Во всяком случае на втором году жизни другая, в большой степени чувствительная зона тела делается источником сенсаций наслаждения: слизистая анальной области. Приятное возбуждение из-за тепла стула и подмывания, задерживания и выталкивания стула обеспечивает детям
В качестве "переходных объектов" рассматриваются ни в коем случае не только оральные объекты.
Во всяком случае этот перенос так же, как механизм обороны, может быть применен для преодоления страха перед массивными разочарованиями (ср. сноску 59).
(начиная со второго года жизни) ощущения, непременно доставляющие удовольствия. К тому же возникает интерес и к собственным испражнениям, которые в некоторой степени воспринимаются как часть собственного тела и, с другой стороны, представляют собой первую "продукцию" ребенка. Если принимать во внимание эротический аспект (удовольствия) освобождения от стула, то совершенно очевидно, что воспитание чистоплотности означает значительное вмешательство в до сих пор — как мы надеемся — достаточно удовлетворяющую жизнь влечений ребенка:
* Вместо того чтобы согласовать свои действия с его потребностями, от него требуется освобождаться от стула по внешним правилам.
* Что у ребенка вызывает радость и интерес, взрослыми характеризуется как "фу", что означает не больше не меньше, что ребенок в своей радости переживает себя как "фу".
* Впервые родители решительно требуют, чтобы ребенок отказался от чего-то, что для него особенно важно и незаменимо, а также и чувственно радостно.
* И не только это: он должен даже отдать что-то очень дорогое, относящееся к нему или "сделанное" им. Значение анальной эротики или ее "цивилизации" имеет для развития двойной смысл. Во-первых, родители, приучая к "чистоплотности", не дожидаются, чтобы анальные интересы детей утратили свое значение, а (физический) контроль над закрыванием мышцы беспроблемно функционировал (с середины третьего года жизни), и тем самым добавляют к и без того трудной "фазе нового приближения" еще один источник разочарования. Но прежде всего может возникнуть опасность, что ребенок перенесет на область чистоплотности (агрессивные) конфликты "фазы нового приближения" с матерью, поскольку здесь его власть почти безгранична, В таком случае анальная область приобретает чрезвычайно повышенную психическую ценность в борьбе за автономию, удовлетворение и за "добрую" мать. Если развиваются массивные страхи и анальные стремления преждевременно вытесняются, то добрая часть анальных влечений и фантазий остается исключенной из дальнейшего душевного развития и эта душевная область может — путем различных механизмов обороны — оказать отрицательное влияние на всю будущую жизнь. Прежде всего принудительно-невротические симптомы имеют тесную подсознательную связь с инфантильной анальной эротикой.
Самое позднее на третьем году жизни большинство детей начинает интересоваться тайной рождения и различия полов и искать ответы на вопросы, касающиеся собственного появления и собственного тела. В этих попытках дети ведут себя вполне логично, но результаты, естественно, страдают оттого, что они не имеют понятия о некоторых вещах:
* Почти все дети сегодня достаточно рано узнают, что они вначале растут в животе у мамы, но не о том, как они туда "попали", или, когда они становятся большими, как они оттуда выходят.
* Отсутствие информации об отцовской функции зачатия и о (невидимом) отверстии женского тела отвечает незнанию того, что пенис мужчины (мальчика) соответствует (внутреннему) половому органу женщины (девочки) и что соотношение мужчина — женщина заключается не только в имении или неимении (пениса). Такой общий для трех-четырехлетних детей дефицит знаний при некоторых обстоятельствах ведет к гротескным теориям, что дети вырастают в материнском животе от определенной еды или от обильной пищи, что их потом вырезают, наконец, что они рождаются через (единственно известный) задний проход и т.п. "Магический" способ мышления детей (ср. Fraiberg, 1959; Zulliger, 1952), т.е. происходящее из незнания природы представление, что все существующее "сделано", предполагает, что девочкам пенис не достался или вообще был отнят, за что возлагается ответственность на родителей и прежде всего на ответственную за создание детей мать. И тем более что автоматически дети ни в коем случае не переносят разницу между девочкой и мальчиком на отца и мать и многие маленькие дети фантазируют мать с пенисом.
Эти инфантильные "сексуальные теории" должны получить свое щадящее, соответственное детскому пониманию, но реалистическое объяснение. Касается это прежде всего оплодотворения, процесса рождения, эквивалентного мужскому видимому женского невидимого полового органа и, таким образом, "равенства" девочки (напр.: "У девочки вместо пениса гнездышко, где позднее, когда она будет взрослой, будут расти детки..." или что-то в этом роде).
Если такое объяснение не состоится, то из детских теорий может вырасти ряд проблем: нарушения питания (помеха или возникновение беременности), задержка стула (помеха "аборта")*, но прежде всего так называемый комплекс кастрации, заключающийся в том, что девочки завидуют мальчикам, что у тех "больше", и хотя мальчики очень гордятся своим членом, но ужасно боятся его потерять. Комплекс кастрации у девочек может привести к чувству неполноценности, к сознательным или подсознательным упрекам в адрес (ответственной) матери. Мальчики, напротив, настолько горды тем, что они имеют, что не упускают момента показать девочкам свое.
Конечно, здесь надо заметить, что не все нарушения в процессе питания или пищеварения происходят от фантазий по поводу появления детей!
превосходство, но одновременно одержимы страхом в результате каких бы то ни было обстоятельств потерять свою столь высоко ценимую мужественность. Фантазии, вращающиеся вокруг различия полов, получают дополнительное значение таким образом, что дети в это время открывают гениталии как первичные плотские зоны наслаждения.
Заключение процесса индивидуализации (ср. экскурс с. 119 и далее), триангулирование объектоотношений (ср. гл. 5) и развитие генитального примата в инфантильном сексуальном развитии (со всеми имеющими место интересами и фантазиями) создают условия для последующего этапа развития, который психоанализ характеризует как эдипову фазу (с. 168 и далее).
5.4. Агрессивное триангулирование
Пока отец остается досягаемым для ребенка, дети, даже с заметными нарушениями в развитии объектоотношений, способны при определенных обстоятельствах удерживать относительное душевное равновесие без необходимости прибегать к развитию невротических симптомов. Мы относим это на счет относительной зрелости объектоотношения к отцу, которая позволяет ребенку автономно регулировать его дистанцию по отношению к матери, так, чтобы можно было освободить высоконфликтное объектоотношение к матери от захватывающих агрессий и страхов.
В сохранении этого равновесия принимает участие еще один процесс, который мы назвали агрессивным триангулированием. Как и "неполное триангулирование" оно основывается на условии, что между отцом и матерью не существует манифестных любовных отношений. В этом случае от ребенка не только ускользает (позитивная) модель несимбиозного отношения (к матери), но, более того, освобождение от связи с матерью, которое репрезентуется через независимого отца, представляется в высокой степени угрожающим, поскольку в переживаниях маленьких детей отсутствие любви соединяется с агрессивностью. Мы можем себе представить, какой страх должно внушить ребенку открытие, что родители не только не любят друг друга, но и манифестно борются друг с другом. Последнее характерно, как показали обследования, также и для старших детей. Однако в определенных условиях, которые еще окончательно не выяснены, дети все же в состоянии использовать агрессивные отношения родителей для борьбы со страхами. Герберту было ровно пять лет, когда мы с ним познакомились. Его родители готовились к разводу и рассказывали, что ребенок проявляет очень хорошие, проникновенные, полные любви отношения как к матери, так и к отцу. Ссоры и крикливые дуэли между родителями, в которых отец порой прибегал к рукоприкладству, очевидно, не производили на Герберта большого впечатления. Чаще всего он оставался в той же комнате и спокойно играл дальше. Это равнодушие казалось нам фасадом, трудно было себе представить, чтобы подобные сцены не вызывали у ребенка большого страха. Родители тоже считали, что у такого предположения должны быть все основания, но из наших бесед с ними о Герберте мы не смогли сделать заключения о присутствии манифестных страхов или каких-нибудь типичных симптомов, которыми реагируют дети этого возраста на подобные страхи. Он не мочился в постель, не выказывал характерных (фобических) страхов, был живым ребенком, в детском саду не вызывал жалоб ни на неприспособленность, ни на агрессивное поведение и был нормально развитым, не слишком болезненным ребенком. Только проективные обследования путем тестов дали объяснение удивительному психическому равновесию Герберта. Хотя и оказалось верным, что его равнодушие по отношению к агрессивному поведению родителей было только фасадом, но за ним скрывался не страх, а большое удовольствие и удовлетворение. Герберт использовал агрессивность родителей по отношению друг к другу для того, чтобы освободить себя от агрессивности по отношению к ним. Прежде всего объектоотношение к матери, которое носило слишком сильный для возраста Герберта симбиозный характер, оказалось особенно обремененным конфликтами. Как только родители начинали ссорится, Герберт идентифицировал себя с агрессивным отцом, брал сторону отца в его агрессивности против матери и ему удавалось таким образом свое отношение к матери освобождать от агрессивности. Так избавлялся он от страхов, которые непременно сопровождают ссоры ребенка с матерью. Можно сказать, что Герберт "давал ненавидеть".