Смекни!
smekni.com

Москва • "Наука" • 1995 (стр. 54 из 67)

Но кто из обоих должен стать высоким избранником? Для большинства детей, в основном для тех, кто после развода остается с матерью, в высшей точке кризиса ко времени ставших невыносимыми страхов решение вполне объяснимо — это мама. И именно по двум совершенно равноценным Причинам. Во-первых, потому что чаще всего у маленьких детей мать репрезентует собой хотя и не всегда желаннейший, но зато необходимейший объект и, во-вторых, это было бы невыносимо жить вместе с откло­ненным объектом, который едва ли воспринимался бы как любимый121. Таким образом, отец приносится в жертву

121 Ср. в противоположность к этому Ютту (с. 269), которая под давлением мучительного чувства вины повела себя по-другому и приняла решение в пользу отсутствующего отца.

294

восстановления психического равновесия. И наступает день, когда ребенок дает понять, что он не хочет больше видеть отца...

Функция этого образца обороны настолько ясна, что следует задать себе вопрос, почему не все дети реагируют так, почему отклонение отца не является обычной составной частью разрешения посттравматических конфликтов? На этот вопрос отвечает взгляд на детали изложенного выше повествования. Решения (конечно, большей частью подсо­знательные), приводящие к отклонению отца, зависят, соб­ственно, от условий, восприятия и специфических оценок ребенка, которые не являются независимыми от поведения окружающих. Исходя из моего опыта, вероятность такого отклонения тем больше:

* чем важнее и интенсивнее были у ребенка отношения с матерью по сравнению с отношениями с отцом уже перед разводом122;

* чем глубже погружается ребенок в послеразводный кризис;

* чем дольше ребенок не видит отца в это трудное время или чем реже он с ним встречается;

* чем больше разочарования оставляют после себя посещения отца;

* чем яснее родители отрицают общую вину и, таким образом, делают другого (злым) носителем вины;

* чем яснее показывают они ребенку свою ненависть

друг к другу и каждый подчеркивает непростительность

поведения другого.

Если же в противном случае отец приобрел бы для ребенка повышенное психическое значение, то тот стал бы бороться за сохранение этих отношений; если возникающие после

122Важность объектоотношения умышленно поставлена на первое место. Она не обязательно соответствует интенсивности внешних отношений: ср. неко­торые различные триангулярные функции отцовского объектоотношения.

295

развода страхи удерживаются в рамках и могут смягчиться, то в массивных стратегиях обороны просто нет необхо­димости; если ребенок видит отца регулярно и тот при­нимает участие в его жизни, то смягчаются его гнев и разочарование; чем более удовлетворяюще оформляются контакты, тем, с одной стороны, привлекательнее остается отец и, с другой, — тем больше повышается вероятность разрядки накала конфликтов объектоотношения с матерью;

наконец, общая ответственность родителей за причиненную ему боль лишает ребенка модели разрешения своего конф­ликта при помощи "козла отпущения" и предлагает на ее место альтернативу прощения и нового доверия. Ни одно из этих обстоятельств само по себе не в состоянии детерми­нировать решение ребенка "за" и "против" продолжения отношений с отцом. Однако, взаимно дополняя друг друга, они становятся возможным фактором влияния.

Отклонение' отца является вариантом посттравмати­ческого разрешения конфликтов, который встречается го­раздо чаще, чем это можно предположить, взирая со сто­роны. Оно не обязательно выражается в открытом неже­лании посещать отца. Антону двенадцать лет. Его родители развелись пять лет назад. С тех пор он навещает отца регулярно каждые вторые выходные. Итак, с виду кажется все хорошо. Но именно только с виду. В ходе тестового обследования можно было установить, что он так никогда и не простил своему отцу, что отец для него "умер". Вначале Антон признавал посещения, потому что мать просила его об этом, опасаясь ссор с бывшим супругом, финансовых осложнений и т.п. Постепенно выстроил он себе там свой "собственный мир". У него были друзья, поблизости нахо­дились озеро для купания, лужайки и лес, хорошие условия для езды на велосипеде, в его распоряжение был предостав­лен компьютер для игр, видеотека и т.д. С отцом у него едва ли был тесный контакт. Антон научился использовать его

296

дом и благосостояние, тот стал для него чем-то вроде ве­ликодушного дяди или хозяина. Как отца же он его после первых месяцев, которые следовали за разводом, более не воспринимал. Мать протестовала против контактов между отцом и мальчиком прежде всего потому, что опасалась, что ее бывшему мужу материальным великодушием удастся купить любовь ребенка и отнять его у нее. Когда она пришла к соглашению со своим бывшим супругом, то показала ре­бенку модель отношений: экономически использовать отца. В сильной идентификации с матерью сделал он эту модель своей. Он воспринимал отца без благодарности, рассмат­ривая все, что тот делал как "долг и обязанность", и едва ли засчитывал ему что-либо в заслугу. Отец в силу разоча­рований и неуверенности, которые он переживал в отно­шениях с сыном, позволил соблазнить себя возможностью замены своей персоны материальным благосостоянием, вместо того чтобы добиваться активных эмоциональных отношений с ребенком, т.е. нового примирения.

Характер, который Антон придавал своему объектоотно-шению к отцу после развода, создавался не без участия его родителей. Однако в первую очередь на этом примере осо­бенно чеканного "симптома" я хочу еще раз показать, что в послеразводных отношениях и сами дети принимают со­вершенно персональное и активное участие. И именно с двух позиций, как мы наблюдали и у родителей (гл. 1, 2, 9):

во-первых, они ни в коем случае не являются только реа­гирующими, а своим поведением влияют на поведение роди­телей. Часто случается, что дети на стадии острой амбива­лентности по отношению к отцу настолько неохотно позво­ляют им себя забирать и по причине отсутствия радости в течение совместного времяпрепровождения настолько ра­зочаровывают отца и вселяют в него неуверенность, что тот все меньше стремится интенсифицировать с ними контакт. Если ребенок совсем или частично (как Антон) в ходе пост-

297

травматической обороны отклоняет отца, то это заставляет того ресигнировать. Отец отступает или удовлетворяется неодушевленной ролью. Во-вторых, я попытался показать, что с детьми не просто "случается" такое поведение или вид поведения, который упирается в интеракциональное раз­витие или акцентирует его, а у них имеется важная под­сознательная оценка, чем они помогают себе успокоить свои мучительные психические конфликты, которые опять же обусловлены влиянием окружающих. В конце преды­дущей главы (с. 283) я писал, что семейные констелляции после развода часто обязаны "подсознательным коалициям" родителей. В том же смысле мне хочется дополнить взгляд на подсознательные душевные процессы ребенка: к этим после-разводным констелляциям относятся (как минимум) три...

10.3. Мама здесь, папа там... Особенности сепаратных объектоотношений

Психические конфликты детей и родителей, как и конф­ликты, возникающие между родителями, чеканят жизнь разведенных семей на протяжении многих лет. Но это не просто гипотека развода, которая создает особенности жизни после расторжения брака. Независимо от этого наследства жизнь в разводе изменяет условия жизни ре­бенка в весьма серьезном отношении: ребенку приходится отдельно переживать свое отношение к отцу и свое отношение к матери. И это в трех аспектах: во-первых, оба отношения разделены местом, во-вторых, ребенок проводит основное время с одним и только определенное время с другим родителем, и, в-третьих, разделение предполагает исключение, что называется, ребенок находится или с одним родителем, или с другим. После развода отношения в одно и то же время и в одном и том же месте с двумя родителями — это тот опыт, в котором ребенку теперь отказано, даже если

298

родители не борются между собой и частично делят друг с другом ответственность за воспитание.

Для того, чтобы понять психологическое значение выпадения (внешней) триангулярной системы отношений, мы хотим соответственно обследовать определенное число психологически важных функций развития триангулярной системы отношений, существующей в нормальных семьях, и посмотреть, не могут ли эти функции быть восприняты разведенными семьями или в какой степени это разделение объектоотношений может быть оценено как дефицитное (в отношении психологического развития). Поскольку здесь речь идет не о воздействии персональных конфликтов и конфликтов отношений, как в предыдущих отрывках, а о структурных отметинах разведенных семей, то я в данном сравнении прибегаю к примеру, с одной стороны, в среднем хорошей семьи с двумя родителями и, с другой стороны, непривычно хорошо функционирующей разведенной семьи:

мы хотим предположить, что отец, мать и дети хорошо сообразовались с обстановкой; отец каждые вторые выход­ные берет детей, которые охотно проводят с ним время, (все еще или опять) любят его и знают, что имеют на это право (при поддержке матери); в промежутках время от времени коротко с ним контактируют, поскольку отец досягаем посредством телефона123; и что социальная и экономическая ситуация родителей вполне удовлетворительна. Необходимо также дальнейшее условие для того, чтобы не исказить сравнение: у обоих родителей нет еще постоянного партнера.

123 Доказано, что возможность в любое время застать отца телефонным звонком для ребенка намного выгоднее, чем регулярные звонки отца. Таким образом ребенок может иметь контакт с отцом тогда, когда он в нем нуждается. В ином случае может легко случится, что ребенок (болезненно) осознает разлуку с отцом именно в тот момент, когда он занят другими делами и именно сейчас не очень страдает из-за таковой.