331
Областью жизни, которая, судя по всему, более всего страдает от боли и бед детей развода, является область партнерских отношений. Это начинается после освобождения от родительского дома во время пубертатного и адо-лесцентного периодов, которое для молодых людей с разведенными родителями происходит особенно конфликтно (ср. с. 233 и далее или Wallerstein/Blakeslee, 1989). Как мы видели, связь между одиноким родителем и ребенком оформляется особенно тесно и исключительно походит на настоящее партнерство. Родителю в этой ситуации труднее отпустить ребенка, а ребенку — "оставить мать (отца) совсем одну (одного)". К этому добавляется еще и повышенный страх перед "этим внешним миром", о котором мы говорили выше136 Такие молодые люди склонны еще долгое время оставаться тем не менее в весьма амбивалентной зависимости от дома. Если все же освобождение не удается, тогда приходится вырываться. Одной из форм "вырывания", которая не позволяет чрезмерно развиться чувству вины, является основание своей собственной семьи. Особенно девушки, которые в общем лучше приспосабливаются и им труднее убежать, воспользовавшись провокациями конфликтов (как это делал Марио), часто позволяют "соблазнить" себя "первой подходящей возможностью". И само собою разумется, что партнер оказывается не тот, который был нужен.
136 Результаты опыта Валлерштейн говорят о большом значении, которое имеет другой родитель в ходе процесса освобождения. Также нередко наблюдается возрастающая потребность со стороны молодых людей, чьи родители живут в разводе, интенсивировать или возобновить контакт с отсутствующим родителем. Это, кажется мне, может стать важным сведением для таких отцов (матерей), которые давно утратили контакт со своими детьми: даже если они уже отказались от надежды, вопреки разводу, остаться отцом или матерью своим детям, потому что контакт был отклонен самими детьми (ср. гл. 10.2), то эта надежда в пубертатно-адолесцентный период может осуществиться. Таким отцам и матерям было бы рекомендовано "держаться наготове" и сигнализировать своим "потерянным" детям, что они готовы, что бы ни случилось, возобновить отношения (что во всяком случае требует преодоления собственной обиды из-за незаинтересованности и отказа детей).
332
При этом бывшие дети развода в большинстве совсем очень стремятся к счастливому партнерству и испытывают огромное желание не повторить ошибок родителей и даже исправить ошибки тех на своих детях. Но по дороге к исполнению этих желаний стоят новые помехи. Есть люди, которым неизвестна модель функционирующего, преодолевающего кризисы партнерства, и которые, будучи маленькими девочками, не сумели удержать объект своей эди-повой страсти, или в лице мальчиков чувствовали себя непонятыми отцом, неценимыми и частично не имеющими будущего. Аннамария Д., привлекательная тридцатилетняя деловая женщина, которая прибегла к лечению по поводу депрессивных настроений и психосоматических жалоб, имела сексуально вполне удовлетворительные отношения с мужчинами начиная с восемнадцати лет, но тем не менее жаловалась, что ей попадаются только женатые мужчины, так что она жила постоянно одна и уже сделала два аборта. Наконец, в ходе терапии выяснилось, что она только тогда может позволить себе испытывать эротические чувства, если уже с самого начала ясно, что длительные отношения невозможны. Хотя она и тосковала по "настоящей семье с детьми", но у нее не было уверенности, что это выполнимо. Мы столкнулись с ее непоколебимой уверенностью, что однажды она все равно окажется покинутой, поэтому она и не пыталась создать семью. Совершенно так же у Эрика Б. несмотря на то что он уже трижды долго, от одного до трех лет, жил с женщинами, разрыв происходил каждый раз по его инициативе. Каждый раз, когда дело доходило до первых больших разногласий, которые он переживал как "конец", из страха (опять, как тогда ребенком) оказаться покинутым, он сам предпочитал закончить отношения.
Такое быстрое ресигнирование зависит чаще всего от особенно ярко выраженных проблем, характерных для бывших детей разводов в умении обихода с агрессиями (см.
333
выше). Для многих людей прекращение отношений кажется единственной возможной стратегией социального разрешения конфликтов: идет ли речь о любовных, дружеских или рабочих отношениях.
Альфред Н., хотя ему и всего 22 года, уже поменял три хороших места работы. На каждой фирме, благодаря своей интеллигентности и старательности, он очень быстро завоевывал расположение начальства. Но для него было совершенно невыносимо, если какое-то его предложение не принималось, или его достижения не встречались восторгом, или вообще возникал повод для недовольства им. Тогда он переживал потерю приоритета любимого и уважаемого "сына". Его восхищение шефом и его личное старание превращались в разочарованную ненависть, и он швырял тому "в лицо" свою должность (и свои шансы)137.
Любовные партнеры постоянно являются также объектами перенесения объектоотношений, ожиданий и желаний, относившихся когда-то к любовным объектам детства. Но ни подсознательное ожидание (опасение) женщины, что муж однажды предаст и бросит ее, как когда-то отец, ни образ могущественной женщины, созданный выросшим мужчиной в качестве модели свой матери, не обещают хороших шансов партнерским отношениям. Так же мало, как перенесение образов беспомощных и слабых матери или отца, и это перенесение обременяет совместную жизнь, но упомянутые персоны подсознательно выбирают такого партнера, который соответствует данным "прогнозам". Подобные перенесения часто ведут к своего рода новой инсценировке конфликтных ситуаций детства. В каждом отдельном случае при подобных повторениях следует
'"Бессомненно, проблемы Аннамарии Д„ Эрика Б. и Альфреда Н. нельзя редуцировать только до неуверенности и проблем обихода с агрессивностью. Как все симптомы,, описанное поведение детерминировано (см. также далее следующие сведения о триангулярных отношениях).
334
проанализировать, какие страхи могут быть преодолены или какие подсознательные потребности могут быть удовлетворены. Сорокалетняя Мария С. с мужчинами, которых она любила, чувствовала себя использованной и униженной. Уже к началу терапевтической работы с ней она думала, что, может быть, это нечто большее, чем просто неудача в выборе партнера: "Может быть, это зависит от меня, что я каждый раз выбираю не того, кто мне нужен". Вскоре она выявила связь между своими отношениями с мужчинами и своими родителями. Когда Марии было пять лет, ее мать разошлась с отцом, который по любому поводу впадал в ярость и бил дочь, кидался на мать, когда та пыталась защитить ребенка. Вначале казалось, что пациентка подсознательно выбирала из всех мужчин, находящихся в ее окружении, именно того, который по характеру был похож на отца. Но потом мы пришли к выводу, что чувство унижения в ситуациях, вызывающих недоразумения, она испытывала и по относительно безобидным поводам. Да, она чувствовала себя "как отлупленный ребенок" даже в тех случаях, когда соответствующие действия "ужасных" мужчин вовсе и не относились непосредственно к ней или, казалось, были направлены на лучшее. Наконец, нам стало ясно, что перенесения руководили ею не только при выборе партнера и преследовали цель — заставить ее вновь пережить свои детские отношения с отцом. "Оказаться отлупленной" стало столь неотъемлемой частью ее любовной жизни, что даже если мужчина не был достаточно активен в этом плане, она должна была инсценировать или галлюцинировать свое унижение. Со временем, когда за сознательной ненавистью постепенно стали раскрываться ее вытесненные любовные чувства к отцу, мы наконец-то поняли, что в этом повторении речь шла не только о "негативном" перенесении — т.е. не о перенесении (обоюдных) агрессивных образцов отношений, — а также о
335
вытекающей из этого попытке сохранить в настоящем когда-то любимого отца, сделать его как бы несостоявшейся (несмотря на унижения) полную боли разлуку.
Пример Марии С. говорит о том, что в таких новых инсценировках детства наряду с процессами перенесения большую роль играет также идентификация — в данном случае с беспомощной, избиваемой матерью. Другой результат идентификации особенно там, где присутствует чрезмерно массивное чувство вины, может заключаться в том, что такие мужчины и женщины не в состоянии быть счастливее "бедной, покинутой матери" или "бедного, покинутого отца". Может состоится идентификация со "злым и неверным" родителем так, что эти дети подсознательно будут вести себя подобно им и, следовательно, уничтожат свое сознательное желание сохранить хорошие отношения. В обоих случаях объект идентификации будет "продолжать жить" в собственной персоне и таким образом чувство вины смягчится из-за самонаказания, а также будет удовлетворена (тоже перенесенная) агрессивность по отношению к партнеру, который становится жертвой этого подсознательного разрушения отношений.