Идентификация с агрессивной, направленной против матери, частью отца ведет к отщеплению "злой" части материнского объекта и осложняет для ребенка интеграцию хорошей и "злой" частей материнского объекта в одну целую, амбивалентную репрезентацию объекта. Ребенок воспринимает только хорошую мать, в то время как разочарования, связанные с нею, отмщаются отцом, который заодно "берет на себя" агрессивность ребенка и связанные с нею страхи. Конечно, происходит это ценой вытеснения собственных агрессий, которые нашли свой выход в отцовских агрессиях против матери.
Естественно, что многие матери воспринимают весьма болезненно тот факт, что их дети, до того полные любви к ним, после развода развивают массивную агрессивность, очень похожую на агрессивность, которую они вынуждены были терпеть от мужа. Эти дети, казалось бы, занимают при матери (агрессивное) место отца, чем они себя с ним идентифицируют, чтобы таким образом частично снять боль разлуки и в какой-то степени отомстить матери за потерю. Это вступает в силу в некоторых случаях. Но мы думаем, что во многих из этих случаев идентификация с (агрессивной) частью отца произошла уже до развода в результате агрессивного триангулирования, и внезапные чувства гнева и ненависти у детей скорее всего — следствие тех обстоятельств, что делегирующие через отца переживания агрессивности представляют собой для этих детей образец обхождения с собственной яростью, ненавистью и страхами. С выпадением отца или его функции, представителя агрессивности, страхи, направленные на мать, должны все-таки найти свое манифестное выражение. Особенно, если речь идет о младших детях (до шести лет), внезапное возникновение массивной агрессивной симптоматики после развода родителей, асинхронность развития объектоотношений и агрессивное триангулирование можно объяснить тем, что идентификация с отцом вступила в силу только в результате развода и создалась как стратегия его преодоления. Мы легко можем понять, почему эти реакции на развод в одинаковой мере можно наблюдать как у мальчиков, так и у девочек, и даже у тех детей, которые сами страдали из-за агрессивности отца. Различия не наблюдается по той причине, что в результате агрессивного триангулирования становится ясным, какое огромное влияние имеет (напряженное) время перед разводом на психическое структурирование ребенка и на симптоматику развода. Достигнутое путем агрессивного триангулирования равновесие в рамках асинхронного развития объектоотношений к матери и к отцу является достаточно лабильным и может быть сорвано даже без наличия серьезных изменений в семейных отношениях, каким является развод. Если дело дойдет до обострения родительских конфликтов, которое ребенок уже вынужден будет воспринимать всерьез, до ненависти, грубого насилия со стороны отца по отношению к матери, может случится, что агрессии, делегирующие через отца, покажутся ребенку такими же угрожающими для доброй матери, как и его собственные (подсознательные) архаические чувства ненависти, сопровождающие чувство любви к матери. Более того, ребенок начнет оттягивать делегирующие через отца агрессии в свое распоряжение, в результате чего ему начнут казаться реальностью частично сознательные и частично подсознательные фантазии (надежды и опасения) всех детей по поводу своих магических сил желаний. Может также случиться, что ребенок начнет опасаться, что мать отомстит ему за его идентификацию с агрессивным отцом. Одной из возможностей преодоления этого нового душевного конфликта является усиление вытеснения агрессивности, направленной против матери, предохранение стоящего под угрозой (и угрожающего) материнского объекта путем идентификации и (или) перекладывания части агрессивности или "злой" части объекта с матери на отца.
Если такие родители расходятся, то эта оборона под давлением послеразводного кризиса может быть сорвана. Эти дети представляют собой кажущуюся парадоксом картину развития агрессии не только против матери, но одновременно и против отца, при определенных обстоятельствах отказываясь от посещений60.
Другой вид агрессивного триангулирования выявляет себя, когда ребенок на втором и третьем году жизни в целях освобождения от связи с матерью берет себе примером отношения матери и отца, несмотря на то что эти отношения имеют очевидно агрессивный характер. В то время как при нормальном триангулировании, в котором отношения матери и отца выступают как пример возможности автономных любовных отношений к матери и таким образом защищают стремление ребенка к автономии, в этом случае именно агрессивность отца становится примером освобождения
60 Отказ от отца может иметь также и другие причины (ср. гл. 9.2. 10.1, 10.2). 160
от связи с матерью. Идентификация с отцом дает этим детям силу направлять свою агрессивность на мать. Это отражает предпочтение стратегии отграничения себя от матери в конфликтах "фазы нового приближения". Таким образом, агрессивность, направленная против матери, служит защитой от страхов нового воссоединения с нею и, кроме того, параллельно ощущение автономии в высокой степени делает возможным нарцисстическое удовлетворение, если агрессивность в психическом репертуаре таких детей занимает значительное место. Конечно, ценой этому является то, что разделение репрезентации себя и объекта, доброго и "злого" лица объекта должно каждый раз создаваться заново путем агрессивных поступков, и возникающее таким образом агрессивирование объектоотношения к матери задерживает или вообще срывает завершение процесса индивидуализации и вместе с тем сепарации и интеграции предамбивалентных (расслоенных) репрезентаций себя и объекта.
Как те дети, чья индивидуализация осталась незавершенной по причине отсутствия третьего объекта, так и эти дети тоже демонстрируют очень агрессивное отношение к матери. Но оно не носит панического характера, как у первых, не направлено оборонительно по отношению к (в настоящий момент) пережитой экзистенциальной угрозе со стороны "злого" объекта, а наоборот, производит наступательное, "зрелое" впечатление, напоминает карикатуру мужского доминантного поведения и часто скрывает заметное удовлетворение, получаемое от умаления матери и власти над нею. Поскольку в этом виде агрессивности речь идет о симптоме в другом смысле, что называется, о подсознательной защите от страха при одновременном удовлетворении — здесь нарциссических — потребностей, у этих детей появляется необходимость образования также и других симптомов. К тому же агрессивное поведение, имеющее тенденцию к обобщению, выступает и в других ситуациях, в которых дело касается автономии и власти, и не только против авторитетных персон (объектов перенесения), а также против равнозначных конкурентов. (Но не каждое агрессивное соизмерение себя с другими обязательно должно истекать из агрессивного триангулирования.)
Поскольку агрессивность этих детей по отношению к матери служит защитой от страха, многие из них показывают себя, подобно детям, растущим без отцов, довольно стойкими в критическом послеразводном кризисе. Разлука с отцом и (нормальное) беспокойство, испытываемое детьми, родители которых развелись, ведут, возможно, к усилению идентификации себя с отцом и таким образом к агрессивному поведению. Если давление извне (ср. гл. 2.3, 2.4) не будет слишком большим, то у этих детей не произойдет срыва обороны. Но за это смягчение "травмы развода" им приходится платить довольно высоко: сохранением и между тем укреплением невротической формации обороны в виде незрелой степени развития объектоотношения. Теоретические размышления и результаты обследований заставляют предположить, что при этом виде агрессивного триангулирования речь идет не только о "первичном" виде или видоизменении раннего триангулирования, но чаще оно представляет собой вторичное образование, которое при определенных обстоятельствах в состоянии растворить описанные формы нарушенного раннего триангулирования. Оно может представлять собой возможное невротическое решение, принимаемое ребенком для того, чтобы преодолеть конфликты объектоотношения, которые следуют за неполноценным триангулированием; и оно может заменить — весьма лабильную — форму агрессивного триангулирования, делегацию агрессивности отца.
5.5. Компенсационное триангулирование
Чем больше мы занимаемся предысторией детей, переживших развод родителей, тем больше убеждаемся в том, что "воздействие" развода в виде супружеских конфликтов родителей в большой степени зависит от событий, пережитых за много лет до развода; для маленьких детей это означает, что их раннее развитие уже происходило в тени будущего развода. Поэтому попробуем ответить на вопрос, как влияет особенная констелляция треугольника отношений "мать — отец" — ребенок на психическое развитие ребенка в самом раннем возрасте и как это особенное развитие влияет на душевные процессы, если этот треугольник отношений, опиравшийся до сих пор на отношения "мать—отец", разрушается. Исходя из этого, можно сказать, что существуют констелляции раннего триангулирования, которые не зависят непосредственно от качества родительских отношений, но тем не менее играют огромную роль. Мы имели возможность ознакомиться с этим образцом триангулирования на ряде примеров.