные с недостаточно индивидуализированным отношением к объекту страхи и агрессии по силе, частоте и протяженности не переходили определенных границ. Если же родители все-таки расходятся и ребенок остается с матерью, выпадает освобождающая и удерживающая ребенка на зрелом уровне объектоотношении функция "третьего объекта". Ребенок чувствует себя предоставленным в полное распоряжение во власть матери и пытается всеми силами обороняться или, вернее, бороться с опасностью оказаться ею поглощенным, чтобы не потерять своей индивидуальности и (завоеванной при помощи отца) автономии.

Эта асинхронность развития отношений является одной из чаще всего встречающихся причин того, почему послеразводный кризис у многих детей протекает столь драматично. Она выдает себя тем, что за кризисом особенно быстро следует показательная регрессия. У Александра (с. 105) после ухода отца едва ли прошло две недели, а агрессивно-растерянные ссоры с матерью приняли уже полную силу. Наоборот, у Стефании послеразводный кризис нарастал очень постепенно и растянулся на несколько месяцев. Объяснение этих различий не является для нас более загадкой. Собственно, в случае Александра речь идет не о регрессии его объектоотношения к матери, а о внезапном исчезновении отца, которое вызвало к жизни глубокие, удерживаемые латентно конфликты, застрявшие в определенной степени в "фазе нового приближения" и манифестирующие сейчас объектоотношение к матери.

Экскурс ИНФАНТИЛЬНАЯ СЕКСУАЛЬНОСТЬ

В предыдущих выкладках речь шла о детских "потребностях", о преимущественно хорошем первом объекте-отношении, об изначальном доверии как наследии "удовлетворительного" опыта с объектом, о неотклонности "влечений" и "стремлений", из-за чего стеснение их может вести к устрашающим психическим конфликтам. Это означает необходимость поближе рассмотреть психологическую натуру этих побуждений.

Уже в 1874 году детский врач Линднер обратил внимание на бросающуюся в глаза похожесть аффектов между сосанием младенца и определенным сексуальным актом. Фрейд (напр., 1905d) ставил феномен "наслаждения сосанием" в один ряд с другими действиями или ситуациями, которые характеризуются возбуждениями в определенных регионах тела, так называемых эрогенных зонах, и направлены на получение физических наслаждений. Вскоре после рождения сосание утоляет не только голод младенца, но также обеспечивает ему получение наслаждения в области слизистой оболочки рта, в котором он вскоре развивает самостоятельную потребность. Это заходит так далеко, что удовлетворение данной потребности становится необходимым условием для его расслабления, позволяющего малышу после кормления сладко заснуть. В этом удовольствии принимают участие и другие ощущения: тепло материнского тела, аромат, исходящий от ее кожи, ощущение ее пульса, знакомый младенцу еще из предродового состояния и внушающий ему чувство: "все в порядке". К этому прибавляются чувства, связанные с положением тела или с его изменениями, которые могут вести как к большим страхам, так и к высшему наслаждению.

Если не обращать внимания на данное измерение "эротических" переживаний, то это может привести к непониманию и "воспитательным ошибкам". Родители, которые обращают внимание только на физические потребности (голод, тепло, сон) и не признают значения сенсации удовольствия-неудовольствия, как правило, при каждом проявлении неудовольствия кормят ребенка, вместо того чтобы "прислушаться" к тому, чего он хочет в настоящий момент; они продолжают кормить грудью даже тогда, когда речь уже идет только о наслаждении сосанием и пустышки было бы вполне достаточно; они оставляют младенца лежать, когда тому хочется, чтобы его поносили на руках и т.д. В итоге дети не успокаиваются, а обильное кормление становится причиной коликов у трехмесячных, они в таких случаях отказываются от еды и многое другое. Некоторые матери после того, как ребенок выплюнул пустышку, говорят, что он "отказался от соски". Это также результат непонимания, что при сосании речь идет не просто о том — "нравится" или "не нравится", а о чувственном акте, который — как и при наших чувственных потребностях — имеет свое время, младенец, который только что выплюнул соску, через минуту снова будет с наслаждением ее сосать. О чем надо заботиться в эти первые недели и месяцы, это о понимании "языка" младенца и учиться чувствовать, на что именно направлены его желания в настоящий момент.

В последующие месяцы возрастает значение оральных сенсаций. Прежде всего, соска по причине непосредственно плотских возбуждений (а также палец или пеленка...) превращается в символ всего позитивного, что исходит от матери. Поэтому пустышка или ее суррогаты, вплоть до позднего детства, становятся непременным провожатым при засыпании, которое, собственно, является разлукой с любимой персоной или вообще принимает на себя — скажем, как замена матери — функцию утешения или так называемого переходного объекта (Winnicott, 1979)*. Особенная чувствительность зоны рта делает в конце концов рот важным органом, при помощи которого ребенок старается "постигнуть" мир. "Оральные" свойства это — первые свойства, посредством которых младенец знакомится с предметами своего окружения. Исходящие из этого (приятные) возбуждения являются важным двигателем его радости открытий. Итак, радость открытия мира ребенком, проявляющаяся прежде всего в "фазе упражнений", имеет сильный чувственный или "сексуальный" компонент. Можно также сказать, что любопытство ребенка представляет собой своего рода перенос либидинозной энергии с матери, или материнского партиального объекта, и с собственного тела на вещи окружающего мира. Но при условии, что эротические потребности в узком смысле этого слова будут в достаточной степени удовлетворены и душевная энергия — также и агрессивная — не будет ввязана в борьбу за удовлетворение, в котором было отказано**. При удовлетворении оральных и приграничных стремлений на втором году жизни они теряют свое психическое значение и таким образом процесс освобождения значительно облегчается.